На расстрел ее несли на руках?

Из протокола допроса:

Есть версия, будто, протестуя против обвинений, предъявленных Бухарину, Надежда Михайловна ото-слала Сталину свой партийный билет. Документальных подтверждений этому я не нашел. В жизни, возможно, все было сложнее и трагичнее. Оставаясь убежденным членом партии, Надежда Михайловна не могла принять линию ЦК, линию Сталина.

19 апреля 1937 года Надежда Михайловна пишет заявление в партийную организацию Государственного института «Советская энциклопедия», где состояла на учете: «Подчиняясь решениям Пленума ЦК по делу Бухарина и Рыкова, я не могу скрыть от партийной организации, что мне исключительно трудно убедить себя в том, что Николай Иванович Бухарин принадлежал к раскрытой преступной бандитской террористической организации правых или знал о ее существовании… Мне трудно убедить себя в этом, потому что я близко знала Бухарина, имела возможность весьма часто его наблюдать и слышать его, так сказать, повседневные высказывания… С коммунистическим приветом Н. Лукина-Бухарина».

Через несколько дней, в конце апреля, Надежду Михайловну исключили из партии. Рассказывают, что каждый день она ждала ареста. Однако целый год еще ее не трогали. Прочла в газетах материалы судебного процесса над Бухариным, его обвиняли в том, что был изменником, собирался опрокинуть советскую власть, расчленить страну, отдать капиталистам Украину, Приморье, Белоруссию. Прочла приговор военной коллегии, передовицу в «Правде»: «Свора фашистских псов уничтожена». Бурное ликование по этому поводу советского народа. Все это она еще успела прочесть. Арестовали Надежду Михайловну лишь в ночь на 1 мая 1938 года, под самый праздник.

Вот это дело. На обложке номер — 18856.

О том, в каком состоянии увели Надежду Михайловну, свидетельствует карандашная пометка на «Анкете арестованного»: «Заполнять не может». Позже, 30 ноября, следователь, ведущий дело Лукиной-Бухариной, старший помощник начальника отдела Главного управления госбезопасности лейтенант госбезопасности Щербаков, оправдываясь перед начальством в том, что никак не укладывается в отведенные ему сроки, докладывал: Н.М. Лукина-Бухарина, содержащаяся в Бутырской тюрьме, «после ареста была больна, и вызов ее на допрос по заключению врача нельзя было производить совершенно». Однако порядок есть порядок, и больной Надежде Михайловне приносят на подпись постановление Щербакова об избрании ей меры пресечения и предъявлении обвинения: «Достаточно изобличается в том, что…» Подписать это постановление она отказалась.

Судя по документам, первый допрос ее состоялся только через семь месяцев после ареста — 26 ноября 1938 года.

К тому времени в деле Н.М. Лукиной-Бухариной было собрано уже 63 листа уличающих ее показаний.

Первыми среди тех 63 листов, подшитых в строго хронологическом порядке, как того требовала напечатанная на обложке инструкция, идут собственноручные показания младшего брата Надежды Михайловны — Михаила Михайловича Лукина. Допрашивали его 2 и 23 апреля 1938 года (Надежда Михайловна была еще на свободе) и 15 мая 1938 года (она содержалась уже в Бутырской тюрьме). М.М. Лукин сознался следователю в том, что о готовящемся Бухариным покушении на Сталина он узнал от своей старшей сестры Надежды Михайловны, с ней он вел разговор об этом покушении, а впоследствии ей же и сообщил, что, будучи военным врачом, он, М.М. Лукин, «ведет подрывную работу по санитарной службе РККА, направленную к срыву ее готовности на военное время». Указания об этой «подрывной, изменческой работе» он неоднократно «получал от самого Бухарина».

Чтобы попытаться понять, что испытывали тогда эти люди, нужно прочесть все их показания. Подробно, слово за словом, ничего не упуская. Нет, памяти их мы этим не оскорбим. Глухотой своей, стыдливым умолчанием о том, что было — было ведь! — облегченным объяснением того, что было, готовностью не доискиваться ответа до конца, остановиться на полпути — память их оскорбить можно. А вот узнаванием и состраданием — нет, нельзя. Средств обезболивания, облегчающих изучение нашей отечественной истории, не существует и существовать не может.

…26 ноября 1938 года Надежду Михайловну вывели наконец на первый допрос. Как она передвигалась без корсета, как доволокли ее до кабинета следователя — неизвестно. Рассказывают, на допросы ее носили на носилках.

Судя по документам, первый допрос начался в час дня.

Следователь интересуется прежде всего, какие причины заставили ее написать заявления в защиту Бухарина.

Протокол выполнен четким каллиграфическим почерком следователя Щербакова. Некоторые фразы, однако, исправлены ее собственной рукой. Значит, прежде чем поставить свою подпись, она внимательно перечитывает протокол.

Заканчивается протокол записью: «Допрос прерывается 26 ноября в 6 часов». Продолжался он, стало быть, пять часов.

Почти два месяца на допросы ее опять не выводят. К следователю Щербакову доставляют ее уже в ночь с 21 на 22 января 1939 года. «Допрос начался в 24 часа 00 минут», — отмечено в протоколе.

Речь заходит снова о следствии, которое проводилось в отношении Бухарина в 1936 году. На прошлом допросе она созналась в том, что Бухарин делился с ней подробностями этого следствия.

Заканчивается допрос уже под самое утро, 22 января, в 4 часа 45 минут.

Такая вот подробность: вслед за протоколом каждого допроса в дело подшивается второй экземпляр его машинописной копии. А где ее первый экземпляр? Кому-то направлялся для сведения? Кому?

Полгода ее опять не допрашивают. Третий допрос — снова ночью. Начинается 15 июня 1939 года в 23 часа 30 минут.

Следователь.На протяжении длительного времени вы не желаете давать откровенные показания… Муж вашей сестры Мертц А.А. показал: «Я был неоднократным участником антисоветских сборищ на квартире Бухарина…» А вы не хочете(так в протоколе. —А. Б.)признать того, что доказано. Когда вы прекратите запирательства?

Мертца к этому времени уже не было в живых: 17 сентября прошлого, 1938 года он был приговорен к расстрелу.

Вероятно, разговор об «антисоветских сборищах» на квартире Бухарина не давал Надежде Михайловне покоя, и через десять дней, 26 июня, из своей камеры она передает следователю Щербакову заявление: «Прошу приобщить к протоколу допроса от 16 июня 1939 года… Все посещавшие Бухарина на квартире в Кремле проходили регистрацию и получали пропуск в будке пропусков при комендатуре Кремля… Будка пропусков обслуживалась работниками ОГПУ, позднее НКВД.

Проверьте, все в ваших руках».

14 августа 1939 года Михаил Михайлович Лукин, младший брат Надежды Михайловны, предпринял было попытку отказаться от своих прежних показаний. Назвал их вымышленными. Что этому предшествовало и какие последовали затем меры, мы не знаем. Однако уже через 22 дня, 5 сентября, перед Щербаковым сидел опять совершенно растоптанный, сломленный человек.

М.М. Лукин их назвал.

Через десять дней, в ночь с 14 на 15 сентября, он повторил свои показания. Наверное, это была одна из самых страшных ночей в жизни Надежды Михайловны.

К Щербакову привели ее в 24 часа. Кроме следователя в кабинете присутствовали лейтенант госбезопасности Дуньков и прокурор.

Щербаков спросил:

— Бухарин рассказывал вам о своих антисоветских разговорах с Зиновьевым?

Она ответила:

— Нет, не рассказывал.

Дальше привожу протокол.

Следователь. Знаете ли вы друг друга и нет ли между вами личных счетов?

М.М. Лукин. С сестрой Надеждой я находился в хороших отношениях.

М.М. Лукин. Да, подтверждаю.

Следователь. Изложите, что вам рассказывала сестра Надежда в связи с фактом ночевки Зиновьева у Бухарина.

М.М. Лукин. Моя сестра Надежда сообщила, что после посещения Зиновьевым Бухарина последний, то есть Бухарин, заявил моей сестре Надежде: «Лучше 10 раз Зиновьев, чем 1 раз Сталин». Эту фразу, которую ей сказал Бухарин, моя сестра Надежда опасалась высказать вслух, боясь, что нас могут подслушать, и написала мне эту фразу на клочке бумаги… В 1929—30 годах, когда Бухарин был разбит Сталиным, выступившим против платформы Бухарина, на квартиру к Бухарину пришли Рыков и, по-моему, Ефим Цетлин. Они вели разговор в отдельной комнате, и туда уходила сестра Надежда. Она мне сказала тогда, что переворот произошел. Она это передала с употреблением французского слова, которое я привел в своих показаниях… В семейном кругу моя сестра Надежда непозволительно высказывалась в отношении Молотова, называя его прозвищем, которое выдумал Бухарин…

И опять я спрашиваю себя: остановиться? отложить перо? закрыть папку с делом? Принести цветы к подножию мемориала жертвам сталинских репрессий, знать, что они жертвы, и ничего больше о них не знать? Мертвые сраму не имут. Замученные — не имут тем паче. Вечная им память! Нет, знать надо все. Всю степень их боли. Все стадии их унижения. Все попытки их сохранить свое человеческое лицо. И все крушения этих попыток.

Очная ставка закончилась в 3 часа 30 минут утра.

Очная ставка, санкция на арест, санкция на обыск, понятые при обыске — все, что в иных условиях и при иных задачах призвано охранять права человека, защищать его от произвола, тогда, при несуществующем правосудии, сделалось, наоборот, формой неограниченного произвола, орудием расправы над человеком.

Уголовный процесс не был отменен. Он был превращен вритуал убийств.

25 сентября 1939 года в деле появляется подпись нового наркома внутренних дел СССР, комиссара госбезопасности 1-го ранга Л. Берии. Следователь Щербаков пишет постановление об изъятии личного дневника и переписки Н.М. Лукиной-Бухариной, хранящихся у ее тетки А.В. Плехановой, и нарком лично утверждает это постановление.

26 ноября выписан ордер № 3397 на производство у А.В. Плехановой обыска. Тем же числом помечен протокол обыска. «Изъяты, — говорится в нем, — письма разные, 17 штук».

Письма эти тоже приобщены к делу.

25 марта 1930 г. Гульрипш. Анна Михайловна Лукина — своей сестре Надежде Михайловне.«Надюша, моя родная! У нас, кажется, наступает весна… Вчера, наконец, приехал Лакоба и обещал устроить меня как-нибудь на частной квартире в Сухуми… Он предлагал меня устроить в дом отдыха имени Орджоникидзе, но я туда переезжать не хочу, так как там собрана вся грузинская знать и прочие жены. А я теперь имею некоторое представление о них. Хвала Сосо с его простенькой Надеждой Сергеевной. Твое письмо + Стивино + стихи Лиса драгоценного получила. В стиле выдержанности гекзаметра он несомненно совершенствуется. Расцелуй его за меня… Прошу Лисаньку черкнуть Лакобе. Целую крепко». (В справке следователя Щербакова пояснено: Лакоба — председатель ЦИК Абхазии, Стива — А.В. Плеханова, Лис — семейное прозвище Бухарина. «Далее в письме упоминается тов. Сталин — Сосо и Надежда Сергеевна Аллилуева».)

Оставленные на вечное хранение, разрывающие нашу душу живые человеческие голоса. Здесь, в этом деле, они — улика.

Через месяц, в начале октября 1939 года, М.М. Лукин снова сделал попытку отказаться от своих показаний. В протоколе записано об этом так: «Вы, Лукин, отказались от своих показаний. Зачем вы крутите и путаете следствие? Вас, как заговорщика, уличают ваши сообщники. И вам придется говорить настоящую правду. Говорите правду, Лукин, о вашей заговорческой (так! — А. Б.) работе». «Я сознаюсь, — записано в протоколе, — что в своих предыдущих показаниях вместе с правдой я показывал также ложь. Я твердо решил во всем раскаяться и показывать на следствии только правду». Среди «вопросов, которые являются лживыми», М.М. Лукин называет, в частности, «террор на Ежова». На календаре — октябрь 1939 года. Необходимость в «терроре на Ежова» уже отпала. Следователь напоминает Лукину о Надежде Михайловне, и Лукин признается, что «сестра Надежда мне заявляла, что «в случае чего», подразумевая свой возможный арест, она намерена держаться до конца».

Такое признание ее родного брата должно подтвердить, что упорство сестры лишь доказывает ее причастность к антисоветской вредительской работе.

А допросы между тем продолжались. Продолжалось невероятное, почти немыслимое сопротивление тяжелобольной, еле передвигавшейся женщины следователю Щербакову.

1 декабря 1939 г.Допрос начался в 22 часа 30 минут. Закончился в 3 часа утра.

Ответ. Да, иногда присутствовала.

Следователь. Какие разговоры вы слышали при этом?

Ответ. Они при встречах вели разговоры в духе тех правоуклонистских взглядов, которые официально защищали. Одновременно Рыков и Томский, насколько я знаю, Бухарина не посещали…

Ответ. Нет, при мне никогда не назывался.

Следователь.Несмотря на ряд улик против вас, вы упорно отрицаете свою принадлежность к антисоветской организации правых. Когда вы будете говорить правду?

В тот же день, 9 декабря 1939 года, следствие по делу Надежды Михайловны было закончено.

Сломить ее так и не удалось. Но это уже ничего не меняло. Суд дело примет и проштампует.

Однако произошла осечка.

На бланке Военной коллегии Верховного суда СССР:

Возвращается следственное дело № 18856 по обвинению Н.М. Лукиной-Бухариной по ст.ст. 58-10, 58-11 УК РСФСР, которое прошу передать начальнику особого отдела НКВД СССР ст. майору госбезопасности Т. Бочкову для перепредъявления обвинения Лукиной-Бухариной Н.М.».(Подпись неразборчива.)

Что же произошло? Почему предъявленное Лукиной-Бухариной обвинение не устраивало Военную коллегию? Зачем понадобилось его «перепредъявить»?

Надежда Михайловна подлежала суду по закону от 1 декабря 1934 года «О расследовании и рассмотрении дел о террористических организациях и террористических актах против работников советской власти». Дела эти слушались без участия сторон, кассационное обжалование и ходатайство о помиловании не допускались, приговор к высшей мере наказания приводился в исполнение немедленно. Навешанная на Н.М. Лукину-Бухарину ст. 58-11 УК РСФСР (участие в контрреволюционной организации) формально позволяла расправиться с обвиняемой упрощенными методами этого закона. Однако существовало еще специальное разъяснение, по которому ст. 58-11 УК применяться должна была не самостоятельно, «а только в связи с тем преступлением, осуществление которого входило в преступный замысел контрреволюционной организации». Скажем, если замышлялся какой-нибудь террористический акт (ст. 58-8 УК). А вот недостаточно бдительный или не слишком поднаторевший следователь Щербаков из виду это упустил, статью 58-8 в обвинении не указал. Вышла промашка.

Ничто тогда не мешало убить невиновного, убить миллионы невиновных. Но делать это полагалось юридически грамотно. Для нас, для будущих поколений, закладывался прочнейший фундамент «строжайшей социалистической законности».

Через неделю, 26 февраля, Надежде Михайловне было предъявлено новое обвинение: «…Приняв во внимание, что Лукина-Бухарина Н.М. достаточно изобличается в том, что она является участницей антисоветской террористической организации правых, знала о злодейских замыслах Бухарина в отношении вождей Октябрьской социалистической революции Ленина и Сталина… привлечь Лукину-Бухарину Н.М. в качестве обвиняемой по… ст. 58-8 УК РСФСР…» Вот теперь все было как надо. Теперь — по закону.

Заседание Военной коллегии состоялось 8 марта 1940 года. Председательствовал В.В. Ульрих, члены суда — Л.Д. Дмитриев и А.Г. Суслин.

Приговор короткий, всего полторы написанных от руки страницы. «Именем СССР… Установлено, что Лукина-Бухарина, будучи единомышленницей врага народа Н.И. Бухарина, принимала участие… Военная коллегия Верховного Суда СССР приговорила Лукину-Бухарину Н.М. к высшей мере уголовного наказания — расстрелу…»

Расстреляли ее назавтра, 9 марта 1940 года.

Я не знаю, как ее, тяжелобольную, выводили на расстрел. Волокли, выносили на руках? Молчала она или успела что-то сказать? Было это ранним утром или глубокой ночью? Где было? Кто распоряжался? Ничего не известно.

Но уж сделали, надо думать, как положено. Без отсебятины. По акту.

Хранится акт. В назидание нам, потомкам. И, наверное, будет храниться вечно. Чтобы знали мы, какие аккуратные делопроизводители, какие законопослушные палачи вершили тогда несуществующее правосудие. Чтобы всегда помнили мы об этом, никогда не забывали.

Топор в руке уголовника-убийцы — это, конечно, страшно. Но еще страшнее, когда в руке у него закон, стопка кодексов, правила, утвержденные государством. Когда преступление совершается громко, при всех, открыто, именем твоей страны, твоим именем.

Листы архивного дела № 18856 возвращают нас в те времена силой и точностью самого документа. Возвращают — чтобы никогда больше туда не возвратиться.

В сентябре 1988 г. постановлением Пленума Верховного суда СССР Н.М. Лукина-Бухарина реабилитирована.