И палачи, и жертвы это всё мы, только мы, и разбираться нам. Это сумел наглядно показать красноярский художник. Вадим Марьясов сделал шокирующую, поразительную экспозицию.
Пред тобой лицом к стене встают обнаженные люди, старые и молодые, красивые и нет. Они бормочут молитвы. Смотри им в затылок. Думай. Кто ты. Где мы. С кем ты, на какой стороне — палачей или жертв.
Красноярский художник Вадим Марьясов сделал шокирующую, поразительную экспозицию. Говорю громкие слова, поскольку сошлись помимо таланта время и место, и в итоге — мурашки по спине: кроме человеческого, кроме лавины эмоций, смыслов, чувствуешь над всем этим еще что-то свыше. Но не Его присутствие, а наоборот — пронзительно зияющее отсутствие. И палачи, и жертвы — это всё мы, только мы, и разбираться нам, никто не поможет.
Входишь в полутемную нишу. Перед тобой 14 ростовых фотографий (сделанных Владимиром Дмитриенко), перенесенных какой-то волшебной технологией на чуть шевелящуюся и будто изнутри светящуюся ткань. Это голые люди. Их кожа, тела тонированы так, что в них нет ни пляжа, ни секса, из плоти проявляется дух. Люди стоят лицом к стене и спиной к тебе. В какой еще ситуации перед тобой могут оказаться многочисленные люди, отвернувшиеся лицом к стене? Любой, во всяком случае в наших пространствах, откуда-то точно знает, что это за ситуация. На полу — сброшенная одежда, футболки и платья. Не из сталинских годов, из сегодняшних, женские туфли и мужские ботинки, мокасины и кроссовки.
Людей раздевали догола не только для того, чтобы исключить их опознание по одежде. Чтобы унизить и деморализовать, у обнаженного резко падает способность к сопротивлению, ослабляется инстинкт самозащиты. Это кажется глупостью: что какая-то стеснительность, совестливость, чувствительность к оскорблениям могут пересилить инстинкты, позволить смерти быстрее свершиться. Тем не менее именно так мы и устроены. Принужденная нагота сковывает. Точно одежда дает нам защиту и свободу воли.
Выставка названа «Непротивление». Марьясов смоделировал ситуацию выбора: воспротивиться злу ответным насилием — либо преодолеть агрессию и сохранить внутреннюю свободу, проявив силу духа и непротивление, которое не есть смирение и капитуляция. Это акт, позволяющий спасти душу и человеческий облик. Что для противостояния злу и требуется в первую очередь.
Сфотографированы добровольцы. Первым стал сам Вадим. Эти же люди записали свои голоса: они творят молитву, и это разноголосье звучит в зале.
У тебя есть выбор: ты можешь ощутить себя в шкуре палача, можешь стать и жертвой. Раздеться перед фотографом. Число вставших к стене будет множиться, проект продолжится и на других площадках. Пока представлен в красноярском музейном центре, Марьясов в нем служит дизайнером и каждый год непременно делает выставки, посвященные самым трагическим моментам отечественной истории прошлого века, и всегда это и о веке нынешнем.
Марьясов работает с шоком — не просто с эмоциональным воздействием на зрителя, но именно с шокирующим. А когда шок проходит, понимаешь: тебе лишь резко и отчетливо напоминают о том месте, где мы живем, и твоей персональной ответственности. Например, на выставке 2006 года, о которой «Новая газета» писала, посетителей встречал разгром, раскиданные по полу старые книги и партитуры со следами сапог — символ растоптанного культурного наследия, преодоления культурного запрета, ведь порвать книгу — все равно что ударить ребенка. И тогда перед посетителями тоже стоял выбор, и вели себя они по-разному. Кто снимал обувь. Кто поднимал книги, щурясь, вчитывался. Кто шел, раздвигая ветхие тома. А кто-то шагал по ним. Стать палачом или жертвой — выбор неприятный, но это — выбор, и времена, когда его не избежать, периодически повторяются.
— Недавние митинги на сибирских заводах, посвященные Pussy Riot, где молодые работницы выступают с просьбой сослать их ровесниц «к нам, а мы-де научим их тут работать», и «как потопаешь, так и полопаешь» — это ж абсолютная калька с собраний рабочих в 30-е годы, — говорит Марьясов. — А потом те рабочие, что поддерживали массовые расстрелы «контрреволюционных гадин», — через некоторое время сами вставали к стенке. И вспоминаешь мемуары Ефросинии Керсновской, одну из главных ее тем: что это же не государство, не Сталин создавали ужасающие условия жизни репрессированным, а такие же, как те, люди, только служащие надзирателями, охранниками. Я зачеркнул для себя тему насилия по приказу сверху: не государство, сами люди издевались и издеваются друг над другом, унижают и уничтожают друг друга. Болотная и Поклонная ясно показали: дай право или команду — и вновь начнется противостояние. Палачи — не во власти (она отойдет в сторонку, она, мол, ни при чем), они выходят из людей. И я не ставлю зрителя на место палача. Я делал не имитацию казни, это — добровольный акт непротивления.
Одну жизнь назад, в сентябре 1937-го, в маленьком и уютном Минусинске расстреляли 109 человек, в октябре — 357, в ноябре — 416. В декабре — 590; в одну лишь ночь на 9 декабря — 222 человека. Стволы не выдерживали, их клинило, добивали ломом. Последний расстрел того года происходил в новогоднюю ночь. Разделение труда — великое завоевание этой цивилизации, разделение профессионального и личного — еще большее. Палач убивает, потому что это его служебная обязанность, а потом идет к своим детям и елке. Смотрит в давно пустое небо, слушает скрип снега под ногами, заходит домой, выпивает, закусывает, целуется, что-то говорит, поправляет бантики в косичках дочки, дает ей со стола конфетку.
Первый расстрел Нового, 1938 года состоялся 2 января. В ту ночь убили 69. Потом прибыли коллеги из Абакана, и 5-го и 6-го числа сотрудники Хакасского УНКВД в Минусинской тюрьме казнили 130 осужденных. Всего за первый квартал ликвидировали 781 человека, за второй — 593. В июле расстрельная команда отдыхала. 5 августа, «за один присест», расстреляны 309 человек (главный палач Лубянки Василий Блохин распоряжался, чтобы его команде на расстрел доставляли не больше 250 человек), всего в августе уничтожено 422. В сентябре — 180, в октябре — 125, в ноябре — 6. 17 ноября 1938-го расстрелы «залипают» на «паузе»: режим выпускает постановление «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия».
Иногда Минусинск уступал соседнему Абакану. В 1938 году органы НКВД получили задание арестовать китайцев и корейцев, проживающих в Хакасии. С получением подписанных Ежовым и Вышинским расстрельных списков в одну ночь, 19 октября, всех арестованных расстреляли: в Минусинске — 73, в Абакане — 142.
Производственные планы тогда перевыполняли, вот и спущенные Москвой Красноярскому краю «контрольные цифры» расстрелов ударно преодолели. По просьбе руководства края ему увеличили лимиты на расстрелы.
Краевое УНКВД перевыполнило и расширенные лимиты. С мест поступали просьбы о новых лимитах. И одно это свидетельствует не столько о паранойе Сталина, сколько о невменяемости нации, о психической эпидемии, поразившей тогда людей.
Кто были палачами, что это за особи, отличались ли они чем-то от людей?
Минусинский палач Андрей Алексеев — сын русского народа. Абаканский палач Иван Дзедатайс — сын латышского народа. По описаниям, обычные люди. Как все мы. Им поручили расстреливать других обычных людей на юге Красноярского края. Алексеев служил начальником Минусинского оперсектора НКВД. Иван Иванович Дзедатайс служил помощником начальника Хакасского УНКВД.
Несколько цитат из рассекреченных документов: «Свидетель Никитин показал, что процесс приведения постановлений о расстреле в исполнение носил мучительный характер, так как многие из репрессированных при расстреле оставались раненными, и по указанию Алексеева их добивали ломом. Свидетель Самойлов показал, что во время расстрела репрессированных в октябре 1937 года он был очевидцем и лично докладывал Алексееву о фактах издевательств и попытке А.И. Королева взорвать одного из осужденных с помощью электродетонатора. На что Алексеев заявил: «Не то еще делали, главное — быстрее расстреливать да беречь патроны». По показаниям свидетеля Дементьева, ему в октябре 1937 года «пришлось быть в подвале при проведении одной из операций и видеть, что расстрел производился сотрудниками, находившимися в нетрезвом состоянии и в обстановке полной дезорганизации».
Дзедатайс, бывший латышский стрелок, член партии с 1917 года, в органах ВЧК—ОГПУ—НКВД — с 1919-го. Расстреливал в подвале здания УНКВД на набережной реки Абакан. Периодически команда Дзедатайса по звонку Алексеева выезжала в соседний Минусинск: Алексеев «чужих врагов» не убивал, хватило бы сил со «своими» управиться.
Дзедатайс умело работал с кадрами, включая в расстрельную команду попеременно практически всех оперативных работников. Во избежание нервных срывов приказом НКВД СССР исполнителям разрешили в порядке профилактики «взбадривание». В одну из ночей осени 1938 года Дзедатайс, Алексеев и двое минусинских сотрудников, Королев и Новоселов, с возлияниями переборщили: когда привели приговоренных, исполнители не могли попасть в цель. Ломом вернее. Его использовали в качестве «контрольного» выстрела. Когда привели очередную партию, стрельба по целям шла столь беспорядочно, что трое контрреволюционеров сбежали. Нашли, приговор привели в исполнение, однако об этом стало известно в Красноярске: кто-то из своих донес в краевое УНКВД.
Следствие было коротким, выводы — в той системе координат — верными: следственный отдел НКВД СССР установил, что Алексеев, Королев, Новоселов и Дзедатайс «совершали грубые нарушения соцзаконности и должностные преступления». Всплыли издевательства, мародерство. И также, в соответствии с существовавшими координатами для человеческого бытия того времени, установлена первопричина: неумеренное пьянство на рабочем месте. 22.10.1938 г. Особое совещание уволило всех четверых из органов «за дискредитацию звания сотрудников НКВД» и осудило к заключению в ИТЛ.
В 1939-м, обращаясь к Ежову, Алексеев сообщил, что 17 лет честно работал в органах ВЧК—ОГПУ—НКВД, и только за 1937 год он лично арестовал 2300 троцкистов, причем более 1500 человек из них расстрелял. 9.01.1941 г. постановлением того же Особого совещания при НКВД СССР Алексеева условно-досрочно освободили из мест заключения, а в августе 1943-го с него сняли судимость.
Указ президиума Верховного совета СССР от 16.01.1989 позволил реабилитировать всех граждан, осужденных внесудебными «тройками», коллегиями ОГПУ и Особыми совещаниями НКВД—МГБ. Восстановление в правах и «утраченного доброго имени» не касалось изменников Родины, карателей, нацистских преступников, работников, занимавшихся фальсификацией уголовных дел, а также лиц, совершивших убийства. Меж тем уже в наше время, в нулевые, прокуратура края все же нашла возможность для реабилитации Алексеева.
Зерно и жернова уравняли? Как пояснил «Новой газете» председатель красноярского «Мемориала» Алексей Бабий, осенью 1938-го, когда режим притушил массовый террор, палачам, как правило, предъявляли обвинения, что они развязали руки не во исполнение указаний руководства страны, а в заговорщических целях, будучи агентами всевозможных разведок. Алексеев, разумеется, шпионом не был, поэтому прокуратура с юридической точки зрения права. А «мемориальцы» не допустили, чтобы Алексеев и его коллеги появились на страницах многотомных Книг памяти жертв политрепрессий Красноярского края и Республики Хакасия. Они тоже жертвы. Но прежде — палачи.
Вопреки распространенному заблуждению подавляющее большинство репрессированных — крестьяне. Но, кроме земледельцев и конюхов, в этих томах — комиссары, партийцы, госдеятели, чиновники, верой и правдой служившие Сталину и его режиму. И, собственно, приближавшие тот момент, когда им будут втыкать лом в череп.
Это не бессмысленно, но вряд ли достойно — обсуждать сегодня, кто записан в эти тома по праву, кто — нет. Вместе с тем чрезвычайно расплодившемуся канцелярскому семени, разбухшему госаппарату, всем этим «единороссам», «нашим», селигерским детишкам, наверняка бы не помешало яснее представлять, как могут завершаться такого рода карьеры в России.
Шеф Дзедатайса, начальник хакасского УНКВД с 1935 по 1938-й год, Н.П. Хмарин (награжден за репрессии орденом Ленина, в 1960-м исключен из партии) доложил на заседании бюро обкома ВКП(б), что из Красноярска получено задание арестовать 3000 человек. Члены бюро вынуждены были утвердить план, по сути, предусматривающий смертные приговоры и всем им. УНКВД разработало конкретные мероприятия. Этот список не так давно обнародован председателем хакасского «Мемориала» Николаем Абдовым, ныне покойным: «1. Арестовать всех членов бюро обкома, всех первых секретарей райкомов и вторых, если они связаны были с обкомом. 2. Арестовать всех членов облисполкома, председателей городских и районных исполкомов и сельсоветов (последних по выбору). 3. Арестовать в ближайшее время всех прокуроров, их помощников и следователей прокуратуры, в том числе прокурора области, председателя облсуда, председателя юридической коллегии адвокатов. 4. Арестовать первого секретаря обкома ВЛКСМ Чульджанова и секретарей райгоркомов ВЛКСМ. 5. Арестовать всех работников редакций областных, районных и городских газет, областного радио и ОГИЗа. 6. Арестовать начальников ведущих управлений и отделов облисполкома и райисполкомов. 7. Возбудить уголовные дела по фактам вредительства и саботажа на предприятиях золотодобывающей промышленности, угольных шахтах, заготовительной и перерабатывающей, лесной и деревообрабатывающей промышленности, а также в колхозах, совхозах и МТС».
Все руководство Хакасии, всю верхушку и элиту увезли в Красноярск, где и расстреляли.
Аналогии 2012-го с 37-м, разумеется, чрезмерны — если говорить о внешних обстоятельствах. Сегодня за убеждения к расстрелу не приговаривают. Да и вообще «именем РФ» к стенке не ставят. Разглядывать сталинские черты в Путине глупо, а сравнивать переживания противников путинского режима со страданиями мучеников предыдущих эпох — омерзительно. Однако красноярская экспозиция и все, что вокруг нее происходит, — не о степени либеральности/людоедства государства, а о нас, двуногих и, в отличие от Путина, бескрылых. Мы что, с 37-го сильно изменились? Обыкновенные, нормальные, простые. И тогда, и сейчас — отнюдь не исчадия ада. С той же самой, видимо, ставшей рефлекторной готовностью «служить» «общему делу» или «общенациональному лидеру», поступаясь при этом собственной независимостью, взглядами и уж тем более не беря во внимание суверенность чужую.
И нынешний режим занят тем, чтобы закрепить статус-кво: приоритет государства над жизнями конкретных людей. В катастрофичной для нации зависимости от установленного сверху порядка, в легком отказе самим себе в праве на самостоятельность и есть глубинная проблема — потому что для народа в его большинстве это и не проблема вовсе: этот изъян на самом деле только и позволяет в построенном нами мире выживать. Это касается, безусловно, не только России или Азии.
У российского рабства специфики нет, разве что традиционная заинтересованность Кремля в нем. А потому альтернатива, хоть на словах за нее и ратует большинство, плохо приживается: только рабская психология позволяет здесь не просто жить, но победительно торжествовать, только рабская гибкость и жажда жизни — несмотря ни на что, вопреки чему бы то ни было, даже на условиях червей и опарышей. Поэтому палачом или жертвой может оказаться каждый, они легко меняются местами. Остановить может лишь нечто неосязаемое. Мораль, религия, воровские «понятия», позволяющие отличать беспредел от нормы, — для кого как, каждому свое, но все это всегда стремится к исчезновению. И сейчас. А зло всегда заразно, и порча бывает коллективной, и периоды массового безумия, накрывающие страны и народы, нации, всем известны. Тем более если безумие поощрять сверху, вязать своими страхами всех, как вязали кровью всех вокруг себя Дзедатайс и Алексеев.
Боязнь Кремля «оранжевой» революции и частично из-за этого начатая в самих верхах борьба с коррупцией дадут, кажется, поразительный эффект.
То, конечно, будет имитация 37-го, сейчас все имитация, но это ровно до того момента, когда не упадут цены на нефть и прочее сырье, чем держится режим. Вот тогда начнется настоящее. Работа Марьясова — чем и ценна — о нерве не сегодняшнего дня, но вчерашнего и завтрашнего. А сегодня — тот день, когда такие выставки в РФ еще возможны. В общем, «воспоминание о будущем». О ситуации личного выбора.
Путин, разумеется, не Сталин, и ему тоже, если психическая эпидемия разразится, наверняка не поздоровится. И прежде верные путинцы объявят его, конечно, не немецким, а китайским шпионом, потому что его заслуги на восточном направлении вызывают наибольшее недоумение. Сейчас я продемонстрирую, как легко и просто впасть в паранойю и далее в безумие.
Скажите, пожалуйста, зачем Путин, а это именно его проект, столько лет пытается проложить в Китай газопровод через Алтай — через узкий, в 55 км, высокогорный западный участок российско-китайской границы? Есть восточный, в основном равнинный, протяженностью более 4 тыс. км, есть восточный маршрут трубы, выглядящий по всем статьям более логичным, предпочтительным, выгодным, частично освоенный и обустроенный. Однако этот проект отложен. Потому что этот маршрут планировал Ходорковский? На восточном участке Путин урегулировал пограничные проблемы, отдав Китаю спорные участки; на западном же претензии китайцев на то, чтобы отодвинуть в глубь России границу, пока лишь зафиксированы. Чтобы провести трубу через Алтай, не миновать плато Укок, охраняемое мировым сообществом, и скандала не миновать. Опять же газ из месторождений Западной Сибири охотно покупает и Европа, и платит существенно больше, чем может даже гипотетически предложить КНР. Какая же мотивация у Путина, радеющего за этот маршрут?
На этом участке госграницы стоит естественная преграда — горные хребты, самые высокие в Сибири. Дорог здесь никогда не было, пробираться могли лишь одинокие странники-экстремалы, как Будда (по преданию). Если проложат газопровод — появится шоссе. И китайская армия, при желании, получит возможность выйти напрямую на Новосибирск и Омск, разделив Россию на неравные части, забрав большую — себе.
Либералов обвиняют в сепаратизме, связях с Западом, с его разведками (вполне в риторике сталинского режима). Китаю отдал спорные территории Путин, он же продвигает проект западной трубы, а обвиняют в вынашивании подобных планов — «сетевых хомячков». Или обслуживать Китай, чем занят путинский режим, менее зазорно, чем Запад? И почему мы постоянно слышим только антизападную риторику, а где антикитайская? При Путине подписаны тома бумаг о том, как половчее распорядиться Сибирью в пользу Китая. И не только подписаны. Достройку Богучанской ГЭС лоббировали в 90-х именно китайцы, они хотели даже спонсировать строительство железной дороги к Нижнему Приангарью (им там нужен лес), но российское государство взвалило эти расходы на себя.
Исходя из норм 37-го, чем не основание для обвинительного приговора?
...В недавнюю музейную ночь экспозицию Марьясова дополнили молодые ребята и девчонки: читая молитвы, они встали к ростовым фотографиям. Как и те, лицом к стене. Кто-то подолгу задерживался в полутьме за их спинами — там, где стоять тошно. Некоторым — нормально. Некоторые ощущают прилив энтузиазма.
Спасибо, теперь на почту вам будут приходить письма лично от редакторов «Новой»