А мог бы жить в России!

«Феномен Гульда» повторился в следующем, 1957 году, когда он приехал на гастроли в Москву. Владимир Ашкенази в Большом зале консерватории был свидетелем того, как после 1-го отделения, проходившего в полупустом зале, люди бросились к телефонам-автоматам, чтобы звонить друзьям и убеждать их ловить такси и приезжать слушать гения. Во 2-м отделении зал был переполнен, а на концерте, проходившем через несколько дней в Ленинграде, — был аншлаг. Можно порадоваться, что наша публика оказалась значительно восприимчивее к таланту, чем американская, которая довольно спокойно отнеслась к концертам, которые Гульд давал в Нью-Йорке и Вашингтоне. Рассказывают, что сам пианист был так воодушевлен оказанным приемом, что подумывал, не остаться ли ему жить в СССР, но русские коллеги его отговорили.

Гульд исполнял разных композиторов (пожалуй, за исключением романтиков: Шопена, Шумана и Шуберта), но, конечно, главным его коньком был Бах. А среди произведений Баха особую известность принесли ему «Гольдберг-вариации».

Если доверять одному из основных биографов Баха — гёттингенскому историку музыки Иоганну Николаусу Форкелю (1802), — ария и 30 вариаций были написаны Бахом в конце 1741 года. Появлению этого произведения мы в значительной степени обязаны курляндскому барону фон Кайзерлинку, служившему русским послом при Дрезденском дворе. Кайзерлинк был известен как большой ценитель искусства и меценат. По-видимому, он познакомился с Бахом, когда вручал ему декрет о назначении «Придворным композитором». При Кайзерлинке в это время состоял в качестве музыканта одаренный мальчик — Иоганн Готлиб Гольдберг, вместе с которым в 1741-м граф приехал в Лейпциг и определил его в школу при Томазкирхе. Он обратился к Баху с просьбой написать музыкальное произведение для клавесина, которое 15-летний Гольдберг, достигший уже значительных успехов в игре на этом инструменте, мог бы ему исполнять, скрашивая бессонные часы. Считается, что в конце ноября 1741 года Бах посетил дом Кайзерлинка и поднес ему только что написанный опус — арию и 30 вариаций, за что был щедро вознагражден.

Таким путем одна из вершин клавесинной музыки вошла в историю культуры как «Гольдберг-вариации».

Про «Гольдберг-вариации» нельзя сказать, что это музыка грустная или радостная, потому что в тех пластах души, где она звучит, категории радости и печали уже не работают: она — вне их, выше их.

Манера исполнения Гульда была весьма своеобразной: временами он как бы впадал в транс — пел, дирижировал свободной рукой, мало обращая внимания на происходившее вокруг.

Все люди, знавшие Гульда, говорят, что он был необыкновенно чувствителен, несколько эксцентричен и очень обаятелен. У него было огромное количество поклонников, от которых он всеми силами оберегал свое privacy.

Неудивительно, что Корнелия Фосс, поддавшись очарованию Глена, на время оставила мужа и четыре с половиной года провела с Фоссом в Торонто. В недавнем интервью она приподнимает завесу над столь тщательно скрываемой им частной жизнью, в которой не было ничего предосудительного (о ней ходили разные слухи), кроме гиперчувствительности, мнимых страхов, мнимых болезней, привычки принимать огромное количество лекарств — всех этих невротических атрибутов сверходаренного человека, обреченного на внутреннее одиночество. С годами его чрезмерная чувствительность начала приобретать характер навязчивых состояний. Он панически боялся подхватить какую-нибудь инфекцию, а потому избегал всяких физических контактов; из боязни микробов не посетил в больнице умирающую мать, из-за чего потом мучился многие годы. Стремление оградить свою частную жизнь привело к тому, что ему стало казаться, что за ним шпионят и пытаются его отравить.

Он умер от инсульта, всего на несколько дней пережив свое 50-летие. Он часто говорил Корнелии, что умрет в 50 лет.

Остались его записи. Последние 20 лет он отказался от выступлений на публике и отдался во власть звукозаписывающей аппаратуры. Другой великий музыкант — Иегуди Менухин говорил, что игра Глена была мистической, в ней присутствовало Божественное начало.