Официальные версии его гибели выдвигались трижды: по свежим следам и спустя 20 лет, во времена «Пражской весны» (в обоих случаях следствие пришло к выводу, что министр покончил с собой), а также в начале 2000-х, когда эксперты пришли к выводу, что Масарик был убит. Основанием для этого утверждения стало исследование, проведенное специалистом в области биомеханики Иржи Штраусом. «К падению Масарика из окна причастен как минимум еще один человек, — заявил Штраус. — Министр был сброшен с высоты 14,5 метра, а не выпрыгнул из окна самостоятельно». Масарик получил тяжелые травмы ног и позвоночника, но смерть наступила от разрыва сердца, констатировал эксперт. Тогда же, оттолкнувшись от экспертного заключения и свидетельских показаний, чешские криминалисты предположили, что министра убили агенты МГБ СССР. Но и эта версия не нашла подтверждения, потому что в 2003 году расследование было приостановлено из-за отказа Москвы предоставить Праге архивные документы по «делу Масарика».

Смерть популярного в народе политического деятеля, сына первого президента Чехословакии Томаша Масарика, потрясла страну. Глубоко был взволнован и Клемент Готвальд. Летописцы свидетельствуют: на панихиде лидер коммунистов и глава правительства произнес эмоциональную речь. Посреди выступления он вдруг запнулся и сокрушенно покачал головой. Стоявшие рядом услышали шепот: «Ах Ян, Ян…»

Масарик был нужен Готвальду. Формируя после февральского кризиса 1948 года состав нового кабинета, премьер-министр делал ставку именно на этого демократа, интеллектуала и искусного дипломата. То, что в чехословацких учебниках истории вплоть до конца 80-х годов прошлого века именовалось «победой трудящихся над буржуазной реакцией», на Западе расценивали как коммунистический переворот. И хотя он обошелся без кровопролития, Европа смотрела на Чехословакию с недоверием и неприязнью. С помощью Масарика Готвальд надеялся улучшить «внешний вид» своего режима.

В те времена премьера-коммуниста еще не покидали надежды, что страна пойдет по пути социализма, но с чехословацкой спецификой. Это значит — с парламентской демократией, с ориентацией на гуманистические традиции прошлого. На предложение Готвальда войти в состав правительства откликнулся председатель Социал-демократической партии Зденек Фирлингер. Свое согласие дал и Масарик, занимавший в прежнем кабинете пост министра иностранных дел. Влиятельные западные политики были знакомы с ним лично. «Мы знали Яна Масарика в трудное военное время. У нас была возможность по достоинству оценить его душу». Эти слова произнес в британском парламенте сэр Уинстон Черчилль.

В роковую среду 10 марта 1948 года правительство коммунистов, слегка разбавленное демократами, должно было получить одобрение Национального собрания. Парламент же политической однородностью не отличался. Ожидалось, что предлагаемый Готвальдом состав кабинета встретит возражения депутатов. Присяга была назначена на 14 часов. Рано утром премьера разбудил телефонный звонок: «Масарик мертв, выбросился из окна».

На место трагедии прибыли министр внутренних дел Вацлав Носек и государственный секретарь МИДа Владимир Клементис. Тело Масарика лежало в трех метрах от дворцовой стены, под открытым окном ванной комнаты. Другие окна апартаментов были закрыты. Следов крови не было. Почти одновременно с Носеком и Клементисом прибыл какой-то незнакомец и потребовал впустить его в кабинет Масарика. Охрана было воспротивилась, но вмешался министр внутренних дел. Незнакомец находился в кабинете полчаса в полном одиночестве. Впоследствии очевидцы из прислуги утверждали, что он вышел оттуда с небольшим саквояжем. Личность этого человека и содержимое саквояжа до сих пор остается тайной.

В спальне Масарика были найдены две книги — «Похождения бравого солдата Швейка» и Библия, раскрытая на послании апостола Павла галатам. Несколько строк были подчеркнуты: «…ненависть, убийства, пьянство, бесчинство и тому подобное. Предваряю вас, как и прежде предварял, что поступающие так Царствия Божия не наследуют. Плод же духа: любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание. На таковых нет закона».

За расследование взялась чехословацкая госбезопасность, отстранив от дела опытных криминалистов полиции. Но те все же успели обратить внимание на то, что министр избрал не самый легкий путь к самоубийству: окно в ванной находилось высоко от пола и открывалось с большим трудом. Среди множества противоречащих друг другу показаний особого внимания заслуживает одно, до сих пор не подтвержденное, но и не опровергнутое. Его дал сотрудник МИДа Павел Страка. В ночь с 9 на 10 марта он заступил на дежурство. На его комнату были переключены все телефонные линии министерства, кроме прямого телефона Масарика. «Около одиннадцати вечера меня насторожил странный шум, — вспоминал Страка. — Обычно в этот час площадь перед министерством пустынна, а тут я услышал гул автомобильных моторов, потом шаги в дворцовом вестибюле. Бросился к выходу — не тут-то было: двери служебного помещения оказались запертыми снаружи. Попытался дозвониться до привратника, но кто-то отключил телефоны, хотя незадолго до этого я проверял их лично, и они работали».

Шум продолжался минут пятнадцать, потом все стихло. Страка выждал еще некоторое время, взялся за дверную ручку. Дверь была открыта. Выскочил в коридор, вернулся в комнату, схватил телефонную трубку: связь снова работала. Ближе к утру, преодолев страх, он вышел в вестибюль и столкнулся с насмерть перепуганным привратником, который не мог вымолвить ни слова и только показывал в сторону двора, где, как оказалось, лежало тело министра. Часы Чернинского дворца показывали четыре утра. Страка решил позвонить, но не в госбезопасность, а вдове писателя Карела Чапека, с которой были знакомы и он сам, и Масарик. Сотрудник МИДа был уверен, что этой женщине можно доверять, и сообщил ей то, что считал нужным: «Масарик мертв, не верьте, что это самоубийство».

Зная, что Страка во время трагедии находился в Чернинском дворце, власти ждали случая, чтобы отделаться от неудобного свидетеля. Когда в 1949 году начались судебные процессы над «шпионами» и «изменниками», Страку приговорили «за измену родине» к 12 годам тюрьмы.

10 марта 1948 года открылась сессия парламента. Первым к микрофону подошел министр внутренних дел Носек: «Масарик добровольно ушел из жизни. В народе у него не было врагов. Причина самоубийства — нервный кризис. В последние дни министр страдал бессонницей. Судя по большому количеству окурков в пепельнице, он не мог уснуть и в день трагедии. Ранним утром наступила резкая депрессия, которая довела его до состояния невменяемости. После этого Масарик вышел из спальни в ванную комнату и выбросился из окна. Следствие продолжается, проводится медицинская экспертиза».

Министра хоронили 13 марта. В Чернинский дворец проститься с ним пришли сотни тысяч человек. Справа от изголовья покойного лежал букетик подснежников. Агентство ЧТК подготовило серию снимков траурной церемонии. Все они были опубликованы в печати, кроме… фотографии с подснежниками. Ее «арестовали» уже в редакции. Почему? По одной из версий, Масарик был застрелен в пражском аэропорту Рузине при попытке покинуть республику. Тело убитого агенты охранки доставили в Чернинский дворец и выбросили из окна. А букетик прикрывал огнестрельное ранение головы. Но эта версия не подтвердилась. «В тот день министра иностранных дел не было на аэродроме», — так, по крайней мере, утверждал дежурный диспетчер Антонин Матейка.

Между тем глава МВД Носек косвенно возложил моральную ответственность за трагедию на «западных друзей Масарика». По версии министра внутренних дел, те «не могли смириться с лояльным отношением сына первого президента Чехословакии к рабочему правительству и своими выступлениями довели его до самоубийства». В пользу этой версии свидетельствовал и тот факт, что старый друг Яна Масарика — английский дипломат Роберт Брюс Локкарт (тот самый, чьим именем был назван известный «Заговор послов» в советской России в 1918 году) критиковал его решение остаться на родине после февральских событий 1948 года. Локкарту вторила газета «Нью-Йорк геральд трибюн»: «Каждый на Востоке, кого волнуют права человека, должен был либо сбежать, либо умереть. Масарик выбрал смерть».

До сих пор не опровергнута версия, будто свою роль в гибели министра сыграла американская разведка. Масарику якобы напомнили о некоторых его давних обязательствах, и поэтому-де, оказавшись в безвыходной ситуации, он решил покончить с собой. В 1965 году немецкий журнал «Шпигель» разразился сенсацией. Ее автор Бенно Вайгль утверждал: «После смерти Масарика из Чехословакии хлынул поток беженцев. До конца мая 1948 года в Германию бежало более 60 тысяч чехов… Американская секретная служба вербовала среди них агентов, готовых вернуться на родину… Среди завербованных были трое… Они появились в Чехословакии как мстители, чтобы убить Масарика…» К «западному» следу генеральная прокуратура Чехословакии вернулась в 1968 году, когда было принято решение выяснить обстоятельства смерти Масарика. Но впоследствии оказалось, что статья в «Шпигеле» — фальшивка, а Бенно Вайгль — авантюрист, решивший заработать на «сенсации».

Американская писательница Мерси Девенпорт, с которой Масарик был помолвлен, написала в мемуарах: «Многие чехословацкие эмигранты утверждали, что Масарик был убит. То же самое говорили американцы, в первую очередь президент Трумэн. Лично я часто слышала: «Они меня убьют». Когда «они» раскрыли его замысел покинуть страну, то сделали все возможное, чтобы помешать этому. Его бегство могло бы их дискредитировать».

За три дня до трагедии Масарика посетил замминистра иностранных дел СССР Валериан Зорин. Разговор был очень коротким, не более одной-двух минут. Зорин вышел, не подав Масарику руки. Министр был бледен. Сославшись на недомогание, удалился из офиса. Сегодня известно, что сталинский эмиссар Зорин прибыл в Прагу в феврале 1948 года с высочайшим повелением Кремля: чехословацким коммунистам надлежало воспользоваться разразившимся правительственным кризисом для захвата власти. Видимо, Масарик об этом знал.

Те, кто в ту пору окружал министра, давно заметили резкие перемены в его настроении. В 1947 году возглавляемая Масариком делегация приезжала в Москву обсуждать условия советской экономической помощи. Но Сталин завел речь о нежелательности подключения Чехословакии к американскому плану Маршалла. Масарик возразил: лучше заняться вопросами, которые делегация уполномочена обсуждать. Вождь оборвал министра на полуслове: «Ваше участие в плане Маршалла — это принципиальный вопрос, без него нельзя вести переговоры. Немедленно свяжитесь с правительством!»

Вернувшись в Прагу, Масарик в кругу близких друзей обронил: «Я уезжал в Москву министром иностранных дел суверенного государства, а возвратился лакеем Сталина».

В открывшемся после «бархатной революции» 1989 года архиве ЦК компартии Чехословакии, в личном фонде Антонина Новотного1, историки обнаружили копию письма Сталину. Под ним подпись: «Ян Масарик» и дата: «9 марта 1948 года». Предсмертное письмо министра? Многие считают, что это так.

«Господин маршал (так в тексте. — В.Я.), я решил написать вам в последние минуты своей жизни. Самоубийство — не оружие политика, если оно, конечно, не продиктовано его полным крахом.

Я не говорю о военных преступниках — Гитлере, Геббельсе, Гиммлере и других. Они хотели избежать наказания. Сам Клемансо2, человек из гранита и стали, носил при себе яд и был готов принять его в случае, если французская армия будет разбита Германией. Я не Клемансо, мне никогда не приходило в голову совершить самоубийство по политическим мотивам. Но сегодня я решился на это без малейших колебаний.

Вспоминаю нашу встречу в Москве. Вы тогда сказали мне, что СССР будет и впредь проводить традиционную политику славянского братства, что Чехословакия не должна опасаться нового германского нашествия. Через господина Зорина вы направили мне личное послание, в котором разъясняли, что в интересах превентивной безопасности СССР заинтересован в сильном правительстве в Праге, которое было бы верно духу русско-чешского союзничества.

В беседе со мной господин Зорин сказал, однако, что наше Национальное собрание кишит предателями и ярыми врагами СССР, которые хотят совершить государственный переворот, спровоцировать конфликт между Россией и Америкой, что, в свою очередь, привело бы к войне в Чехословакии. В любом случае вы высказались совершенно ясно, указав, что требования коммунистической партии не направлены на советизацию страны, что это скорее патриотический долг чешских коммунистов. Но вскоре я понял, что компартия вовсе не собирается выполнять обещания. Легальное правительство в нашей стране не значит ничего, производятся аресты людей, чья единственная вина состоит в том, что до войны они боролись с коммунистами.

В Чехословакии уже нельзя вести речь о свободе. Свобода подменяется подавлением политических противников партии. Готовится почва для установления полицейского авторитарного режима. Я не могу жить без свободы, но и не в силах ее отстаивать. Потому что Ян Масарик не может бороться с Россией и ее правительством. Я — узник собственной совести. Мне остается только умереть. У вас еще есть время отказаться от политики советизации моей страны.

Поторопитесь, очень скоро может быть поздно!»

В октябре 1992 года в чешской прессе появилась новая информация об обстоятельствах смерти Масарика. Тогда в чешское посольство в Берлине пришел человек, заявивший, что его мать была сотрудницей НКВД, и она якобы рассказывала, что именно советские чекисты убили министра по приказу из Москвы. Полгода спустя комментатор радио «Свободная Европа» Ефим Фиштейн (головной офис радиостанции находится в Праге) сообщил, что к нему обратился некто Леонид Паршин, утверждавший, что информацию посольству предоставил он, а именно: его мать была агентом НКВД–МГБ СССР, до войны она действовала в Испании, после — в Чехословакии.

Спустя 10 лет об этой женщине рассказал журналистам сотрудник Управления документации и расследований преступлений коммунизма криминальной полиции Чешской Республики полковник Илья Правда, занимавшийся в 2001–2003 годах третьим и, судя по всему, последним расследованием «дела Масарика»: «Елизавета Паршина была агентом-нелегалом и действовала на территории Чехословакии с 1945 по 1953 год. В нескольких интервью эта женщина утверждала, что ей известны убийцы Масарика. По ее словам, министр якобы отказался от сотрудничества с советской разведкой, и поэтому его было необходимо устранить. В этой акции, по словам Елизаветы Паршиной, должен был принимать непосредственное участие генерал МГБ СССР Михаил Белкин3. Кроме того, Елизавета Паршина упомянула имя генерала Белкина и в интервью для цикла передач чешского телевидения «Чехословакия и спецслужбы».

Весной 2002 года Прага официально обратилась к Москве за содействием в проведении допроса Елизаветы Паршиной. Осенью того же года Генеральная прокуратура Российской Федерации ответила отказом в связи с кончиной свидетельницы.

Тогда чехи попросили российскую сторону «поделиться» архивными документами за 1947–1948 годы, которые могли бы пролить свет на загадочную смерть Яна Масарика. Генпрокуратура РФ откликнулась в начале 2003 года: «Архивные материалы, к которым проявлен интерес, до сих пор являются государственной тайной».

Ответ по просьбе чешских журналистов прокомментировал прокурор Мартин Омелка, причастный к расследованию «дела Масарика»: «Утаивание исторических фактов характерно для русских, и с этим ничего не поделаешь. Интересующие нас документы могут быть рассекречены лет через пятьдесят, а возможно — никогда».