В последнее время мы сталкиваемся со многими законодательными инициативами Государственной думы, про которые хочется сказать: «Не с этого надо начинать!» На днях депутат Поневежский («Единая Россия») предложил весьма сомнительный способ борьбы с подростковой преступностью, а именно: снизить возраст уголовной ответственности до 14 лет, а по некоторым составам преступлений и вовсе до 12.
Конечно, обеспокоенность депутата можно понять: преступления, совершаемые подростками, всегда вызывают резонанс в обществе и в среде специалистов. Но бороться с этой проблемой надо совсем не так, как со взрослой преступностью. По-хорошему, такие проблемы надо обсуждать широким кругом, привлекая к обсуждению, помимо депутатов и силовиков, преподавателей, психологов, родительское сообщество. Вместо этого у нас ищутся простые решения. Самое простое — конечно, снизить возрастную планку, ужесточить наказание и «закрыть» всех, кого можно. Но когда мы говорим о подростках, нужно понимать, что ситуация здесь — особая. Даже если за какие-то преступления будут сажать с 12—13 лет, то, отбыв наказание, подросток выйдет на свободу еще молодым человеком, но уже прошедшим тюремные «университеты», курсы повышения криминальной квалификации. То есть страна сама подготовит бандита и, скорее всего, — рецидивиста. Это реальность: процент рецидива среди подростков, которые уже «сидели», у нас очень высокий — порядка 40%.
Необходимо понимать, что идея судебного разбирательства с подростками — это идея не наказания, а перевоспитания. Ведь в 12—14 лет многие социальные и этические позиции у человека еще не сформированы. И если бы мы могли знать, что суд над такими детьми будет направлен на их адаптацию к нормальной жизни, перевоспитание, — вот тогда бы можно было говорить о необходимости вводить ответственность. Но мы же знаем, что это не так: суды избирают жесткие меры наказания, подросток отправляется в места заключения, а дальше — рецидив… И опять — по кругу.
Между тем положительный опыт перевоспитания трудных подростков есть. Например, в Германии. Детей, совершивших преступление, там направляют в специальные школы (закрытые, конечно, поскольку речь все равно идет о наказании). В этих школах с детьми работают специально обученные педагоги, их стараются социализировать, дать профессию. И процент рецидива там значительно ниже, чем у нас. В Англии детей, совершивших преступление, не отправляют в колонию, а отдают в профессиональную полицейскую семью. К тому же родители в этой семье не только полицейские, но и дипломированные психологи. И все наказание подростка заключается в том, что за ним наблюдают, и достаточно строго, в семье. Но это все-таки не тюрьма. И это тоже дает результаты.
Нам надо начинать с другого конца: не сажать детей в тюрьмы, а выстраивать систему реабилитации. Даже если говорить о судебной системе, то она для подростков должна быть именно реабилитационной. Суд не должен выносить жестких решений в отношении несовершеннолетних, он должен учитывать и понимать особенности подростковой психики. В России эту идею не только не поддерживают, но даже оказывают сопротивление — мол, это все «западное». Но на самом деле такие особенные суды существовали еще в Петербурге в начале ХХ века и работали в них самые квалифицированные судьи. При советской власти тоже были положительные моменты в перевоспитании подростков — это, например, специальные образовательные учреждения, училища. До недавнего времени они были и в России, но сейчас, в связи с укрупнением школ, эти учреждения сливают с остальными. И это большая ошибка.
В Москве раньше существовала школа «Шанс» — это была школа закрытого типа, но с бассейнами, мастерскими, с разработанной системой реабилитации и помощи подросткам. Сегодня, к сожалению, эта школа тоже перепрофилируется. Причина: туда направляют мало детей. А мало направляют потому, что судьи в основном предпочитают жесткие наказания для подростков. Ростки детской юстиции ХХIвека не приживаются на почве нашей системы наказаний.
Конечно, многое зависит и от родителей, и особенно от нашего менталитета. Необходима профилактика преступлений, а она начинается с семьи. Допустим, вы родитель трудного ребенка. Он трудным стал когда — в 3 месяца, в год, полтора, в семь лет? С таким ребенком нужно идти к психологу, пока он еще не совершил преступления. Это у нас в стране считается ненормальным, но на деле — это абсолютно нормально. У нас любят бороться не с преступлениями, а с преступниками. Но ведь предупреждать преступления — намного эффективнее.
Социальные службы, специальные образовательные учреждения, психологи — вот кто должен стоять на страже нравственности наших «трудных подростков». Вместо этого мы выбираем самый простой путь, по которому мы далеко не уедем…
Спасибо, теперь на почту вам будут приходить письма лично от редакторов «Новой»