Жизнь как шпала

ППВ — рабочая лошадка, руки в мазуте, локти в пыли, сломаны ногти, обветрено лицо, и странствующие казахи обругали. Вот Анна, справляет служебные обязанности.

Москва, Казанский вокзал, середина дня, через потолок из металлоконструкций проникает свет, но немного. Полицейские с двух сторон подбадривают асоциального гражданина в сторону отделения. На электронном табло зеленым светом загораются и исчезают надписи о прибытии и отправлении. Семья вьетнамцев живет на стульях специально неудобной формы, чтобы не спать. С четвертого пути через восемь минут стартует поезд Москва—Самара: проводники на посту, пассажиры хлопают по карманам, проверяя наличие документов, торговка мелким скарбом предлагает приобрести в дорогу влажные салфетки; бензопилу товаром в дорогу трудно назвать, но и ее продает рослый мужчина в мятой рубашке. Проводник Анна усмехается: «Почему-то всегда продают инструмент. В прошлый раз ящик отверток толкнули, какую-то «болгарку» еще».

Москва—Самара — обыкновенный пассажирский поезд, не фирменный, не скорый. Он останавливается чуть не на каждой станции, состав сформирован из вагонов еще гэдээровского добротного производства, вагоны не оснащены никакими вашими биотуалетами. Это значит — санитарная зона до Подольска в южном направлении, это значит — железнодорожный ключ, замыкающий сортиры во избежание. Ключом владеет Анна, дежурный проводник, мягкая блондинка с макияжем в технике ранней Брижит Бардо.

Поводит рукой в сторону внушительной конструкции титана, оснащенного датчиками давления, температуры и черт знает еще чего: «Это наш немец», — с уважением говорит. Немец мало напоминает агрегат для невинного кипячения воды. Немец скорее похож на емкость для получения философского камня или на машину времени. «Переливной патрубок», «трехходовый кран» — значится на подробной схеме, криво и косо приклеенной рядом.

Анна работает проводницей недавно. Раньше тоже была «близка к железной дороге», но как-то не складывалось, а теперь — сложилось, и вот Анна в темно-синей форме, логотип РЖД на погонах — проводнику полагается один комплект форменной одежды на два года. Проверяет билеты, листает паспорта, и надо продать по максимуму «лотереек», вафель и быстросупа — начальство требует. У каждого проводника есть план по продажам. Если план выполнен, получаешь премию, если не выполнен — не получаешь, а еще соседние проводники ругаются, потому что хорошо бы всей бригаде поезда выполнить (и перевыполнить!) план. Анне разговаривать некогда. Она вручную перемывает граненые стаканы, отвечает на вопросы неохотно.

«Работаем так: десять дней рейсы, десять дней — дома. Если это Самара, получается пять рейсов, потому что туда-сюда — два дня. Летом иногда работаем по пятнадцать—двадцать дней без выходных, рейсов больше, потому что особенно сами знаете куда — на юг». Экипаж поезда — московского формирования (МЖД), но Анна — не москвичка. На МЖД поездные бригады набирают из провинциальных городов: Курска, Брянска, Тамбова, где зарплата шесть тысяч рублей — праздник и счастье всей семьи кормильца. ППВ на МЖД получает 12–15 тысяч рублей.

Анна закончила трехмесячный профильный курс при депо, где ей выдали удостоверение проводника, действительное всю жизнь. Она проходит регулярный медосмотр — раз в полгода — у гинеколога, дерматолога, терапевта и венеролога. Флюорография, невролог, окулист и ЛОР-врач. Анне и членам ее семьи (не достигшим 18 лет) раз в год оплачивается проезд туда-обратно в любой конец страны. Разумеется, железной дорогой. Анна затрудняется вспомнить, куда она ездила отдыхать в прошлом году. Никуда вроде бы. И членов семьи младше 18 лет у нее нет.

«Самое лучшее в моей работе — общение с новыми людьми, — говорит Анна. — Ну вот что дома? Сидишь на месте ровно… И не ждите, я не скажу, что самое сложное в моей работе — это общение с новыми людьми». (Смеется.) Выдает комплект белья в запаянном пакете пассажиру, севшему в Рязани. После рейса все простыни надо пересчитать, наволочки и полотенца. «Иногда надолго задумываешься, что они вообще делают с простынями. Ну, вырвало кого — это ладно. Но чтобы все пропитать растительным маслом?!»

В купе у Анны пульты управления — отопительная система, центральный кондиционер, система пожаротушения, связь с машинистом и охраной. На небольшом столике сохнут стаканы — донышками вверх. Спальное место выглядит крошечным, и даже небольшой Анне не уместиться в полный рост. «Нормально-нормально», — уверяет она.

В соседнем купе размещается «штаб» — здесь едет начальник поезда и проводятся производственные совещания. Начальник поезда — вершина карьеры каждого проводника. Зарплата начальника поезда достигает 23 тысяч рублей, и он щеголяет в погонах с тремя серебряными звездами. Начальник поезда — это почет, уважение и возможность прогуливаться по вагонам и просить пассажиров оценить работу проводника по десятибалльной шкале. Это — власть.

Платформа Сасово. Анна дожидается полной остановки поезда, распахивает дверь. На соседних путях — грузовой состав, цилиндры цистерн, «столыпинские вагоны», пахнет нефтедолларами и новейшей историей России. Ровно в полночь — Рузаевка. Семейные мордва, мокша или эрзя, в темноте не разберешь, но ловко занимают места и сразу приступают к еде. Чай, сахар, сдача, железные деньги. Потом Анна сможет поспать какое-то время — до Сызрани. В Сызрани многие выходят, нужно заранее разбудить. И не забыть про санитарные зоны.

Двадцать минут до Самары. Анна стоит у подножия рыхлой горы пользованного постельного белья. Считает стаканы, подстаканники тускло блестят. Позади длительная стоянка на платформе Звезда, где продают хорошую рыбу оборотистые старухи, и беспонтовая остановка в Чапаевске, столице экологических катастроф; в это время у пассажиров принято со всеми вещами вытаскиваться в проход и там стоять. Отмечать чахлость зелени, ветхость построек, недостаточный колорит косогора, маразм дачных участков: «Посмотрите, как эти идиоты раскрасили свои бочки для воды в алый цвет, ха-ха-ха, а те идиоты — в желтый». «Галь, ты пушонку не забыла?» — «Ну что ты, в первую очередь собрала».

…Безобразная мусорная свалка (преобладают картонные коробки), впереди фаллоимитатор самарского вокзала с узнаваемой бороздкой, заканчивается тормозной путь, проводница Анна первой выскакивает на чистую с утра плитку перрона; что такое пушонка, так и остается для нее загадкой.