Патрульный стоит, Александр Сергеевич прогуливается…

**Главный итог похода писателей и читателей 13 мая по Москве «от Александра Сергеевича до Александра Сергеевича» уже известен: всё в порядке.**

**Первый неожиданный результат: достойное поведение московской полиции. Или возросшая за неделю, считая от 06.05., вменяемость тех, кто отдает приказы.**

**Второй неожиданный результат: число участников. В субботу, накануне писательской прогулки, умиленные граждане цитировали Георгия Иванова: «Мы спокойно, классически просто идем, / Как попарно когда-то ходили поэты». Но классически и попарно не получилось. Во время шествия вспоминалось лишь глумливое школьное: «Выхожу один я на дорогу, а за мною сорок человек».**

**Кабы сорок! По версии ГУВД Москвы, по бульварам прошли 2 тысячи душ. По подсчетам организаторов и участников прогулки — около 15 тысяч.**

**_13 мая, 12.00._** Пушкинская площадь и сквер за ней затоплены народом. Писателей выносит (даже выдавливает) на лестницу кинотеатра «Россия». На ступеньках и в народе — Людмила Улицкая, Юлия Латынина, Ирина Ясина, Вероника Долина, Борис Акунин, Дмитрий Быков, Эдуард Успенский (вот уж кому здесь место: не от дяди Федора ли ведет родословную российский креативный класс и не от Матроскина ли — закаленное кризисами-дефолтами племя манагеров?). Здесь Сергей Пархоменко, Виктор Шендерович, Юрий Арабов, Сергей Гандлевский, Евгений Бунимович, Дмитрий Глуховский. Рядом шепчутся: в рядах идет и Александр Проханов. Поистине, отстаивать право прямохождения по городу Москве оказались готовы очень разные люди!

Народу так много, что постоянно с кем-то здороваешься, но видишь лишь малую часть публики. Встречные сообщают: здесь Сергей Юрский… Алексей Кортнев… Андрей Бильжо…депутат Геннадий Гудков… Ребята, здесь Виктор Анпилов!!! Здесь издатели, филологи, критики.

**_12.30_** . …Уж точно не 2 тысячи человек! Основная часть шествия перетекает на мостовую: Страстной бульвар затоплен людьми. Машины гудят — то ли в знак солидарности, то ли в знак отчаяния: опять пробка! Сотрудники полиции (их было на удивление мало и в метро под Пушкинской, и на площади, и на бульварах) все же появляются и начинают спокойно и профессионально перекрывать движение.

Все очень аккуратны. Почти нет «наглядной агитации». Кто-то несет кусок ватмана со скромной надписью: «Наноплакатик». На бульварах идет обычная жизнь: томятся над доской шахматисты, кто-то пишет на асфальте: «С днем матери!» Под окнами Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям устраивается на ворохе газет бездомная старуха. Дама несет по Страстному холеную таксу с белым бантом на ошейнике. На углу Рождественки седой человек в потертом плаще твердит, пряча глаза: «На лекарства… после инсульта».

Да, еще: камер — немерено. Но народ выгоняет из рядов съемочную группу НТВ.

**_13.30._** На Чистопрудном бульваре драйва побольше. Из провала между ЛУКОЙЛом и ВТБ-24, из воздуха, орет мегафон, пожелавший остаться неизвестным: «Мо-лод-цы! Мо-лод-цы!» Три орла в черных нарукавных повязках с золотыми молниями хором вопят: «Гей-параду здесь не место! Гей-параду здесь не место!» Первые ряды подступающих читателей-писателей отвечают ритмично: «И-ди-оты! Ду-ра-ки! И-ди-оты! Ду-ра-ки!»

Националистов на удивление мало. Заметен лишь юноша в черной майке с надписью, стилизованной славянской вязью: «Русский — значит трезвый» (ну-с: в такую партию я тоже впишусь). Рядом в толпе — юноша в белой майке, с надписью корректным курсивом: «Университет развивает все способности, включая глупость. Антон Чехов».

Стоит очень пожилая женщина в гимнастерке, с иконостасом фронтовых медалей на груди, с самодельным плакатом: «Вместо Удальцова и Навального арестуйте меня!»

Два мальчика вскинули руки в холщовых рукавицах. На них красно-черная надпись: «Хочешь сдать кровь? Спроси меня, как». Явно не почетные доноры, а люди с Болотной.

Нет мегафонов: разрешена прогулка, но не митинг. Речи говорят, но их не слышно. Читатели просят автографы у писателей, но очень корректно. Вот Борис Акунин — и хотя 15 тысяч душ вывела сюда запись в его блоге, никакого «с него сорвали свитер, отгрызли вмиг часы» не наблюдается: по Чистым прудам идут сотни воспитанных людей.

— Мне надо еще разобраться в своих впечатлениях: они чрезвычайно сильные. Писатель, как известно, человек одиночной профессии, живых людей видит мало. А когда их так много — это производит очень мощное впечатление.

Я совершенно по-другому себе все это представлял. Думал: ну, пройдемся мы, десять—двенадцать человек. За нами — еще несколько десятков. А то, что сегодня произошло, доказательство: всё это — не пустяковая затея. Не блажь. Это огромное количество людей собралось не нас посмотреть. Они пришли не ради нас: они пришли ради себя.

Потому что то, как начинается третий срок Владимира Путина, — приводит в оторопь.

И Москва… Москва сегодня демонстрирует: вот так у нас не будет точно. Демонстрирует, что с людьми такой диалог, как 6-7 мая, вести нельзя.

С людьми надо разговаривать вежливо и уважительно.

Между прочим, обратите внимание: полиция целый день сегодня ведет себя вежливо. Они даже остановили движение — хотя не должны были и не планировали этого делать. Полицейские сегодня ведут себя так, чтобы людям было удобно в их собственном городе. Держатся так, как будто что-то в сознании забрезжило.

И если это произойдет — я буду считать, что акция удалась вполне.

Бульвары цветут сиренью и дикой сливой. Трава зелена, как в балладах о Робин Гуде. Разнобойные московские тюльпаны (ни при каком царе не росли ровненько! Знать, еще триста лет придется высаживать) сияют темно-лиловыми, белыми, розовыми тюрбанами. На Чистых прудах так хорошо и спокойно, что в аллее за Абаем группа граждан (и похоже, не все меж собой знакомы) вдруг запевает: «Поднявший меч на наш союз…»

Я, честно говоря, и в студенчестве сваливала, когда это начинали петь хором.

Но сегодня… да, все так. Вышли на Пушкинскую, чтоб не пропасть поодиночке.

На Мясницкой, за Почтамтом все ж таки застенчиво стоят четыре автозака.

…Самая чудесная и азартная встреча случилась уже на Чистых прудах. С Генриеттой Наумовной Яновской и Камой Мироновичем Гинкасом я разговаривала и прежде: об Олеге Ефремове, о Достоевском, о Чехове, о Шагале. Но ни после какой премьеры-церемонии я не видела двух замечательных режиссеров, двух суровых перфекционистов, лауреатов «Золотых масок», премии Станиславского (и др., и пр.) такими! Трагический Гинкас, постановщик «К.И. из «Преступления», «Черного монаха», «Нелепой поэмки», блестел глазами и по-мальчишески хохотал.

# Генриетта ЯНОВСКАЯ, Кама ГИНКАС: «У Абая ночью чувствуешь себя человеком», или «Отец, возьми сырок!»

**Г.Я.:** Ну что: праздник. Общение. Людям приятно быть с равными себе. Но мы не шли по бульварам, мы вышли вас встречать здесь. Днем мы у Абая впервые. А ночью — нет.

Мы вышли вас встречать. Мы — аборигены.

То, что мы видели у Абая вечером и ночью, — потрясающе! Эти молодые люди создали то, что создать очень трудно: самоорганизацию. Вот девочка ходит по лагерю часами, она носит с собой полиэтиленовый мешок с криком: «Я мусорка! Я мусорка! У кого мусор?» Я курю: здесь я окончательно отучилась швырять окурки. Мне бы не позволили.

**К.Г.:** Какой-то хрен все-таки бросил бутылку в кусты — ее за ним подобрали!

**Г.Я.:** Ходит мимо девочка, объясняет маме по телефону: «Батарейка садится…» Я ей потом говорю: «Нужен бы генератор». Она отвечает: «Уже привезли, у нас их два». К ним подключают компьютеры, есть интернет…

**К.Г.:** Я сюда приехал прямо с петербургского поезда, ночью, голодный, мне говорят: «Подите поешьте. Вон стоят столы». Парень, который дежурил возле столов, мне говорит: «Отец, возьми сырок! Прямо из Америки!» И все хохочут…

Я ему говорю, обнимая за плечи свою внучку: «Во-первых, я не отец, а дедушка. Дед этой вот замечательной девочки — она здесь с шестого числа».

**Г.Я.:** А я, естественно, все время звоню, проверяю: «Маша, ты где?! Маша, ты где?!»...

**К.Г.:** …Вы видите, как на Чистопрудном бульваре тюльпаны веревкой обтянуты, чтобы никто ночью не наступил? А ведь уже пошло по ТВ, какой здесь ужас и антисанитария.

И начались провокации. Очень простые и насущные. Приходит ночью машина, пытается погрузить передвижные туалеты. Грузчиков обступает толпа «абаевцев». Они кричат: «Туалеты — оплачены. Оплачены на месяц вперед. Не имеете права вывозить!»

Понятно, что это способ провокации — вывезти кабинки. И я с ужасом думаю: «Вот сейчас будет драка из-за туалетов». Но как-то обходится.

**Г.Я.:** Ночью в лагере появляется пьяный. Его немедленно пытаются убрать. Он упрямится. Тогда «абаевцы» сами идут к милиционерам, к вменяемым милиционерам, с которыми есть договоренность.

А в то же время — ночью приходит человек и свою книгу раздает. Мы стояли с Юрой Ростом, нас всех автор одарил. Называется она — «Критика буржуазно-либерального движения в России». Люди вежливо берут экземпляры. Благодарят.

…Вчера вечером мы опять приехали. Нас предупреждали заранее: не надо туда, там всё окружено автозаками. Но мы приехали. Действительно: стоят четыре автозака, все в напряжении. И начинают раздавать белые ленточки. Все их надевают на себя, ожидая налета сил правопорядка. Вы понимаете? Надевают их, а не снимают!

И все очень собраны. Подходит к нам мальчик со словами: «Генриетта Наумовна… Я запомнил ваше имя и Машино, а Машиного дедушки — нет». Я говорю: «Кама Миронович». Он говорит: «Может быть, вам лучше уехать? Идут автозаки. При них Второй батальон. Мы их уже в лицо знаем. Это звери».

…Этот мальчик худенький, который занимается нанотехнологиями, идет просить незнакомых дедушку с бабушкой, чтобы уехали отсюда: здесь неспокойно.

**К.Г.:** Вы слышите, какие здесь сюжеты? Диалоги какой человеческой красоты! Здесь по ночам чувствуешь себя человеком. Принадлежащим к интеллигенции. И себя уважающим. Чувствуешь, что мы не слизь, как полагал Владимир Ильич. И не бандерлоги.

И думаешь: да нет, наша родина — замечательная! Именно что патриотизм…