Говорить с собственным народом у интеллигентской оппозиции получается еще хуже, чем у самодержавной власти
«Хождение в народ» — словосочетание это вызывает мое недоумение со школьных лет. Обычно хождением на Руси называли путешествие в далекие страны, где неведомые люди говорят на чужом языке. Но так уж устроена Россия, что за шокирующей экзотикой здесь не надо ходить за три моря. Достаточно покинуть привычный хипстерский мир и отправиться в какую-нибудь отдаленную деревню. Собственно, примерно так и решили поступить юные пылкие натуры, желавшие немедленно осчастливить Россию и все человечество. А было это в 1874 году.
Самыми модными фенечками среди студентов в те времена были революция и социализм, а самым продвинутым способом познакомиться с девушкой — посещение какого-нибудь философского кружка, где читают, нет, не писателя Б.Акунина, но анархиста Бакунина в одно слово. И хотя социальных сетей еще, по счастью, не придумали, организоваться и устроить нечто массовое и вполне реальное тогдашние хипстеры умели лучше нынешних.
Шутка ли, сразу в 50 губерниях Российской империи, от Петербурга до Одессы, несколько тысяч студентов организовали флешмоб, которого страна еще не знала. Они хотели изменений, но сами изменить что-либо были не в силах: хоть Герцена разбудили давно, круг тех мечтателей был по-прежнему не широк. И как раз Герцен еще в 1861 году напутствовал оппозиционно настроенную молодежь: «Идите в народ!» Благо государству столько образованных людей было не нужно.
Про собственный народ русская интеллигенция знала, как ей казалось, предостаточно: народ темен, беден и доведен до отчаяния, но поскольку у крестьян нет частной собственности на землю, а живут они общиной, то и не надо им никакой собственности — это ж такая основа социализма, какая Марксу в его Европе и не снилась. Еще со времен Пугачева всем образованным горожанам было известно, что народ любит бунтовать, и вообще в гневе страшен. Значит, чтобы устроить революцию, нужно поднять на бунт как можно больше народа, а дальше все произойдет само собой. Последняя мысль нашему человеку греет душу во все времена.
И вот, как сошел снег, пошли студенты в народ. Сам революционер Бакунин, уже почти 40 лет живший в Италии, ждал революции не позднее следующей весны. Другие эмигранты давали на раскачку больше — три года. Прогнозам этим, однако, не дано было сбыться: первая революция в России случилась только через 31 год, когда зрелого возраста достигли дети, зачатые на том летнем пленере. Студенты были людьми учеными и знали, что с мужиками надо говорить по-особенному: Маркса они не читали, но зато ходят в церковь, так что в агитации лучше упирать на Священное Писание. То, что и Писания мужики по большей части тоже не читали, — было невдомек.
А что же мужички? Вот как вспоминал лето 1874-го один из участников хождения в народ — революционер-народник Сергей Степняк-Кравчинский: «Раз идем мы с товарищем по дороге, нагоняет нас мужик на дровнях. Я стал толковать ему, что податей платить не следует, что чиновники грабят народ и что по Писанию выходит, что надо бунтовать. Мужик стегнул коня, но и мы прибавили шагу. Он погнал лошадь трусцой, но и мы побежали вслед, и все время продолжал я ему втолковывать насчет податей и бунта. Наконец мужик пустил коня вскачь, но лошаденка была дрянная, так что мы не отставали от саней и пропагандировали крестьянина, покуда совсем перехватило дыханье». Это горожанам летом в деревне рай, деревенским — сплошная работа, так что разговоров о счастье вести некогда. Счастье — оно все то, что за лето в закрома напасешь. А тут баре молодые пожаловали, в работе толку от них никакого, зато кормить надо, и знай все про бунт толкуют, а чего бунтовать-то, когда ни голода, ни чумы, ни пожара, и урядник свою меру знает? От греха подальше народ решил странных господ потихоньку сдать в полицию — пусть баре меж собой сами разбираются, а у нас сенокос.
То ли дело правительство — оно на Руси всегда пугается, чего не надо. Правительство тогда ведь еще состояло тоже в основном из европейски образованных интеллигентов и про народ свой думало примерно так же, как и европейски образованные революционеры. А значит, намерение устроить новую пугачевщину — серьезная угроза.
Петра Шувалова, всесильного и сурового министра внутренних дел, за то, что «упустил ситуацию», царь отправил послом в Англию — в тот год это была главная победа оппозиции. Студентов похватали и держали под арестом до окончания следствия, что твои Pussy Riot. Перед судом, в конце концов, предстало 193 человека, 90 их которых оправдали.
Меж тем, как раз в конце 1870-х, в русской деревне действительно происходила самая настоящая революция: младшие члены больших семей, ровесники тех самых студентов, обзаведясь уже женами и детьми, добивались для себя отдельной пашни, чтобы не зависеть от отцов и не отдавать им часть урожая. Этот передел не был замечен ни революционерами, ни правительством, но именно он еще через поколение, когда выделенные небольшие участки поделили снова, стал одной из причин катастрофической нехватки земли в русской деревне. Тогда-то большой бунт не заставил себя ждать. Он смёл и правительство, и ставших профессорами студентов.
Спасибо, теперь на почту вам будут приходить письма лично от редакторов «Новой»