— Нет, ни о чем мы с ними не договаривались.

— Ситуация такая: Владимир Владимирович был на выставке «Золотая осень» на ВВЦ. И когда Путин проходил по выставке, у него вообще маршрут не должен был проходить возле стенда Московской области, у него другой был маршрут, а потом, когда он направился к выходу, там его толпа уже встречала, и охранники говорят: «Давайте пройдем боковым выходом». Боковой выход оказался мимо нашего стенда, и один из наших менеджеров сказал: «Владимир Владимирович, а зайдите на наш стенд!»И Владимир Владимирович подошел к стенду, ему вручили корзину, причем охрана пыталась корзину взять. Ну мало ли там что? Он не отдал. Правда, там было еще несколько корзин. Охрана взяла себе, попробовала: видимо, всё нормально, продукты хорошие. И он ехал после этого на встречу к Медведеву в «Горки-10» обсуждать, кстати, отставку Лужкова…

— Ну, видимо, да. И, видимо, он просто решил похвалить национальных производителей.

— Вот вам крест, так сказать, ничего другого мы не делали.Никому денег не платили. У нас есть договор на поставку продукции в кремлевский комбинат питания, договор был заключен еще до этого, но у нас молочные продукты они не берут.

— В Кремль не поставляется, а в Горки поставляется.

— Конечно, грешен я. Простите, грешен человек. Но вопрос в другом. Во-первых, разные грехи бывают. И, во-вторых, если даже где-то и не так я сделал, стараюсь это исправить, понимая, что сделал ошибку или согрешил.

— Нет, патриархия здесь совершенно ни при чем, это такое коллективное решение наших сотрудников, ну и мое в том числе.

— Государство не может быть отделено от церкви, поверьте мне.

— Когда 80% людей заявляют, что они православные, государство не может быть отделено от церкви.

— В том, что они крещеные, а значит, ангел с ними. Да, к сожалению, воцерковлённых у нас гораздо меньше.

— Мусульмане некоторые работают. Не так много. Особенно мы на сезонные работы привлекаем. Буддистов не встречал. Атеистов не встречал.

— Нет, конечно. И быть не может. Но другое дело, что мы требуем от сотрудников соблюдения личного благочестия. Это, кстати, не зависит от того, православный или мусульманин.

— Ну нет, здесь не в этом дело… Есть два момента: первое — это для ног вредно. Я смотрю на женщин, которые ходят на таких каблуках, мне их жалко становится. Второе: нормальный мужчина если смотрит, что женщина на таких каблуках, то он может подумать, что она его пытается обмануть. Ну в каком плане? Может, у нее ноги суперкороткие, что она такие каблуки надевает. Это вообще не туфли, а протезы получаются. Я прошу прощения, конечно!

— Нет. У нас нет какой-то программы слежки. Если мы узнаем — мы, конечно, уволим.

— Ну несколько человек уволили. Вначале они сказали: «Да-да-да!» Потом сказали: «Да». Потом: «Дайте нам время». Потом замолчали.

— К этому невозможно понудить. У нас народ свободолюбивый. Кураев не прав. Я не считаю его вообще достойным оппонентом. Это человек, который наносит очень большой вред нашей церкви. И я обращался к патриарху о низвержении его из сана с просьбой нижайшей.

— Он человек не православный, еретик. Не уважает святых, прославленных всей церковью… Ну матушку Матрону например. Просто хулит ее.

— В церкви нет ничего спорного, понимаете? Господь прославил Матрону, и десятки тысяч людей ежедневно стекаются к ее мощам. Просьбы она выполняет.

— Ходил и просил.

— Помогло.

— Патриарх мог забыть, любой человек мог забыть, мог оговориться. Это вопрос мелкий: какие он носит часы. В тюрьме один человек убеждал нас: «Как же патриарх Алексий, — тогда еще Алексий был патриархом, — ездит на таком шикарном «Мерседесе?». Я ему говорю: «Что, в церковь, когда вы заходите, вас не смущает, что иконы имеют золотые оклады или позолоченные, и вообще церковь так благоукрашена? А колесница патриарха — это малая его церковь». Патриарх Алексий очень много путешествовал на машине, он в машине проводил по нескольку часов в день. И благоукрашение церкви, благоукрашение нарядов патриархов — это норма, которая существует в церкви столетиями. Это нормально. Почему-то никто не кричит, какие часы у Абрамовича или у Березовского? Почему он не отдал их на детский дом?

— Вы понимаете, нравственный образец должна иметь вся церковь, каждый член церкви должен служить нравственным образцом, и ничего безнравственного в том, что патриарх имеет часы за 50 тысяч евро или за миллион евро, нет. Потому, что если следовать логике критиков, то тогда зачем купола золотят? Ведь можно было на детский дом? Зачем золотые оклады? Вопрос в том, что, если у нас народ придет к Богу, у нас детских домов вообще не будет.

— Да, живой человек.

— Подарили. Вы думаете, он сам купил?

— Почему он не должен брать?

— Да, патриарху Алексию и патриарху Кириллу дарили дорогие иконы.

— Нет, новые, вновь сделанные иконы.

— Человек всё лучшее должен отдавать Богу.

— А вы думаете, дешево сделать икону современную? Ну там, на эмали, в больших узорчатых окладах.

— Божья Матерь, по-моему, скорее всего, он эту икону кому-то передарил потом.

— А ему много дарят, он обычно передаривает.

— Я думаю, ему много часов дарили, какие-то он передарил, какие-то не успел еще.

— Это атака на церковь, священники — это те же люди, которые выросли, получили такое же образование, как мы. Они, несомненно, имеют благодать Божию на свое служение, но все-таки они все равно люди. И они также могут грешить, как обычный человек. Это многовековая иллюзия, что священник — это ангел божий. Нет, он тоже человек, и тоже человек грешный.

— Да, должен. В связи с этим вспоминается выступление одного генерала ФСБ в каком-то 90-м или 91-м году, когда церковь начала возрождаться. Он так посмеялся и говорит: «Ну какое там духовное возрождение?! Там же половина или две трети — агенты наши, КГБ, нами поставленные!»И грех, к сожалению, есть в каждом из нас. И во мне, и в вас…

— И даже патриарх! Вот поверьте мне, он — тоже человек. У нас церковь православная, она чем отличается от римо-католиков? Тем, что мы не считаем, что патриарх безгрешен и что его любое деяние, оно безгрешно. О нет! И патриарх может тоже ошибаться, вопрос в том, куда он ведет, к чему он призывает. Как соизмеряются его личные поступки с его словами. И даже если священник оступится, любое таинство за него совершает ангел божий. Это известно.

— Поверьте, не дерзаю разрешать эту ситуацию, потому что не знаю ее глубоко. И насколько я на сегодняшний день вижу, что ситуация как бы исчезла.

— Могу вам одну историю привести про адвоката Плевако! Один раз он защищал священника, который был уличен в хищении каких-то приходских средств. Ну чисто такой мелкий гражданский проступок был. Суд присяжных. Прокурор выступает, говорит: «Ну как — священник, а он такое сделал?! Как это можно? Сан священнический… Так нельзя!..» Раз выступил, смотрит, что Плевако скажет. Плевако молчит. Два — выступил. Плевако постоянно отказывался от слова. И присяжные тоже не поймут, что происходит: адвокат не защищает священника. И вот наконец последнее слово адвоката. Плевако встает и говорит: «Господа присяжные, перед вами священник, отец Иоанн, он всю жизнь прощал вам ваши грехи. Простите и вы ему один грех». Двенадцать присяжных, все проголосовали: «Не виновен».

— Я думаю, что в нашей стране у нашей церкви и у нашего народа есть гораздо больше и важнее проблемы, которыми надо заниматься, чем вопросом квартиры патриарха.

В разных приходах иногда сидим за трапезой и смотрим: какие грехи сейчас в России? Миллионы детоубийств происходят, миллионы абортов ежегодно. К сожалению, процветает разврат, процветает блуд, процветает коррупция.

— Каждый день прошу, чтобы Господь простил бы мои грехи и привел бы на путь истины моих противников и врагов.

— О, да. Хватает.

— Да, конечно! Христа-то распяли кто? Друзья, что ли, распяли?

— Масса людей, которые носят белые ленты, делают это искренне и хотят сделать жизнь в нашей стране лучше. Я отличаю этих людей от тех людей, которые сознательно пытаются устроить в нашей стране то, что можно назвать «оранжевой» революцией или «оранжевым» переворотом.

— Все лидеры Болотной площади — Немцов, Навальный, Удальцов, Ольга Романова, Сергей Пархоменко и так далее — ну все.

— Само по себе объединение коммунистов, таких так Удальцов, и, допустим, людей, которые вроде как выступают с либеральных взглядов и демократических, странно, казалось бы: они самые главные оппоненты должны быть?!

— Поверьте мне, они вместе были в 17-м году. Вот что самое печальное.

— Может привести. Но Господь милостив, может и не привести. Лидеры белоленточников получают деньги от Березовского. Совершенно установленный факт, общеизвестный.

— Навальный получал деньги от Березовского.

— Еще националисты. Белов. Александра Белова я вообще лично знаю и достаточно давно. Ну и еще, не помню, Демушкин, что ли… Они встречались с Березовским в Лондоне где-то в конце прошлого года. А деньги в начале года получили.

— У него, может быть, тяжелое положение на миллиард, а 15 миллионов долларов он им сумел выделить.

— Да, и один из адвокатов Pussy Riot — Фейгин заявил, что он готов оказать бесплатную пожизненную адвокатскую помощь любому, кто даст обо мне правдивые, законные показания. Ну, видимо, он имел в виду мое уголовное дело.

— Нет, никак не повлиял. Даже более того, рядовые интернет-пользователи говорят: «Да, я в чем-то с взглядами Бойко-Великого не согласен, но молочные продукты у них отличные, я буду продолжать покупать».

— Не только я считаю, вся церковь православная так считает. Самый главный грех, который лежит на русском народе, — это предательство императора.

— Я каялся в этом активно, надеюсь, что Господь простил. Но в принципе лежал и на мне.

— Долго, да, годы.

— Ну как весь народ тоже. Я не знаю личную историю семьи Путина, как они встретили революцию. Могу так сказать: что мне повезло в каком-то смысле, у меня дед был среди конногвардейцев, он как раз был в том корпусе, который отказался присягать Временному правительству, — это, конечно, для нас плюс. Но все равно как-то участвовал, пассивно, может быть, не сопротивлялся большевикам…

— Да-да. Этот грех я чувствую. Грех по неведению. Если бы я знал тогда, в то время, что такое комсомол, я бы комсомольцем не был. Я пошел туда из благих побуждений.

— Нет, вот Господь милостив, уберег.

— Пока нет, нет такого желания. Достаточно расплывчатая организация, и там люди с очень разной идеологией собраны.

— Знаете, я старался всю свою жизнь принципами не поступаться. Даже еще в советское время, даже до того, как был крещен, принципы на материальные блага не менял никогда.

— Там чистая бесовщина порой… Вот движение Femen, PussyRiot. Вроде как они а-ля феминистки, а на самом деле, конечно, чистая бесовщина.

— Это совсем не искусство, да. Более того, это совершенно четко организовано и проплачено. Там больших денег, может быть, не понадобилось.

— Я могу предположить, что они достаточно тесно связаны с Гельманом и его друзьями. Отчим Надежды Толоконниковой, он какой-то друг Гельмана. Это же у них не единственная акция, до этого они тоже вытворяли всякие гадости, на Лобном месте, а это святое место для русского народа. Там в XVIвеке выступали митрополиты и цари с Лобного места. Это трибуна царя.

— Ну против власти можно протестовать и другими методами, допустим, на митинги ходить.

— Не надо нам лапшу на уши вешать — никакое это не искусство. Это богохульство сознательное, техническим образом сделанное, богохульство. Никакого искусства там в помине нет. Если они хотят песен, встаньте в переходе, на улице и пойте! Показывайте свое искусство. Зачем же в храме-то?Мои адвокаты говорят, что не совсем правильно применили статью «Хулиганство». Мы написали сразу, что это 282-я статья, «Экстремизм». Можно спорить, как их нужно было правильно обвинить — по 282-й или «Хулиганство», но срок совершенно адекватный. Они лицемерили на суде, и то, что называли покаянием или извинением, это был совершенно лицемерный подход.

— Что такое искреннее покаяние? Прежде всего они должны были рассказать, как это всё организовывалось. Кто стоял за этим? Кто был их соучастницами? Вот это искреннее покаяние. А если говорить: «Извините меня, но больше я вам ничего не скажу» — то, простите, это лицемерие.

—Можно было так сделать: объявить публично, что мы через неделю всех назовем, пожалуйста, придите, покайтесь сами. То есть заранее предупредить их…

— Нет, чтобы они, наоборот, пришли и тоже сдались.

— Да. Если человек совершил какой-то проступок, он должен понести наказание для своей душевной пользы, для своей духовной пользы. Поэтому в этом плане сдача своих — это помощь им, духовная помощь им, чтобы они ушли от этой бесовщины.

— Как смогли, раз мы не такие богатые. Но с нами никто не торговался, не говорил: «Дайте больше!» Я дам. Были обращения, но в основном обращения такие: «Я знаю имена такие-то, такие, вот интернет-ссылка». Нас это, конечно, не устраивало, мы никому вознаграждение не выплатили. Принесите доказательства!

— В тюрьме «Матросская Тишина», там, где Ходорковский, все, кого показывают по телевизору, они обычно сидят в спецтюрьме на территории «Матросской Тишины», называется СИЗО № 1. Есть два самых строгих изолятора: «Лефортово» и СИЗО № 1.

— Это так принято там, это не мое изобретение. Это частная вещь, и, если бы я ее оставил, ее бы охранники, скорее всего, забрали. Там при переезде из камеры в камеру, как правило, всю камеру очищают и всё выбрасывают. Ну иногда ленятся — сухари и сухофрукты остались.

— А у другого — она в сумке. Просто он может переехать в другую камеру, где нет шторки. И тогда можно остаться без шторки.

— Спрашивают: «А почему же в церкви свечи дорого стоят? Записки надо за деньги подавать?» Понимаете, настоящий христианин жизнь должен за Христа отдать, если такое понадобится.

— Не, допустим, там, просто броситься с балкона, — нет. Но если стоит выбор: жизнь или вера во Христа, то, конечно, настоящий христианин должен выбрать веру во Христа.

— Я ее уже выбрал. У меня в тюрьме охранники пытались несколько раз крестик снять. Я им говорил: «Возьмете только с моей жизнью вместе». Но потом крестик оставляли, приходил начальник, говорил: «Пусть носит».

— Не смогли, поверьте, не смогли, я занимался кунг-фу и могу за себя постоять.

— Она уже за мной.

— А вы думаете, не мучили? Я в карцере сидел один месяц, за похожие вещи.

— Да нет. В тюрьме нельзя быть героем, поверьте мне. В тюрьме относятся ко всем как к самому такому мусору последнему, и там по определению тебя считают злостным преступником, который жизни не достоин. Там героем быть нельзя.