Фантомные боли истории

Творчество Татьяны Григорьевны прекрасно, как Третьяковская галерея на фоне наших серых будней. Конечно, небольшое преувеличение в подобном заявлении есть, что мне как автору стихотворных строк должно быть прощено. Но вообразите себе длинную чреду залов, где выставлены работы Татьяны Григорьевны Назаренко какой-нибудь щедрой душой, и вы не сочтете поэтическую метафору чрезмерно пафосной и далекой от правды жизни!

Мы познакомились в спешке, как это часто бывало прежде, на дружеской пирушке. Возможно, ей было не до меня, а я с интересом вглядывался в лицо молодой, красивой женщины, что называется, «в силе». Она уже была автором «Казни народовольцев». Огромного полотна с устрашающими лошадиными задницами на переднем плане, которые свободомыслящее меньшинство мигом ассоциировало с властью, находя много общего с лицами прорабов строящегося коммунистического общества.

Я, впрочем, любил совсем другие Танины работы тех лет. Те, что похожи на народные картинки или на не известные никому, даже Савелию Ямщикову, шедевры русских художников XVIII века.

Меня всегда, и сегодня не менее, чем раньше, волновал порой ненамеренный историзм некоторых картин Т.Г., пронзительное чувство истории как чего-то непреходящего, постоянно присутствующего рядом с нами в нашей повседневности. Я думаю, история для Назаренко — как фантомная боль. Вроде и нет того, что болит, но ведь болит! Отсюда и мертвые среди живых, и призраки минувших эпох в кругу современников, и извечная ее тяга к маскараду. Отсюда и стремление рассмотреть, увидеть в лице друга черты Героя.

Со временем, у которого все мы, как известно, в плену, менялась Танина живопись. От лессировок и полутонов в сторону резко очерченных цветовых пятен, фигур. Потом появились «фигуры» в буквальном смысле, что, по-моему, вполне закономерно. Явился городу и миру во всем своем великолепном безобразии «Переход», потом «Мой Париж».

Для многих, как когда-то и для меня, творчество Назаренко рифмуется с «силой таланта», «силой воли». Мне потребовалось немало времени, чтобы понять, что Танина сила есть обратная сторона ее слабости. Хрупкости. Беззащитности. Ее открытости. Ее щедрости.

Я знаю одного художника, члена МОСХа и т.д. и т.п., который всю жизнь жалуется, что его обворовали. Одни украли сюжеты, другие уперли неподражаемую творческую манеру. Теперь он сир и гол. В общем, как в комедии Гайдая — три магнитофона, три замшевых куртки, и пропал человек, пошел по миру.

У Назаренко, насколько мне известно, ничего не украли. Она все раздала сама — любимым, детям, друзьям, ученикам. Таня не стала от этого беднее. Напротив, теперь она Первая богачка среди богатых.