Документы ГКЧП готовились в КГБ - 2

После смещения главы государства — президента СССР М.С. Горбачева и захвата власти в стране ГКЧП обвиняемый Шенин О.С., используя сохранившееся партийное влияние на средства массовой информации, организовал через руководителей ТАСС и Гостелерадио СССР распространение документов: «Заявление председателя Верховного Совета СССР Лукьянова», «Указа вице-президента СССР Янаева о вступлении в исполнение обязанностей Президента СССР», постановление ГКЧП №1, «Заявление Советского руководства», «Обращение ГКЧП к Советскому народу», «Обращение и.о. Президента СССР Янаева к главам государств и правительств и Генеральному секретарю ООН». <…>

По поручению Шенина Манаенков вызвал председателя Всесоюзной телерадиовещательной компании Кравченко Л.П. Приехав к Шенину около 5 часов, тот получил от него папку с документами ГКЧП и указание передавать их по каналам радио и телевидения начиная с 6 часов. Еще до начала ввода войск в Москву по приказу Язова силами спецназа ВДВ был оцеплен комплекс зданий Центрального телевидения, а в последующем и ТАСС. Непосредственная работа этих важнейших средств массовой информации по указанию Крючкова была взята под особый контроль сотрудниками КГБ СССР.

19 августа 1991 года, в нарушение Закона СССР «О печати и других средствах массовой информации», было приято постановление ГКЧП №2 «Об ограничении перечня выпускаемых центральных, московских городских и областных общественно-политических изданий» — то есть введена цензура.

20 августа были приняты меры к закрытию ряда телерадиоканалов, транслировавших достоверную информацию о сущности ГКЧП, в том числе радиостанции «Эхо Москвы».

В течение всего времени нахождения ГКЧП у власти Пуго как участник заговора постоянно держал под своим контролем работу Центрального телевидения, угрожая его сотрудникам привлечением к ответственности по закону о чрезвычайном положении за невыполнение его распоряжений. Он же настаивал на отмене трансляции программы Ленинградского телевидения и немедленном закрытии радиостанции «Эхо Москвы». <…>

Из показаний свидетеля Кравченко Л.П. следует, что в ночь на 19 августа 1991 года в половине первого ему позвонил секретарь ЦК КПСС Манаенков, который сказал, что есть очень важная и интересная информация и ему необходимо приехать. Когда он вошел в кабинет Манаенкова, то заметил, что на столе лежат какие-то бумаги, но он ему их не показывал. Манаенков сказал, что в стране очень тяжелое положение, все развалено. Похоже, сегодня ночью, а точнее, в 4 часа будет вводиться чрезвычайное положение в стране или в отдельных ее районах.

«Далее Манаенков дал мне понять, что после введения чрезвычайного положения телевидение и радио должны работать в таком режиме, как они работали в дни похорон видных деятелей КПСС и государства».

Манаенков также сказал, что документы по этим вопросам готовятся. Тогда Кравченко пояснил Манаенкову, что прежде чем попасть на Гостелерадио, все документы должны пройти через ТАСС. Тот предложил ему связаться по телефону с Шишкиным (Шишкин Геннадий Аркадьевич — первый заместитель гендиректора ТАСС. — Ред.).

Когда Шишкин приехал, Манаенков показал ему проект документа, который Шишкин начал читать. Это было заявление, точнее, проект заявления советского руководства. При этом Манаенков повторил, что вводиться чрезвычайное положение будет, скорее всего, с 4 часов, но это не совсем точно. Он попросил нас с Шишкиным собрать людей, которые понадобятся, а также предупредил, чтобы о введении чрезвычайного положения мы никому не сообщали.

Когда Манаенков отпустил их, они заехали в ТАСС, где обсудили дальнейшие планы. Затем он поехал в здание Гостелерадио, расположенное на Пятницкой, откуда позвонил Бирюкову, Осколкову и Какучая, вызвал их на работу.

«Затем поехал к Шенину. Было около 5 часов утра. Вид у Шенина был победный, торжественный. Он сказал о введении чрезвычайного положения и предложил посмотреть документы. Одним из документов было «Заявление председателя Верховного Совета СССР Лукьянова» в рукописном варианте, которое шло первым номером. Были там и другие документы, такие как «Указ вице-президента СССР о вступлении в исполнение обязанностей», «Заявление Советского руководства» за подписью Янаева, Павлова и Бакланова, «Обращение к Советскому народу» за подписью 5 членов ГКЧП, за исключением Тизякова, Стародубцева и Павлова, а также «Обращение к главам государств и Генеральному секретарю ООН» за подписью Янаева. Все эти документы в копиях. Кроме того, мне была передана разметка о порядке выхода в эфир вышеуказанных документов».

Далее Кравченко пояснил, что Шенин сказал ему, что эти документы необходимо передать по телевидению и радио, а работать надо в режиме чрезвычайного положения.

Во время допроса свидетель выдал следствию документы, полученные от Шенина.

Приехав в «Останкино», он увидел, что к телецентру стягивается техника. С утра все документы ГКЧП выходили в эфир друг за другом с небольшим интервалом, а в 8 часов утра вышли в эфир в одном выпуске. Так продолжалось до середины дня. Потом эти документы дали только в программе «Время».

По радио документы ГКЧП передавались в больших выпусках новостей.

«Около 8 утра 19 августа позвонил Пуго и распорядился о всяком исключении «живого эфира», на что я ему объяснил, что «живого эфира» быть не может, так как они передают документы.

Со слов Лазуткина, первого заместителя председателя ВГТРК, мне известно, что тому также звонил Пуго и спрашивал, почему идет ленинградская программа? Тот отвечал, что не имеет возможности отключить ее».

<…> В собственноручно записанном дополнении к протоколу допроса Кравченко Л.П. указал, что все эти дни телевидение работало под полным контролем военных и работников КГБ.

Дополнительно допрошенный 31 октября 1991 года Кравченко Л.П. подтвердил ранее данные показания, кроме того, дал более подробные пояснения по некоторым позициям.

В частности, он отметил, что, несмотря на отмену ст. 6 Конституции СССР, роль ЦК КПСС в деятельности средств массовой информации продолжала оставаться высокой. По существу, ничего не изменилось в том, что касается иерархического подчинения государственных средств массовой информации ЦК КПСС. По-прежнему по вторникам его или его заместителей приглашали на заседания в ЦК КПСС. По средам Лучинский, который занимался идеологией, приглашал его на установочные заседания. <…>

Следствием установлено, что все документы ГКЧП готовились в аппарате КГБ СССР и после внесения в них дополнений и изменений в ночь с 18 на 19 августа окончательно оформлялись там.

Говоря об обстоятельствах прохождения информации ГКЧП по каналам ТАСС, свидетель Шишкин, первый заместитель генерального директора ТАСС, пояснил: «Я приехал в ТАСС и начал звонить работникам, необходимым для выпуска информации. А в то время, когда я занимался организацией всего, раздался звонок по правительственной связи, и мне сказали, что звонят из Комитета государственной безопасности и сейчас ко мне приедут в помощь два сотрудника, которые хорошо знакомы со спецификой работы ТАСС».

Где-то около 5 часов в ТАСС приехал Кравченко, который сказал, что выступает в роли фельдъегеря, и привез в единственном экземпляре документы, на которые он мельком взглянул.

К документам была приложена бумажка с указанием порядка прохождения сообщений.

«Первым шло заявление Лукьянова, которое было написано от руки, что меня удивило, но я не показал виду. Вторым был указ Янаева, подписанный лично им. Заявление советского руководства подписали Павлов, Янаев и Бакланов с указанием их должностей в тот период. Эти документы были размножены, так как нужно было несколько экземпляров подразделениям ТАСС, а также телевидению и радио». После этого началась работа по подготовке материала к выпуску.

Кравченко уехал к себе в здание на Пятницкой и попросил, чтобы на машине отправили эти материалы в «Останкино». «Сотрудники КГБ добивались от меня, могу ли я гарантировать, что без моего ведома не пройдет какая-то информация. Я ответил, что такое, скорее всего, не случится, но полностью гарантировать я не могу. Необходимо слишком много контролеров. Это была их главная забота». <…>

Заместитель генерального директора ТАСС Кеворков, допрошенный в качестве свидетеля, пояснил, что дежурил по ТАСС с 15 часов 19 августа 1991 года. О введении чрезвычайного положения и создании ГКЧП узнал из сообщений телевидения и радио. Когда приехал на работу и вошел в кабинет к Шишкину, то увидел, что тот был в подавленном состоянии. Там находились два молодых незнакомых ему человека. Со слов Шишкина он узнал, что они из КГБ.

В это время Шишкин исполнял обязанности генерального директора ТАСС, так как Спиридонов (Спиридонов Лев Николаевич — генеральный директор ТАСС. — Ред.) находился в отпуске.

«Около 17 часов 19 августа Спиридонов вернулся из отпуска и провел совещание, на котором рассказал, что в газетах введена цензура и поэтому теперь сообщения руководителей РСФСР надо включать в оперативную сводку, по другим каналам этих материалов не передавать, так как это будет бесполезная работа и цензура все равно ее не пустит».

Со слов Спиридонова ему известно, что тому дважды звонил секретарь ЦК КПСС Дзасохов (Дзасохов Александр Сергеевич — член Политбюро и секретарь ЦК КПСС. — Ред.), который выражал недовольство тем, что информация недостаточно жесткая, и если ТАСС не может сделать нужную им, то они сами пришлют ее. Такие материалы были переданы из ЦК КПСС, но по каналам ТАСС Спиридонов их не пропустил.

Свидетель Спиридонов, генеральный директор ТАСС, показал, что, находясь на отдыхе под Пицундой, 19 августа утром по телевидению узнал о введении в стране чрезвычайного положения и создании Государственного комитета по чрезвычайному положению в СССР.

<…> «У меня был один вопрос — как быть с поступающим потоком информации. Основные документы ГКЧП прошли до моего возвращения, и я к ним никакого отношения не имел. В это время начала поступать информация из Белого дома. Это были следующие документы: «Заявление Б.Н. Ельцина с осуждением путча», «Сообщение Комитета конституционного надзора», «Сообщение из Белого дома о созыве чрезвычайной сессии Верховного Совета РСФСР» и четвертый — «О созыве пресс-конференции в Белом доме». Я распорядился дать заявление Ельцина в изложении, в котором сохранялись два принципиальных положения: о том, что все это незаконно, и призыв к всеобщей бессрочной забастовке. Эта информация прошла за подписью РосТАСС. Прошла информация о созыве чрезвычайной сессии Верховного Совета РСФСР с подачи ТАСС. Прошла информация по каналам связи со страной и за рубеж о пресс-конференции в Белом доме».

В отношении заключения Комитета конституционного надзора свидетель пояснил, что 19 августа ему позвонил председатель комитета Алексеев и сказал, что они хотят публиковать свою позицию. Алексеев выразил понимание сложности обстановки, но сообщение комитета с изложением позиции просил выдать в любом виде.

Он распорядился, несмотря на введение цензуры и контроля со стороны КГБ, выдать это сообщение на ленту ТАСС.

Заявление появилось в печати, его заметили на Западе.

При анализе материалов, поступавших на ленту ТАСС 19 августа, по словам свидетеля, было видно, что только один отклик из четырех был в поддержку ГКЧП.

Дважды по этому поводу звонил секретарь ЦК КПСС Дзасохов и спрашивал, почему идет только негативный материал. Он ответил, что ТАСС дает то, что ему приходит. Дзасохов обвинил его в том, что он ничего не понимает. Он ответил, что понимает все, но давать будет так, как есть. <…> Этот документ на ленту ТАСС по его указанию не выдавали.

О тех условиях, в которых работало телевидение в период 19—21 августа, показал свидетель Лазуткин — первый заместитель председателя ВГТРК. 19 августа он прибыл на работу в 9 часов. Кто-то из знакомых сказал ему, что совершен переворот. У здания Гостелерадио стояли войска спецназа.

<…> Далее свидетель пояснил, что, когда он находился в кабинете главного редактора студии информационной программы «Время», позвонил Пуго, который искал Кравченко. «Узнав, что тот уехал, сказал, что в 20 часов 15 минут планируется трансляция выступления Собчака по Ленинградскому телевидению. Пуго дал мне указание не транслировать это выступление. Я ответил, что это не в моих силах. Но Пуго настаивал на том, чтобы предприняли все, чтобы это выступление не транслировалось. После этого звонка я позвонил в Министерство связи заместителю министра Иванову и полностью передал разговор с Пуго, на что тот ответил, что в таком случае пусть сам Пуго берет кусачки и откусывает кабель».

До окончания информационной программы «Время» вновь позвонил Пуго и потребовал ответа, почему он не выполнил его указание в отношении Собчака. Выступление Собчака прошло по всей стране. Материал Сергея Медведева (Медведев Сергей Константинович – тележурналист, впоследствии пресс-секретарь Б.Н. Ельцина. — Ред.) Пуго назвал прямым предательством и инструктажем к действиям против ГКЧП.

В отношении Лазуткина Пуго заявил, что тот будет нести строгую ответственность по закону чрезвычайного положения.

<…> Вскоре его пригласил к себе Кравченко, которому привезли пакет из КГБ от Крючкова.

«Документ был изготовлен на простой белой бумаге, на бланке без указания принадлежности. Озаглавлен он был примерно так: «О мерах по урегулированию деятельности телевидения и радио в условиях чрезвычайного положения». Текст составлял полторы страницы, подписан никем не был.

Это был проект, с которым мы ознакомились и внесли свои коррективы. В частности, об открытии всех каналов нашей компании и дачи возможности самостоятельной работы местным телерадиокомитетам. В тексте этого письма предусматривалось закрытие радиостанции «Эхо Москвы» и Российского телевидения как не способствующих стабилизации положения, хотя фактически они были закрыты накануне.

Начальник технического управления компании Хлебников, который также был приглашен к Кравченко, дал заключение, что текст подготовлен с технической точки зрения очень грамотно и в его подготовке принимал участие специалист».

Свидетель далее продолжил, что его лично озадачил один из пунктов этого проекта, где указывалось, что контроль и ответственность за выполнение предусмотренных мер возлагается на органы государственной безопасности.

Данный проект документа с их поправками увез тот же сотрудник КГБ. <…>

Допрошенный в качестве свидетеля Шевелев Г.А., заместитель председателя ВГТРК, показал, что, по его мнению, Кравченко был поставлен в такие условия, что иначе поступить не мог. Вернее, мог подать в отставку, но его просто бы заменили.

Многие начали винить дикторов телевидения, читавших материалы ГКЧП, но надо было посмотреть на их лица — что они могли сделать, если за их спинами стояли автоматчики. <…>

Свидетель Прилуков, начальник управления КГБ по г. Москве и Московской области, пояснил, что 20 августа 1991 года по указанию Агеева он приказал своему заместителю Кучерову выделить сотрудников КГБ и закрыть радиостанцию «Эхо Москвы». В закрытии радиостанции принимал личное участие и руководитель группы «Альфа» Карпухин.

Прилуков по этому поводу также пояснил, что 20 августа 1991 года к нему обратился Лебедев (Лебедев В.Ф. – зампред КГБ СССР.— Ред.) и просил помочь найти местонахождение указанной радиостанции. Со слов Лебедева, ему от Крючкова поступила команда закрыть эту радиостанцию. Он связался со своим заместителем Назаровым и приказал ему выделить работника в распоряжение Карпухина. 21 августа в районе обеда позвонил Карпухин и сообщил, что данная радиостанция им закрыта и отдана под охрану комендатуры.