За срок, который был мною прожит,
Ни дня не давал дышать без помех
Тот местный дух, который сам ничего не может
И вечно поносит всех.
Его дежурное «Не положено»,
Нехватка насущного, страх излишнего
Гнались за мною, как взгляд Рогожина
Всюду преследовал князя Мышкина.
Если я сплю не один, то это разврат.
Если один, то и для разврата я слишком плох.
Я грабитель, если богат,
А если беден, то лох.
Меня не надо, и каждый, кто не ослеп,
Видит, как я предаю Лубянку и крепость Брестскую.
Если я ем — я ем ворованный русский хлеб.
Если не ем, то я этим хлебом брезгую.
Сам он работой ни разу не оскоромился,
Даром что я наблюдал его много лет.
Это ниже его достоинства,
Которого, кстати сказать, и нет.
Иногда, когда он проваливался по шею
И у него случался аврал,
Он разрешал мне делать, что я умею,
И подать за это брал.
Периодически он мне сулил тюрьму и суму.
Тогда в ответ я давил на жалость.
«Слушай, давай я сдохну?» — я говорил ему,
Но это даже не обсуждалось.
Без меня его жизнь давно бы стала растительной —
Дуб на юру, ковыль на ветру.
Если возможен и вправду грех непростительный —
Это если я сам умру.
Смерть неприлична. Забудем про это слово.
Она не дембель, а самострел.
И правда, где он найдет другого,
Который бы это терпел
И сам же об этом пел?
Спасибо, теперь на почту вам будут приходить письма лично от редакторов «Новой»