«Ты стал настоящим москвичом! Это чудовищно!»

Я приехал из Ленинграда в Москву в 1972 году, переведясь на работу в Институт ёокеанологии им. П.П. Ширшова РАН. К тому времени Москву я знал довольно хорошо, поскольку в течение предыдущих 10 лет часто ездил сюда — у меня был «межгородской» роман, который окончился женитьбой на московской поэтессе Анне Наль… Уже и несколько песен было написано — «Чистые пруды», «Бульварное кольцо»… Так что я знал, куда еду, и Москва как город была мне очень интересна, я ее любил. Хотя для меня — ленинградца, конечно, это нетипично: после Ленинграда обычно все другие города кажутся городами второго сорта.

Москва в те годы была прежде всего столицей тогдашней литературы — здесь жили поэты, которые тогда для меня были богами: Борис Слуцкий, Давид Самойлов, Булат Окуджава…

Что касается науки, то переведясь из НИИ геологии Арктики в престижный Институт океанологии РАН, я из «пехотного офицера» превратился в «гвардейца». Потому что и наука в Питере была достаточно провинциальной по сравнению с московской. Так что тогда для меня Москва была, так сказать, центром вселенной. Я ее примерно так и воспринимал.

Хотя, конечно, к московской жизни первое время привыкал довольно болезненно. У меня несколько иная ментальность, и этот шум, постоянный поток людей, московская контактность — с одной стороны, и московские, так сказать, хамоватость, деловитость — с другой, внушали поначалу некоторую неприязнь… А эти узкие кривые переулки, которые непонятно куда тебя выведут! Мне не нравилось и до сих пор не нравится отсутствие в этом гигантском городе большой воды…

Но сейчас я уже привык к особенностям Москвы и даже «омосквичился». Где-то год назад я поехал в Питер, чтобы записать на студии «Мелодия» очередной диск с песнями, и звукорежиссер, с которым я работал перед моим переездом в Москву в 1972 году, сказал мне: «Тебя невозможно писать! У тебя стало чудовищное произношение! У тебя появились распевное «а», мягкое «г». Это ужасно! Я не буду тебя писать! Ты потерял ленинградскую манеру говорить! Ты стал настоящим москвичом! Это чудовищно!» А я этого и не замечал за собой.

Не знаю, «омосквичился» ли я совсем, но приезжая в свой родной город, я радуюсь встрече с ним, а через 3-4 дня становится скучновато… Хочу обратно, в Москву.

Я для себя определил, что Москва — не город. Это страна. Со своим укладом, привычками… Она была, есть и будет таким кипящим, деловым котлом и науки, и искусства. Москва — это одна страна, а окружающая ее Россия — другая. Ленинград же — столица провинции. Я очень благодарен Владимиру Ильичу Ленину за то, что он увез правительство в Москву. Ведь Сталин и Каганович могли бы так же изуродовать Питер, как они изуродовали Москву, взорвав храмы и другие исторические здания… И очень не хочется, чтобы нынешняя чиновничья орда, которая населяет Москву, жила бы в Питере и уродовала бы его… Так что слава богу, что столица — в Москве.

К сожалению, Москва сейчас превратилась в город бюрократической диктатуры. У нее специфические, непостижимые цены, здесь самый высокий уровень бандитизма, хамства. Она стала городом грязным — даже по сравнению с другими российскими городами, я уж не говорю про, например, чистейший Минск, где можно гулять ночью, и милиция не берет взяток — потому что там нет криминала, там бандит только один, сидящий сверху…

И тем не менее за 40 лет пребывания в Москве я полюбил ее — мусорную, шумную, веселую, бандитскую, несуразную… Это чувство совершенно не мешает мне считать себя питерцем и любить свой родной город. Поэтому когда меня спрашивают: какой ты город любишь больше — Ленинград или Москву, то это так же безнравственно, как спросить у ребенка: кого ты любишь больше — папу или маму?