Данные социологов тоже неутешительны. Если в первые месяцы года рейтинги Путина-кандидата шли вверх, то после инаугурации они неумолимо двинулись в обратном направлении. По версии Левада-центра, базовый индекс вернулся к уровню конца 2011 года. При этом доверие Путину-политику («Назовите 5—6 политиков, которым вы доверяете») в конце 2011 года составляло 39%, в начале 2012-го — 42%, а в конце 2012-го снизилось до 36%. Продолжала ухудшаться и структура поддержки: группа твердых сторонников Путина составляла в 2010-м 35%, в конце 2011-го — 27%, а в конце 2012-го — 22%. Группа в той или иной степени нелояльных — примерно такая же (23%).

У ФОМа картина похожая: рейтинг доверия в декабре 2011 года составлял 45%, в марте 2012-го — 55%, а в ноябре — начале декабря 2012-го — 42%. При этом ответы на вопрос: «За последний месяц вы стали больше или меньше доверять В. Путину?» — демонстрируют решительно негативный тренд: в декабре 2012 года об ухудшении отношения заявляют 28%, а об улучшении 13% — более чем двукратная разница.

Путину удалось избежать обвала, но он не смог сломить негативного тренда. Главный и практически единственный козырь президента сегодня — это слабость оппозиции. Ее потенциальная поддержка со стороны населения несколько снижалась в середине года, но вернулась к первоначальным уровням в конце: 42% поддерживали массовые акции протеста в декабре 2011 года, 32% — в марте 2012-го и снова 40% в ноябре 2012-го. Несколько выросла — с 20% в конце 2011-го до 25% теперь — поддержка лозунга «Россия без Путина». Но эта солидная поддержка оппозиционных настроений пока остается сугубо потенциальной. Оппозиция не сумела ею воспользоваться. И скорее проиграла тактический бой.

Сама по себе идея голосования за лидеров оппозиции (в так называемый Координационный совет — КС) была вполне здравой. Однако авторы идеи несколько увлеклись созданием мини-парламента, и в результате затея стала напоминать игру «Зарница». Фундаментальная ошибка отразилась уже в самом названии органа: «Координационный совет оппозиции». Потенциальная оппозиция путинскому политическому режиму, как мы видим, составляет от 25% до 40% населения. Приняли участие в голосовании всего 80 тысяч.

Проведя вполне удачный гражданский флэш-моб, удачную протестную акцию, авторы идеи, на мой взгляд, принципиально неверно оценили ее результат. Они не заметили, что участие в ней приняла мизерная доля их потенциальных сторонников. Не захотели они заметить и того, что на выборы в КС не пошли многие политики, в той или иной степени оппозиционные режиму, известность и вес которых едва ли не превосходит совокупную политическую узнаваемость и политический вес всего КС. Это, с оговорками, и Алексей Кудрин, и Михаил Касьянов, и Борис Акунин, и Владимир Рыжков, и еще многие другие. Что, они все перестали быть оппозицией? Если бы в голосовании за КС принял участие миллион человек, то неучастие этих политиков было бы их проблемой. Но сегодня — это проблема КС.

Естественными лидерами оппозиции являются те, кто расширяет ее базу, кто способен отмобилизовать максимальное число сторонников и привлечь новых. И это единственный критерий, по которому лидеров оппозиции можно определить. Отсюда — парадокс-ловушка: чем лучше КС будет выполнять эту главную функцию лидерского ядра оппозиции, то есть расширять базу протеста, тем менее значимыми будут результаты голосования и менее легитимным сам КС в нынешнем составе. И наоборот: только оставаясь относительно маргинальным в смысле базы своей поддержки, КС сохраняет свою фактическую легитимность.

Еще одна важнейшая задача оппозиции, в особенности же — оппозиции уличной (которую, по сути, и представляет нынешний КС), — это кооптация в свои ряды представителей системного поля, представителей элит, готовых перейти на ее сторону. Однако избрание КС практически отрезает представителям элит путь в оппозицию. А для членов совета такая кооптация становится угрозой отвоеванным ими лидерским позициям. Возникает эффект «оппозиционного гетто». Создатели КС фактически выполнили за Путина и Володина значительную часть их работы.

Собственно, проявления институционального эффекта, в силу которого большая часть усилий КС будет направлена на не-расширение, локализацию собственного влияния среди потенциальных сторонников, мы можем наблюдать уже сегодня. Чем занялся КС после избрания? Расширением потенциального поля избирателей, расширением коалиции и установлением отношений с другими политическими группами и силами? Нет! Выяснением, кто в его рядах является истинным противником режима, а кто «соглашателем».

С уважением отношусь к Андрею Пионтковскому как к радикальному по взглядам колумнисту. Но что хорошо в колонке, бывает плохо в политике. Позиция Пионтковского — это позиция сугубого меньшинства среди того сугубого меньшинства потенциальной оппозиции, которое голосовало за КС. Чем теперь будет занят КС денно и нощно? Поиском компромисса между большинством меньшинства и меньшинством меньшинства. Это, знаете, как умножение правильных дробей — вы никогда не получите числа больше единицы. Даже умножение 0,99 на 0,99 даст вам всего лишь 0,9801.

Ложно ассоциируя созданную структуру с протопарламентом, КС собирается и действовать как парламент — то есть искать компромисс между фракциями своих сторонников, не сознавая того, что его реальной задачей является поиск компромисса с теми, кто его сторонником пока не стал. Создание координационных органов оппозиции — важное дело, но эти структуры должны быть принципиально открытыми, а не принципиально закрытыми. Иначе они оппозиции вредны.

В моменты политического кризиса радикализация полезна оппозиции, потому что позволяет максимизировать эффект от ошибок власти. Таким моментом были в России первые месяцы после фальсифицированных выборов декабря 2011 года. Однако затем задача кардинально меняется: она состоит в том, чтобы максимально четко уловить массовый запрос. И здесь у лидерского ядра КС возникли проблемы — радикализм, легитимизировавший их в качестве лидеров протеста в бурных событиях прошлой зимы, связывает их по рукам и ногам.

Между тем, в чем состоит запрос тех, кто сегодня испытывает разочарование в Путине и его режиме? В отличие от либеральной интеллигенции эти люди вовсе не рассматривают путинскую эпоху как эпоху заблуждения и повсеместной порчи. Они считают ее вполне успешной, но хотят двигаться дальше. От путинских спецопераций и самодержавия, от сверхцентрализации и экстралегальности они хотят возвращения к некой нормальности — легальности и сбалансированности. И чувствуют, что Путин, желающий воспроизвести свои прежние модели, не может этого движения вперед, к нормальности обеспечить.

Однако идеи оппозиции по снесению с лица земли всего «путинского здания» и строительства принципиально нового и прекрасного, все эти переписывания Конституции, созывы учредительного собрания, переходные периоды в принципе выглядят для них еще большим злом, чем Путин. Который, хотя и не может двинуть общество вперед, не выглядит для общества еще как серьезная угроза сегодня. В отличие от лидеров оппозиции, для которой Путин такой угрозой является. Надо сказать, Кремль очень искусно культивирует это ощущение неадекватности у лидеров оппозиции: он плавно увеличивает давление на них, но удерживается от перехода к относительно широким репрессиям, которые могли бы серьезно испугать общество, еще раз напомнив ему о путинской неадекватности стратегической цели общества — движения к нормальности.

Итак, итог года состоит в том, что продолжающий слабеть Путин не допустил, однако, усиления и консолидации оппозиции, создав, по сути, патовую ситуацию. А вот кто воспользуется этим патом, мы увидим в следующем году.