Обсуждая поправки, которые запретят однополым семьям усыновлять русских детей, наши законодатели, как ни странно, не выглядят отщепенцами на обочине мировой политики. Закон о «браках для всех» расколол французское общество, как никакой другой. Журналист «Новой газеты» побывал на митингах против закона об однополых браках в Париже, где убедился, что проблема вовсе не в геях
Редкий случай. Обсуждая поправки, которые запретят однополым семьям усыновлять русских детей, наши законодатели, как ни странно, не выглядят отщепенцами на обочине мировой политики. Закон о «браках для всех» расколол французское общество, как никакой другой, на полгода заполнил обложки французских газет, вызвал многотысячные митинги, столкновения с полицией, и даже самоубийство писателя Доминика Веннера. Журналист «Новой газеты» побывал на митингах против закона об однополых браках в Париже, где убедился, что проблема вовсе не в геях.
— Ты слышишь, они поют? Прислушайся!
Субботним апрельским вечером на эспланаде (площади) Инвалидов тихо и почти темно. Дорожки безлюдны, и только в центре, на газоне, вплотную друг к другу сидят люди: плечом к плечу, в темноте; десятки метров людей.
— Слышишь? Это «Марсельеза». — Фредерик Делэтр, один из добровольцев движения La Manif Pour Tous («Манифестация для всех», калька с названия «Брак для всех»), протягивает мне напечатанный на компьютере листок со словами песни. — Теперь «Марсельеза» — официальный гимн, но мы-то помним, что это песня Великой революции.
Я подхожу ближе. Люди поют чуть слышно, стройным хором. Вдоль газона расставлены свечи, разложены флаги. Людей так много, что дальние ряды теряются в темноте. Если приглядеться, вдали, по периметру площади, видны черные шлемы и прозрачные пластиковые щиты полицейских — они стоят оцеплением на всех боковых улицах, перекрыв автомобильное движение, но пуская пешеходов. Лица у полицейских расслабленные и спокойные — так же, как у сидящих.
Всю прошлую неделю противники закона об однополых браках митинговали почти каждый вечер и потом, после конца отведенного на митинги время, садились на газоне, молча, без речей, лозунгов и плакатов демонстрируя свой протест.
— Мы будем сидеть здесь до часа ночи, — говорит Фредерик. — А завтра вечером придем опять. Послушай, как красиво!
И Фредерик сам начинает петь — негромко, чисто и очень страстно.
Ницше и депутаты
В том, как разворачивались события вокруг закона о гей-браках, вообще очень много страсти, пыла и пафоса, абсолютно непонятных со стороны.
В том, что закон будет принят, не сомневался никто. Избранный год назад президент-социалист Франсуа Олланд включил mariage pour tous («брак для всех») в число главных предвыборных обещаний. 7 ноября 2012 года французское правительство одобрило этот законопроект, в апреле за него проголосовали обе палаты парламента, а 18 мая его подписал президент страны. Между этими событиями поместились почти 5 тысяч поправок, 136 часов дебатов и жаркие баталии в парламенте, едва не доходившие до драк.
23 апреля, когда закон приняла нижняя палата парламента (331 голос — «за», 225 ― «против»), поддерживавшие Олланда правящая Социалистическая партия, коммунисты и «зеленые» разразились аплодисментами, социалисты назвали это историческим событием, сравнимым с отменой смертной казни, а президент — «необратимым историческим моментом».
— Французы будут вами гордиться, — взволнованно объявила депутатам министр юстиции Кристин Тобира. — Вы ведь знаете: «Если правда убивает мгновенно, то ложь медленно».
Наверное, это был первый случай в истории, когда социалисты цитировали с трибуны Национального собрания Ницше.
«Историческое событие» раскололо французское общество, как ничто другое, будь то ввод войск в Мали или гигантский рост безработицы. По данным опросов, за однополые браки выступили 63% французов (58% посчитали, что однополые пары могут усыновлять детей), против — 37%. И эти 37% не собирались сдаваться. Митинги против закона шли все 7 месяцев, которые он рассматривался в правительстве, иногда — каждый день. В Люксембургском саду, на Марсовом поле, по эспланаде Инвалидов, от Большой арки Дефанс до Триумфальной арки… С разрешением и без, тысячами или сотнями тысяч человек, вечером после рабочего дня и с утра в выходные…
Ход законопроекта сопровождался невероятными для буржуазной Франции скандалами. Спикер парламента Клод Бартолон получил от противников однополых браков посылку с порохом и письмо с угрозами. По сообщениям правозащитников, случаи оскорблений и нападений на геев участились — точнее, появились едва ли не впервые.
24 марта на митинг против однополых браков вышли, по подсчетам организаторов, около 1,5 миллиона человек. Однако на полицейских аэрофотоснимках было видно не больше 300 тысяч. Журналисты отправили снимки в зарубежные лаборатории, три из которых подтвердили, что фотографии подверглись грубой обработке — то есть сфальсифицированы. В этот же день полиция использовала для разгона демонстрантов слезоточивый газ, так что даже Совет Европы выразил обеспокоенность ее жестокостью.
18 ноября консервативное религиозное движение Civitas (своего рода католические скинхеды) провело собственную демонстрацию, которую посетили активистки движения Femen. Наряженные монашками, с нарисованными на груди лозунгами вроде In gay we trust («Веруем в геев»), они были повалены на землю и избиты. Пережившие акции в России и Украине, провоцировавшие Путина, Лукашенко и прихожан храма Христа Спасителя, после общения с верующими в центре Евросоюза девушки из Femen получили перелом носа и потеряли зуб.
«Одна мама — один папа»
На самом деле однополые браки во Франции возможны давно. Еще в 1998 году, когда в России не все слышали слово «гей», во Франции разрешили pacte civil de solidarité — гражданский договор солидарности. Он заменял брак, давал минимальный набор прав и обязанностей и расторгался автоматически, по просьбе одного из партнеров. Такой договор регулярно заключали и гомо-, и гетеросексуальные пары (к слову, в два раза чаще, чем обычный брак; в таком состоял и президент Олланд). Главное, чем договор отличался от брака, — возможностью усыновлять детей. У однополых пар ее не было. Это и стало поводом принять новый закон и причиной массовых протестов парижан.
Все лозунги митингов и речи с трибун вертелись вокруг детей. «1 мама — 1 папа», «Все рождены от мужчины и женщины», «Как?! Мою маму зовут Роберт?!»… — было написано на плакатах. На улице и в парламенте депутаты призывали запретить геям усыновление, искусственное оплодотворение и суррогатное материнство и предсказывали расцвет бизнеса по торговле детьми.
— Мы не против геев, мы сами против гомофобии. Франция — родина прав человека, наш народ гордится, что дал людям равенство! — Лоранс Ченг, миниатюрная брюнетка с голосом школьной учительницы, вскрикивала, размахивая руками от напряжения. — Но мы не хотим, чтобы геи усыновляли детей. Брак — это не про любовь. На латыни слово «брак» — это «защита матери». Мы хотим защитить материнство и брак!
Об интервью с Лоранс, одним из лидеров La Manif Pour Tous, мы договаривалась заранее, но на месте встречи — площади, откуда должно было начинаться очередное протестное шествие, — вокруг нее оказалась толпа журналистов. В этот день верхняя палата парламента проголосовала за однополые браки, на улицу вышли 250 тысяч людей, а в адрес одной из лидеров движения, телеведущей и юмористки Фриджит Баржо поступили угрозы.
— Мы вынуждены были нанять охрану — как раз из вашей России и Молдавии! — возмущалась Лоранс.
— Вам тоже поступали угрозы?
— Нет.
— Вы попадали в ситуации, когда вас оскорбляли или преследовали из-за вашего отношения к гей-бракам?
— Меня?! — Лоранс явно не понимала вопроса. — Разумеется, нет! Но друзья-геи перестали со мной общаться. Представляете, они не понимают суть нашей борьбы…
Карнавал
Охранники из России и Молдавии обнаружились тут же. Дюжина квадратных мужиков с бритыми черепами шла во главе процессии, спинами отодвигая от лидеров протеста журналистов и зевак. Лица у охранников были озабоченные, злые и невыносимо русские. Сразу за ними двигалась колонна митингующих. Люди организованно занимали проезжую часть, оставляя тротуары прохожим. Выходы в переулки перегораживали отряды полиции, но процессии они не мешали.
Стоило свернуть с проспекта, как вокруг начиналась огромная пробка. Соседние улицы стояли часами, возвращающиеся с работы парижане мрачно давили на клаксоны.
…Митинг оказался больше карнавалом, чем войной, шоу, а не битвой. Впереди каждой процессии ехали большие двухъярусные платформы с динамиками, певцами и девушками в национальных костюмах и фригийских колпаках (их использовали на подтанцовках). С платформ произносили речи, скандировали лозунги, пели, разогревали публику. Со стороны митинг выглядел празднованием Дня города или — извините — гей-парадом.
— Мы не дадим правительству забыть о том, что мы против! Мы будем выходить на улицы, пока нас не заметят! — Молодой оратор на верхнем ярусе платформы закончил речь, приветственно вскинул руки — и пустился в пляс, подпрыгивая и отбивая ритм ногой.
Вокруг в такт музыке весело развивались розовые и голубые флаги движения, надрывались свистки. Посреди толпы танцевали юноши и девушки. Они весело подпрыгивали, хлопали, высоко подняв руки в воздух. Улыбки на их лицах видны не были: в знак того, что власть не дает людям говорить, они заклеили черным скотчем рты.
Дойдя по площади Инвалидов, толпа разделилась. Люди расположились на траве, вытащили бутерброды. Манифестация стала похожа на семейные гулянья с пикниками, резвящимися детьми и обнимающимися парочками. Если митингующих на Болотной сравнивали с аудиторией пикника «Афиши», то на Инвалидах собрались скорее зрители турнира по гольфу: мужчины в строгих рубашках, чопорные женщины в твиде. Их разбавили семьи с детьми, хипстеры, как две капли воды похожие на московских защитников прав ЛГБТ; мусульманки в хиджабах, негритянки в национальных платьях, католические священники, хасиды, группа арабов с баннером «Мусульмане Франции против», инвалид на коляске, автобус ошалевших туристов и шпиц в попонке с надписью: «Олланд, одумайся!»
Каждый третий носил футболку или толстовку с эмблемой La Manif Pour Tous, купленную на сайте движения за 10—25 евро (простейший способ помочь протесту деньгами).
Стоило заговорить с любым митингующим, как на тебя вываливались десятки аргументов в пользу того, что геям нельзя отдавать детей: «У ребенка должен быть и отец, и мать», «Женщины в России или Китае будут вынашивать детей на продажу», «Сирот не хватает, почему их станут отдавать ИМ?», «В однополой паре дети получат неврозы, и взрослые разорятся на психоаналитиков»…
Почему, собственно, однополая семья не сможет вырастить ребенка как следует, митингующие не объясняли. Становилось ясно: французы отстаивают не брак и счастливое детство, а какие-то базовые, укорененные в культуре и менталитете ценности, спрятанные в подсознании представления о детях и о семье.
Был и еще один аргумент, который заставил людей выйти на улицы. После избрания президент заявил: однополые браки будут. Ни призывы к референдуму, ни сбор подписей, ни протесты не заставили его изменить решение. Люди вышли на улицы, потому что на их мнение наплевали.
— Парламент не обращает на нас внимание. Президент игнорирует нас, — голос выступающего разносится по всей эспланаде Инвалидов: динамики, в отличие от Болотной, стояли каждые 50 метров. — Так давайте покажем им, что нас нет. Давайте замолчим.
Оратор сделал жест рукой — и на минуту над 500-метровой, заполненной людьми площадью повисла абсолютная, ненарушаемая тишина.
День матери
Я была на трех митингах против однополых браков и всякий раз ловила себя на удивлении, смешанном с завистью. Удивление — потому что в России многотысячные толпы никогда не стали бы митинговать из-за закона, который коснется, по статистике, 2% людей (во Франции ждут не больше 5 тысяч однополых свадеб в год). Зависть — потому что протесты против мелкой на первый взгляд проблемы оказались в сто раз лучше организованы и гораздо более массовы, чем митинги на Болотной или проспекте Сахарова.
La Manif Pour Tous сплотила всех: фанатичных католиков, мусульман, протестантов и иудеев, защитников прав детей, националистов, консерваторов, отколовшихся от партийной линии социалистов, просто противников Олланда… Как на водопое, на митингах между ними царил мир. Политическая символика и лозунги были запрещены, рядом могли идти члены организаций против иммиграции и члены союза французских мусульман. Впрочем, преобладали все-таки среди них правые.
Это стало окончательно ясно на демонстрации 26 мая. К тому времени президент Олланд подписал закон о браках для всех, в городе Монпелье уже накрывали столы для первой во Франции гей-свадьбы, а по всей Европе отмечали День матери. Терять манифестантам было нечего, и в конце митинга, когда горожане начали расходиться по домам, около ста молодых людей с закрытыми шарфами лицами попытались взять штурмом полицейское оцепление и прорваться на Елисейские Поля.
На видео, снятом из-за полицейских шлемов, видна настоящая война: демонстранты бросают в полицейских камни и файеры, пытаются повалить ограждение и выкрикивают малосвязанные с правами детей лозунги: «Франция для французов», «Бей полицию», «Олланда в отставку»… Затем видео обрывается: в оператора агентства Line-Press запустили несколько файеров, журналист AFP был избит. В ответ полицейские распылили на демонстрантов слезоточивый газ и задержали 293 человека (телеканал Russia Today на всякий случай сообщил о 400).
Стало окончательно ясно, почему закон о «браках для всех» вызвал такое единство и такой резонанс. За этот год народ от президента Олланда устал. Он принял слишком много непопулярных решений, не справился с безработицей, рецессией и ростом налогов. Рейтинг президента упал до небывало низких 19%, и на митинги La Manif Pour Tous демонстративно вышли его политические противники: лидер консервативной партии «Союз за народное движение» Жан-Франсуа Копэ и бывший советник президента Саркози Анри Гайно.
26 мая собравшиеся в парижском воздухе политическое напряжение оказалось сброшено. Но стало понятно, что полностью оно не пройдет.
Спасибо, теперь на почту вам будут приходить письма лично от редакторов «Новой»