Вольтер, Vertu и телевизор

В романах XIX века слово «публика» означало «свет» — что-то вроде местной аристократии. На иронии по поводу этой «публики» построен целый пласт русской классической литературы — от Достоевского до Лескова. Публика там — это нечто вроде помещика, приехавшего блеснуть начитанностью Вольтером в губернский город в кругу таких же помещиков, приехавших блеснуть Руссо. Ничего не имея против Вольтера и Руссо, стоит заметить, что жила эта «публика» в среде, где Вольтер был чем-то вроде телефона Vertu — предметом престижного потребления. А на самом деле жили они в среде, весьма оторванной от Вольтера и Руссо, — прямо скажем, рабско-господской.

Мораль этого экскурса в историю понятия такова: не все то, что публикой называется, публикой является. Так случилось, что я недавно оказался на юбилее одной хорошей радиостанции. Мероприятие вроде публичное. Детали я опущу, но в целом — большая сцена, где любимые слушателями радиоведущие с трибуны шутят в громкие микрофоны в большой зал. Потом — громкая музыка (хорошая), а потом музыка, побуждающая к танцам? Пока все это разворачивалось, я терся у стойки бара с одним из самых грамотных экономистов в стране, пытаясь обсудить тему Сергея Гуриева. Все бы ничего, но уж больно громко музыка звучала — и побуждала танцевать. Объяснились на жестах, с тем и разошлись — по своим столикам. Публичное мероприятие? Нет.

Что же такое публичное пространство и публика? Это совсем не место, где играет музыка, или крутят педали велосипедисты, или мирно гуляет молодежь хипстерского вида. Публичное пространство — это место, где горожане могут вести беседу и обмениваться аргументами. Все прочее — это пространство какое угодно, но только не публичное. Если вы попали в место — а таковы еще почти все места, например, в Москве, — где громко играет музыка или говорят с трибуны (с экрана) в микрофоны, то это — пространство не публичное. Может, коммунальное, может, идеологическое, может, общественное какое место. Но не публичное. Публичное — это там, где вы можете, общаясь долго, обсудить все детали публичного вопроса (res publica).

Поэтому почти все, что телевизор, — это не публичное.

Поэтому почти все, что радио, — это не публичное.

Поэтому все, что только имитирует обсуждение, — это не публичное.

Публичное — оно там, где каждый может спокойно произнести свои разумные аргументы и ответить на аргументы собеседника. Разумные аргументы, кстати, не произносятся быстро и без запинки. Они потому и разумные, что формулируются долго и произносятся косноязычно, — бойкий язык бывает только на базаре, да еще в телевизоре и на радио. Поэтому интернет-форум — это почти всегда тоже непубличное.

Публика бывает там, где люди выслушали аргументы, взвесили их и сформулировали свое мнение. Если мнение поступает прямо в мозг (сейчас визуальный экран лучшее для этого средство), то публика возникнуть не может. В лучшем случае, если с натяжками сравнить со Средневековьем, — это крестьяне в церкви, прямо воспринимающие — в виде окружающей их иконографии — всю картину мира сразу.

Публичное и публика подверглись небывалой эрозии современными медиа — экраны (сначала телевизионные) сыграли в этом решающую роль. Но публичность и публика все же теплятся кое-где: на скучных семинарах в душных аудиториях или в загородных пространствах, куда горожане, игнорирующие досуг, выезжают на выходные, чтобы обменяться аргументами. Последнее, кстати, прямое воспроизводство практик эпохи Возрождения, когда гуманисты предпочитали шуму городов уединение Флорентийской академии. Но все это — внешние атрибуты. Если горожанину надо идентифицировать публику и публичное пространство, то он обнаружит все это легко: там люди могут вести неспешный обмен аргументами — не спеша, в лицо друг другу и не испытывая помех от постороннего шума. Даже если под него хочется потанцевать.