Сюжеты · Общество

Три иллюминатора для царской семьи

Александр Покровский , писатель, офицер-подводник
Этот иллюминатор попал ко мне совершенно случайно. Серега Степашов — капитан и водолаз — мне его как-то пообещал.
— Это иллюминатор с «Полярной Звезды», — сказал он.
— С той самой? — спросил я.
— С той самой, — был мне ответ.
С тем мы и расстались, и не вспомнил бы я никогда про него, если б не моя жена.
Есть у моей жены одно свойство: она если услышит про то, что нам обещали иллюминатор, то никогда потом про это не забудет.
— Где наш иллюминатор?! — вот это я слышал от нее почти каждый день, так что Серегу мы потом все равно приперли к стенке, и он принес иллюминатор — в нем бронзы было килограммов шесть.
—Такой большой? — удивилась жена. Она почему-то полагала, что иллюминатор с царской яхты — это что-то вроде рамки для фотографий.
А царская яхта «Полярная Звезда» — это вообще-то боевой корабль, на нем и пушки имелись калибром сорок семь миллиметров. Она была более ста метров в длину и водоизмещением более 3900 тонн — солидное дело. И в броню она была одета — все-таки царскую семью на себе несла. А еще на ней было более трехсот человек команды и прислуги — числом более пятидесяти.
Серега попал на нее еще молодым мореходом. Он практику проходил на катере «Испытатель», и кружили они на нем недалеко от Угольной гавани, той самой, где до недавнего времени было большое кладбище кораблей. Вот там и дожидалась своей очереди на порезку «Полярная Звезда». До 1961 года она служила советскому военно-морскому флоту верой и правдой, а потом вся эта вера и правда закончилась расстрелом — сделали из нее мишень. Вот только не тонула она ни с первого, ни со второго залпа — на совесть была сделана. Ни ракеты, ни торпеды ее не брали — бронированный корпус есть бронированный корпус.
Но утопили, конечно, ее в конце-то концов, вот только утонула она на небольшой глубине — трубы торчали. И простояла она в воде десять лет.
А в 1971 году ее выдернули со дна, и все, что осталось, отправили в Угольную гавань — там корабли резали и сразу же грузили на железнодорожные платформы.
Серега попал на нее как раз перед порезкой. Попал он еще с двумя приятелями, которым всюду мерещились клады. И никто-то из них тогда не предполагал, что настоящим кладом была сама яхта.
Хотя, наверное, это не совсем так, потому что Серега, как потом он рассказывал, пришел от вида яхты в полный восторг. Даже разбитая, даже разграбленная, она поражала своим величием. «Там была мыльная комната, а на стенах кафель неземной красоты! — И стал Серега сбивать тот кафель, чтоб хоть кусочек унести. — Чтоб в музей сдать! Я же хотел сдать его в музей!»
Восемнадцатилетний парень сбил зубилом и молотком себе все руки — кафель не ломался, не крошился — только зубило отскакивало да искры летели.
«Красивый был кафель. Рыбки, водоросли…» — вот тогда-то и решили взять с нее иллюминаторы. Серега отсоединил себе три иллюминатора. Он хранил это все в доме своего отца почти сорок лет.
— Вот! — сказал он мне. — Один — вам, один — мне, а один — в музей.
Даже через сорок лет хранения он все пытался пристроить эту красоту в музей.
Я думал два дня, а потом написал письмо представителям «Дома Романовых», мол, так-то и так, попал ко мне иллюминатор с яхты «Полярная Звезда», так, может быть, он вам надобен, все-таки реликвия.
Каково же было мое удивление, когда мне ответили. Ответил мне Иван Сергеевич Арцишевский, много лет представляющий в России Объединение членов рода Романовых. «Ваше сообщение, — написал он, — взволновало Димитрия Романовича (он замглавы Объединения, праправнук имп. Николая I)…»
Должен сказать, что этих слов мне хватило. Со мной вдруг случился настоящий приступ счастья, во время которого я скакал по комнате и орал чего-то невразумительное моей жене.
А потом мы созвонились с Иваном Сергеичем и оттащили ему этот иллюминатор.
Вот и вся была бы история, если б я тогда же не вспомнил, что у Сереги оставались еще два иллюминатора. Я ему позвонил:
— Серега! Они так были рады! Давай им подарим и эти два иллюминатора. Все-таки пожилые они уже люди, эти Романовы, и каждому из них подарить бы по иллюминатору. Как ты считаешь?
— А как же музей? — спросил Серега.
— А в музее им присвоят инвентарный номер и засунут на склад, — сказал я на это. — А тут люди его в руках будут держать. Его, если долго в руках держать, то он теплый. Царская бронза, Серега, не хухры-мухры!
Так что Серега со мной согласился, и отправились в «Дом Романовых» все три иллюминатора — последние осколки ушедшей эпохи.
Вот и все наши дела.