Олег Хархордин , ректор Европейского университета в Санкт-Петербурге
К коммунальной инфраструктуре нужно достроить инфраструктуру гражданскую. Ответ на вопрос: «Возможна ли свобода на Руси?» переводится из плоскости «да/нет» в плоскость «а сколько это стоит?»
Что можно сказать нового о российской политике, если анализировать не взаимодействия людей, а попытаться описать роль вещей в этих взаимодействиях? К описаниям того, что и как делают у нас в политике люди, все уже давно привыкли, и, как мы знаем, Россия выглядит достаточно неприглядно, с точки зрения записных либералов. Но на действия и роль вещей еще редко кто обращал внимание. Недавно вышедшая в издательстве Европейского университета в Санкт-Петербурге книга «Инфраструктура свободы: общие вещи иrespublica» попыталась сделать именно это.
Опираясь на социологию вещей (а не на социологию людей), авторы сравнили последствия прошедшей за последние 20 лет трансформации. Причем сравнивались два типа сетей вещных элементов — ведь как отдельный дом (двор), так и город включают много таких общих для пользования вещей. Поэтому на уровне отдельного ТСЖ и на уровне всего города исследователи пытались посмотреть, как общие сети водо-, тепло- и электроснабжения, другие типы общей инфраструктуры объединяют сейчас людей вокруг себя.
Вывод: демократию в России сложно построить, так как у реформаторов часто просто нет денег на децентрализацию заложенных в землю еще в советское время труб и железок. Но можно увидеть и оптимистический вывод: чтобы иметь нормально работающие (а иногда и децентрализующиеся — когда средства вдруг позволяют) железки, надо к коммунальной инфраструктуре города или двора добавить или пристроить инфраструктуру гражданской коммуникации.
Ответ на вопрос: «Возможна ли свобода на Руси?» — переводится из плоскости «да/нет» в плоскость «а сколько это стоит?» Например, при анализе конкретной ситуации в каком-нибудь, назовем его условно, «квази-Ханты-Мансийске», как и в Череповце, который мы исследовали — то есть в городе, где есть деньги, — надо вместе с оценкой потребностей централизованных или децентрализованных сетей теплоснабжения, с оценкой нужд централизованного водоснабжения и водоотвода оценить, сколько будет стоить поменять старые или проложить новые не только трубы и провода, но также и «трубы гражданского участия».
При их наличии горожане, например, участвуя в сессиях партиципаторного бюджетирования (ПБ), смогут влиять на процесс принятия решений в городе. И тогда будут приняты более разумные решения по, например, размещению и обслуживанию тепло- и водо-, и электро-, коммунальных систем. Например, граждане могли бы повлиять на более адекватное размещение теплообменников в 644 череповецких многоэтажных домах (купленных на деньги всех горожан в счет кредита, взятого еще в конце 1990-х у Мирового банка). Или помогли бы избежать ситуации, когда получившуюся в результате очистки современными ультрафиолетовыми установками суперчистую питьевую воду магистральной сети все еще хлорируют, чтобы убить микробов, сидящих в последних 100 метрах внутридомовой разводящей сети, не менявшейся с советских дней.
Такие «трубы гражданского участия» есть и сейчас — и они чаще всего не похожи на трубы или провода. В 2011 году Валентина Матвиенко допустила к работе в комитетах правительства Санкт-Петербурга Юлию Минутину и других лидеров из движения «Живой город» (это то, которое помогло остановить строительство «Газпром»-башни). Но только после того, как «Живой город» наладил коммуникацию с губернатором обычным способом, а роль трубы выполнили обычный офисный телефон или мобильники посредников.
Однако каналы гражданского участия не обязательно должны быть простроены через мобильники в карманах, а могли бы быть встроены в жилые дома — как туда встроены обычные провода и трубы. Когда такие обычные трубы замерзают (например, во многих городах РФ холодной зимой 2003 года), то россиян трудно упрекать в политической апатии: бабушки пытаются вырвать волосы мэра уже на следующий день.
Если бы трубы гражданского участия входили в дом таким же ощутимым путем, то перебои в поставках не только воды и тепла, но и гражданского участия ощущались бы, возможно, как трудно переносимый сбой всей системы.
Но тогда и концепцию свободы в современной России надо переосмыслить с точки зрения затрат на ее поставки и на ее доставку. Свобода — дорогой товар, требующий подходящей инфраструктуры. Те, кто фантазирует, что ее можно получить сразу, здесь и сейчас, пытаются проигнорировать большие траты, связанные с обеспечением возможностей свободной жизни. Но те, кто говорит, что она невозможна в ближайшем будущем, так как народ не созрел, страна не готова, у нас много других насущных проблем, — часто просто не хотят подсчитать, сколько будет стоить свобода.
Спасибо, теперь на почту вам будут приходить письма лично от редакторов «Новой»