Восстание «среднего класса» в России середины XVII века на два последующих столетия утвердило в стране крепостное право и деспотию самодержавия
Второе крупное московское восстание, известное широкой аудитории как «соляной бунт» 2 июня 1648 года, на первый взгляд очень похоже на первое, случившееся почти ровно столетием и годом ранее — 26 июня 1547-го (_см. «Новую газету», № 66 от 18.06.2012_). Какие-нибудь поклонники «новой хронологии» математика Фоменко наверняка сказали бы, что речь идет вообще об одном и том же событии. Тут и правда немало общего, так что невольно может возникнуть эффект дежавю. Опять всё происходит летом, в начале правления молодого царя, только не Ивана Грозного, а Алексея Михайловича Романова. Восставшие так же громят дома бояр, нескольких вельмож жестоко убивают, но государя и его покои не трогают, снова в деревянной Москве бушует страшный пожар. Правда, если восстание 1547 года в известной степени открывает историю земских соборов в России, то «собор всея земли», собранный по итогам волнений 1648 года, эту историю скорее завершает. Почему?
В 1645 году в российскую власть, как написали бы сейчас газеты, пришли «новые лица». 16-летний Алексей Михайлович, внезапно оставшийся сиротой и унаследовавший престол от умершего отца, Михаила Федоровича, поручил управление страной своему воспитателю боярину Морозову, человеку, по представлениям Московии, образованному, но, как оказалось, не лишенному страсти к наживе. «Сильный человек» Морозов сосредоточил в своих руках управление важнейшими ведомствами, а управлять остальными позвал, как водится на Руси, родственников, друзей и клевретов. Вскоре были объявлены реформы, в разработке которых участвовали приглашенные из Голландии экономисты.
В числе недовольных оказались не только вечно бесправные городские ремесленники и предприниматели — большинство живших государевым жалованьем стрельцов и дворян тоже едва сводило концы с концами, терпя несправедливость начальников. Последним потребовалось примерно два с половиной года, чтобы накалить обстановку до предела.
В начале июня 1648 года москвичи и съехавшиеся в столицу на военный смотр провинциальные дворяне со второй попытки прорвались к царскому кортежу, ехавшему на очередное богомолье, и подали челобитную с нехитрыми просьбами: прекратить обиды и притеснения, удалить и наказать плохих начальников, понизить налоги, простить долги. Царь, как и полагается в общении с народом, обещал разобраться. Однако ехавшие следом за ним начальники были настолько неосмотрительны, что поданную челобитную прямо на глазах просителей порвали и принялись всячески простой люд унижать. Роль триггера сыграло обыкновенное хамство. Стрельцы и дворяне толпу разгонять не стали, а, наоборот, вместе со всеми пошли штурмовать боярские хоромы и государев кабак. Тогдашнему министру финансов Назарию Чистому насмерть проломили голову, московского градоначальника Леонтия Плещеева забили прямо на Красной площади. Еще одного чиновника власти были вынуждены казнить сами. Боярина Морозова отстранили от всех лакомых постов и сослали на Север в Кириллов монастырь. Прежнее правительство ушло в отставку, а на 1 сентября назначили большой земский собор, которому предстояло принять новый свод законов — знаменитое Соборное уложение.
Это обстоятельство наверняка порадует тех, кто до сих пор тщится найти в России средний класс — три столетия назад их у нас было сразу два. Однако результаты их активности совсем не радужны в контексте того, что в условиях уже вступившего в свои права европейского нового времени можно было бы ожидать от среднего класса. Власть вернула ситуацию под контроль, сочетая точечные репрессии с целевым подкупом. Служилые люди удовлетворились повышением жалованья, новыми земельными раздачами и отменой срока давности по сыску своих беглых крепостных. Посадским хватило прощения долгов по налогам и монопольного сословного права на ведение предпринимательства в городах. Лучшим средством борьбы с произволом всеми слоями общества была признана царская власть. Неудивительно, что после принятия такого Уложения нужда в земских соборах вскоре как-то сама собой отпала. Боярина Морозова, к слову сказать, царским хотением вернули в Москву по осени в том же 1648 году. Он умер собственной смертью13 лет спустя в богатстве и почете. Большая часть его несметных богатств, накопленных за годы службы своему государю, перешла в государеву казну. Частные состояния у нас и теперь недолговечны. То ли дело — сложившаяся в результате «консервативной революции» 1648 года самодержавно-крепостническая модель: без существенных изменений она просуществовала в России по меньшей мере до самой Крымской войны.
Спасибо, теперь на почту вам будут приходить письма лично от редакторов «Новой»