Мы красные кавалеристы, и про нас...

***

Маршал Константин Рокоссовский, командовавший в Московской битве 16-й армией, прикрывавшей Волоколамское шоссе, оставил впоследствии любопытные воспоминания. Цензура, конечно, изрядно с ними поработала, но вырезанные из мемуаров сочные куски текста благополучно сохранились.

Рокоссовский вспоминал об эпизоде, происшедшем в начале ноября 1941 года, в период относительного затишья:

Дальнейшие события показали, что Жуков своей стратегической мысли о конармии не оставил. По его распоряжению 3-му кавкорпусу генерала Доватора (50-й и 53-й дивизиям) была придана прибывшая из Ташкента 44-я кавалерийская дивизия. После чего эта конная масса, заметно превосходившая по численности пресловутую 1-ю конную армию времен Гражданской войны, была наименована «кавгруппой Доватора».

Штаб Западного фронта, конечно, осознавал, что немцы используют двухнедельную ноябрьскую передышку в боях для перегруппировки с целью продолжения наступления. Точно так же как и войска Западного фронта использовали ее для укрепления позиций и устройства вновь прибывающих сибирских дивизий. Тем неожиданнее для всех явился приказ Жукова от 16 ноября.

Рокоссовский в опять же вырезанном цензурой из его «Солдатского долга» отрывке писал:

Надо сказать, что немцы, не в пример их визави из Красной армии, отличались скрупулезностью и даже некой беллетризированностью в составлении донесений и отчетов о военных действиях.

В 9.00 утренний туман рассеивается и, наконец, можно видеть вокруг холодный зимний ландшафт. Мы находимся на вершине холмистой гряды, несколько восточнее Мусино, у наблюдательного пункта одной батареи. В трех километрах от нас начинается лес, исчезающий за горизонтом. Между нами и лесом простираются неширокие поля с небольшим кустарником. Сквозь тонкий снежный покров проглядывают борозды и жнивье. Солнце поднимается все выше. Один из наших полков имеет задачу наступать в северном направлении. Он занимает исходный рубеж в деревне за нами. 10.00 утра.

Внезапно в направлении намеченного наступления противника показывается 60–70 всадников, которые после нескольких выстрелов нашей артиллерии скрываются в глубине леса. Но наше командование рассчитывает на наличие у противника кавалерии, поэтому появлению конных всадников не придается особого значения. Справа от нас виднеются деревянные крытые соломой избы деревни Парфиниково (Парфеньково. — А.М.). Дома вытянулись подковой в сторону леса. Эта деревня еще вчера была ареной ожесточенных боев, и сегодня она по-прежнему остается заманчивой целью для советских войск.

<…> Вдруг короткая команда стоящего впереди командира дивизии заставляет нас перевести свой взгляд с юга на восток. Его острый взгляд различил в глубине леса скачущую по узкой просеке кавалерию. Кажется, это крупные силы, которые то исчезают за деревьями, то вновь появляются на небольших полянах, и, наконец, продвигаясь на юг, исчезают в чаще. По телефону короткие ясные приказы передаются на батарею. Неожиданно в 3000 метрах от нас на опушке леса появляются конники. Сначала их немного, потом 50, 100, 300, и, наконец, справа и слева из гущи леса на запад несутся все новые массы конницы. Нам все еще не верится, что противник намерен атаковать нас на этом широком поле, предназначенном, как кажется, только для парадов. Правда, при случае нам говорили об этой возможности, говорили также о небольших конных атаках в оборонительных боях под Смоленском. Но атака силами более чем одного эскадрона против нашего совершенного оружия и на местности, над которой полностью господствуем мы, кажется безрассудным предприятием.

И тем не менее противник пускает в ход этот свой последний козырь. Появляющиеся в беспорядке из леса массы конницы незаметно и быстро принимают боевой порядок. Теперь это уже три шеренги, эшелонирующиеся друг за другом, которые скачут в южном направлении, удаляясь от леса.

Это непередаваемо прекрасное зрелище, когда в ясном солнечном зимнем ландшафте седло к седлу, низко нагнувшись к шеям лошадей, с блестящими саблями наголо кавалерийский полк несется в атаку. Кажется, что вернулись времена монгольского нашествия, и неудержимый поток маленьких черных косматых лошадей с вросшими в них азиатами стремительно врывается в страны запада.

Но вот очарование рассеивается. Офицер-наблюдатель кричит в телефонную трубку данные для стрельбы. Пулеметы выкатываются на край окопов, солдаты сбрасывают теплые варежки и начинается представление, которое не может нарисовать даже самая большая фантазия. Батарея ведет огонь с открытой огневой позиции. С шипением вылетают из стволов первые снаряды противотанковых пушек. Из деревни южнее нас ведут огонь все орудия, которые только что уничтожали русские танки. Сплошное черное облако висит над продолжающим скачку эскадроном. По-видимому, уже ничто не может сдержать этот порыв, хотя снаряды то и дело вырывают огромные бреши в сплошной массе лошадиных тел. И совершенно необъяснимо, как в этом море огня эскадрон несколько поворачивает вправо и его авангард выносится прямо на открытую сторону деревни.

Огонь наших артиллеристов образует сплошную стену. Лошадиные трупы взлетают на воздух. Невозможно разобрать, где люди, где кони. Эскадрон потерял управление и цель своего наступления. То, что совсем недавно было картиной, напоминающей парад, теперь превратилось в беспомощную массу. Небольшие группы лошадей без седоков, все в пене, скачут в разные стороны. Вся масса эскадрона топчется бесцельно на месте. То вправо, то влево уносятся одичавшие в этом аду кони, давя все, что осталось живого на своем пути. Немногие еще усидевшие на конях кавалеристы тонут в этой сплошной массе, и наша артиллерия добивает последние остатки атаки.

И вот из леса несется в атаку второй конный полк. Невозможно представить себе, что после такой гибели всех эскадронов первого полка, кошмарное представление повторится вновь. Направление атаки и расстояние теперь известно, и гибель второго полка происходит еще быстрее, чем первого. Только 30 кавалеристов во главе с офицером на прекрасном коне подскакивают почти к самой деревне, и здесь они гибнут в огне наших пулеметов.

Глубокая тишина воцаряется над полем боя. Все смотрят туда, где только что, как во сне, неслись многочисленные кони. Одна из первых больших конных атак Второй мировой войны произошла под Москвой. Надо надеяться, что она была первой и последней в этой войне, а может быть, и во всей военной истории. Но вот звучат резкие приказы. Полк переходит в наступление.

Немецкий штабной офицер очень точно описал местность в районе деревень Мусино и Парфеньково. После войны на этом пологом холме, вверх по которому, исполняя идиотский приказ, устремились в атаку красные кавалеристы, начались торфоразработки. И открылись косточки… В далеком олимпийском году здесь, может быть, впервые на территории Московской области, появились поисковики. Тогда все происходило стихийно, полулегально. Не было ни карт, ни планов. О предварительной работе в архиве Министерства обороны нечего было и думать. Никто, включая вашего покорного слугу, и понятия не имел, что же здесь на самом деле произошло.