Дзержинск уверенно держит мировое лидерство как по количеству химических свалок, так и по размерам крупнейших из них — «Белое море» и «Черная дыра». Местные власти предлагают «развеять миф» об экологической угрозе…
В самый канун майских праздников, когда вся страна уже расслабилась, в администрации города Дзержинска Нижегородской области прогремел гром: «К нам едет президент!» В июне в Нижнем Новгороде пройдет саммит Россия—ЕС, и вот выясняется, что...
В самый канун майских праздников, когда вся страна уже расслабилась, в администрации города Дзержинска Нижегородской области прогремел гром: «К нам едет президент!»
В июне в Нижнем Новгороде пройдет саммит Россия—ЕС, и вот выясняется, что в эти же даты президент намерен устроить в Дзержинске заседание Госсовета по вопросам экологии.
Почему именно на Дзержинск пал президентский выбор? Признаем: город немаленький, заметный промышленный центр. Но мало ли в России таких Дзержинсков?
О том, чем Дзержинск выдается на общероссийском фоне, я нескольким ранее разговаривала с Владимиром Федоровичем Ореховым. Конечно, на заседание Госсовета он не попадет — хотя его, думаю, стоило бы позвать — в качестве непредвзятого и владеющего вопросом экологического активиста.
Я напишу про все то, что он и другие дзержинские экологи могли бы рассказать президенту, если б их пригласили на эту встречу.
Владимир Федорович Орехов 35 лет руководил Северным филиалом Акустического института в Североморске, потом вышел на пенсию, вернулся на родину, в Нижегородскую область. Вернулся — и сразу попал в эпицентр борьбы: местное население восстало против крупнейшего в Европе полигона бытовых отходов «Игумново», чадившего на окрестные деревни жирным удушливым дымом.
Природоохранная прокуратура поначалу никак не могла уцепить хозяев, городское начальство вяло убеждало всех, что вонючая свалка отвечает всем нормам, и пеняло людям, что те не владеют специальными знаниями. Но люди по-обывательски стояли на своем: «Полигон мешает жить, от него мы задыхаемся, и дети болеют астмой».
Росло протестное движение, влился в него и Орехов. Вскоре на базе группы активистов была создана экологическая организация «Вьюница» (так одна небольшая местная речка называется). Приперев природоохранную прокуратуру, эта самая «Вьюница» добилась, что дело о ликвидации полигона дошло до суда. И в мае 2008 года Дзержинский районный суд вынес беспрецедентное решение: в срок до октября 2010 года прекратить эксплуатацию полигона.
Полигон, впрочем, эксплуатируют и по сей день: администрация Дзержинска ссылается на то, что никакой альтернативы «Игумнову» не построено. К решению суда чиновники относятся, как к карточке «Извещение» из настольной игры: пока играли в торжество законности — все участники сохраняли серьезное лицо. Но суд прошел — и администрация думать забыла про это баловство.
Хотя пожары на свалке с тех пор попритихли. А вскоре после суда Орехову позвонили из городской администрации: «Возглавьте Региональный центр экологического мониторинга» (РЦЭМ).
Около года РЦЭМ бился за соблюдение в Дзержинске природоохранного законодательства — так же уверенно, как «Вьюница».
А потом Орехов вдруг ушел с руководящего поста. Он не вдается в детали, отчего вдруг принял такое решение, но говорит: «Проживая на пенсию, я все же могу себе позволить позицию и убежденность».
История болезни
Экология для Дзержинска — точка столкновения интересов и незаживающая язва. Настолько давняя, настолько тяжело поддающаяся лечению, что многие руководители уже просто научились ею спекулировать, как уличные попрошайки спекулируют фотографиями своих больных детей.
Орехов говорит про Дзержинск: «Наш город обременен историей». Лучше не скажешь. История Дзержинска — в самом деле, тяжкое, неподъемное бремя.
Место, где ныне стоит Дзержинск, исстари в народе звалось Черноречье — глухой угол в 40 километрах от Нижнего Новгорода, торгового гиганта на Волге. В середине XIX века в глубины Черноречья провели железную дорогу, и с тех самых пор здесь начало расти производство, потянулись люди из деревень.
Советская власть форсировала промышленный рост Черноречья, открывая новые и новые заводы, перестраивая прежние.
Крестьяне повалили на производство тысячами: гнал голод, на заводе был пайковый хлеб.
В 1930 году президиум ВЦИК своим решением утвердил на карте страны город Дзержинск, занявший площадь многих бывших чернореченских поселков.
Сегодня в городе и окрестностях живет около 240 тысяч человек.
XX век с его гонкой вооружения придал Дзержинску принципиальное для страны значение. Во время войны здесь производили широкий спектр вооружения — взрывчатку, бомбы, авиаснаряды. Боевую химию, разумеется: фосген, иприт, люизит, хлор, синильную кислоту. Каждый из заводов кроме продукции для нужд оборонки производил еще и значительное количество химических отходов. Как правило, их сваливали неподалеку. Так, в частности, образовалось шламохранилище «Белое море».
«Белое море» — крупнейший шламонакопитель на территории России и Европы. Действует около 35 лет — введен в 1973 году. Ныне эксплуатируется заводом «Капролактам» (ОАО «Сибур-Холдинг»).
Справка с сайта завода
«К 1 января 1939 года в стране планировалось создать значительные мощности по выпуску отравляющих веществ. Большие надежды возлагались на дзержинский завод № 96, мощности которого должны были составить 40 тыс. тонн иприта, 8 тыс. тонн люизита и 3 тыс. тонн фосгена в год. <…>
8 мая 1944 года был подготовлен отчет Горьковского НИИ гигиены труда и профзаболеваний о профессиональной заболеваемости за годы Отечественной войны на заводе № 96: во втором полугодии 1941 года были официально зафиксированы поражения 765 человек, в 1942 году — 2397, в 1943-м — 494, а в первом полугодии 1944 года — 134 человек. Сотни тех, кто работал на «Заводстрое» в те годы, не дожили до Победы. И только единицы живы в наши дни».
«Белое море» вмещает в себя около 7 миллионов тонн отходов химических производств, среди которых, опасаются экологи, есть и отходы первого класса опасности. Впрочем, по официальной версии, «отходы, содержащиеся в «Белом море», относятся к четвертому классу опасности и характеризуются как «малоопасные». Почти 60% общего объема приходится на воду, остальное — на нетоксичные малоопасные смеси нерастворимых солей, в основном карбонаты».
В настоящее время «Сибур» ломает голову над тем, что делать с «Белым морем»: консервировать или перерабатывать? И то и другое стоит колоссальных денег — речь идет о сотнях миллионов рублей. Так что основное направление, в котором и завод, и администрация Дзержинска работают с полной уверенностью, — это «демифологизация объекта «Белое море».
Не менее интересна история другой экологической достопримечательности города — так называемой «Черной дыры». «Черная дыра» — огромный карстовый провал*, появившийся около 30 лет назад. Специалисты называют этот шламонакопитель диким, потому что формально его никто никогда не строил — эта химическая свалка появилась стихийно. В основном в «Черную дыру» сбрасывал отходы своего производства химический завод «Оргстекло», но и другие заводы этой возможностью не пренебрегали. За все годы эксплуатации неглубокая, как поначалу казалось, ниша в грунте так и не переполнилась. То есть всё, что заводы десятилетиями валили в яму, расходилось по карстовым пещерам в грунте.
Поскольку шламоприемник не имел официального хозяина, природоохранная прокуратура пыталась через суд привлечь администрацию к рекультивации этого хранилища. Но «Черная дыра» существует и по сей день.
«Белое море» и «Черная дыра» — самые известные химические свалки Дзержинска. Но есть и другие, часто не менее масштабные, — всего их более 50. Сегодня большая часть города — так называемая промзона — представляет собой сплошное марсианское пространство, до горизонта покрытое не твердым и не жидким, а каким-то зыбучим веществом, медленно переваривающим ржавые остовы каких-то механизмов, неведомо как сюда попавших.
Согласно официальной статистике Росстата, онкология — вторая (после традиционных для нашей страны инфарктов) причина смертности в Дзержинске. Виной тому не только химическая промышленность, но и предприимчивость населения, которая, впрочем, корнями также уходит в химическую промышленность. Во многих окрестных селах до недавнего времени печи топили графитовыми отходами с окрестных заводских производств. Графитовые отходы имели в себе весь спектр ядовитых веществ, и их надо было утилизировать по специальным правилам. Но в селах тогда еще не было газа, и люди сняли с заводов бремя по переработке токсичного графита.
В последнее время экологическая дискуссия вышла на новый уровень в связи с большой федеральной затеей по подъему уровня Чебоксарского водохранилища. Эта идея с ходу натолкнулась на ряд препятствий на местах, среди которых и очевиднейшая, катастрофическая химическая загрязненность Дзержинска. Поднятие воды в водохранилище может привести к подтоплению химических захоронений (что и так иногда происходит — во время паводков). Есть риск, что их содержимое однажды поступит в крупные водные артерии. Так что свалки и шламонакопители в некотором роде — конт-раргумент против данного проекта.
Как желания расходятся с возможностями
Вот была такая история. Несколько лет назад маленький городок Сасово (в Рязанской области) со скандалом, через многократные суды изгнал со своей территории вновь отстроенный цех по производству фенолформальдегидных смол. Цех противоречил природоохранному законодательству, и сасовцы сказали: «Нам такого счастья не надо. Даже с учетом новых рабочих мест и повышенных поступлений в бюджет».
В итоге цех съехал — в Дзержинск. Думаете, здесь кто-то будет предъявлять к нему претензии? Тут и без того в течение нескольких лет Росгидромет в своих отчетах стабильно фиксировал превышение ПДК по фенолу. И ни одна ответственная структура ну никак не могла выявить источник превышения. Заместитель начальника управления инвестиционной политики, внешнеэкономических и межрегиональных связей и охраны окружающей среды Дмитрий Алсофьев по этому поводу говорит, что реально привлечь кого-то за превышение по фенолу очень трудно, хотя соответствующая работа все равно проводится. Природоохранная прокуратура тоже разводит руками. «Многие химические производства в городе находятся под контролем государственных органов федерального уровня, таких как Росприроднадзор, Ростехнадзор и др., — пишет заместитель нижегородского природоохранного прокурора Максим Кондратьев. — По действующему законодательству контролирующие органы регионального или муниципального уровня не имеют права войти на территорию такого предприятия для проверки экологической обстановки, отбора проб, за исключением возникновения аварийной чрезвычайной ситуации с последствиями, например, в виде пожаров, отравлений граждан и т.п.»
А Орехов, на тот момент еще числившийся специалистом РЦЭМ, пока остальные беспомощно сетовали, придумал вот что. Он демонстративно производил отбор проб воздуха в непосредственной близости от предприятий — не на них самих. На предприятия его не пускали, а он подгонял «Газель» с измерительной аппаратурой, ставил ее у забора в подфакельной зоне и отбирал пробы. В число главных подозреваемых попали «Завод им. Свердлова» и «Оргстекло» — два крупнейших городских предприятия. Как говорит Орехов, «по результатам исследований велась работа с предприятиями».
Орехов, конечно, не профессиональный эколог (что многие профессионалы не устают ставить ему в упрек). Но все же в результате проведенной работы выбросы фенола сразу как-то сами собой снизились.
Политэкология
В 2006 году американские исследователи из Blacksmith Institute поставили Дзержинск в рейтинге самых грязных точек планеты на второе место после Чернобыля. В том же исследовании говорилось, что средняя продолжительность жизни мужчины в городе составляет 42 года, а женщины — 47 лет.
Исследование наделало много шуму. В конторах экологов, сотрудничавших с «Блэксмитом», ФСБ и милиция устраивали обыски, разыскивая «оранжевый след». От Дзержинска отвернулись наметившиеся было инвесторы. Городская администрация рвала на себе волосы, что так задешево позволила себя обмануть (а «Блэксмит», перед тем как очернить Дзержинск в глазах всего мира, подарил ему несколько водоочистных установок). В конце концов, уже и сами американцы вынуждены были признать, что если Дзержинск и стоит на втором месте после Чернобыля в их грязном списке, то только если по алфавиту в латинской транскрипции.
И все же исследование американских экологов в отношении Дзержинска — при всей сомнительности и натянутости выводов — было весьма показательным. Дело в том, что американцы в своих выкладках отталкивались от той публичной информации, которую прежде открыто презентовали официальные лица. В частности, в 2002 году, в ходе выборной кампании мэра Дзержинска, Владимир Бриккер, на тот момент депутат городской думы и областного Заксобрания, активно привлекал внимание общественности к проблеме экологии в городе. Говорил о выведении цехов, устранении химических свалок в городе. Шел даже дальше, заявляя, что при малейшей опасности для жизни и здоровья жители поселков должны быть переселены. И: «Само собой, все жители поселков должны получить компенсацию, как это и положено по федеральному законодательству».
Бриккер был избран мэром — и успокоился насчет экологии, отвечая жителям на их тревожные письма в таком духе: «В настоящее время, по имеющейся в администрации информации, все работы в отношении шламонакопителей проводятся в соответствии с существующим законодательством по обеспечению безопасности граждан и защиты окружающей среды».
Это был, наверное, первый случай, когда информация о состоянии окружающей среды была конвертирована в политический капитал. Но и в дальнейшем такая схема работала.
Про следующего мэра Дзержинска Виктора Портнова «Вьюница» в одном из своих публичных обращений к городскому руководству писала: «…начал с публичного признания, что экология является одним их самых главных препятствий эффективной инвестиционной деятельности, а закончил простым утверждением, что в городе нет серьезных экологических проблем».
Но с тех пор многое изменилось. Теперь на повестке дня — та самая «демифологизация» местных мертвых зон. И главная нынешняя претензия Орехова и других экологов к городским властям и прочим структурам, ответственным за то, что Дзержинск остается огромнейшей помойкой, — совершеннейшая безынициативность. Действительно, в том, что касается рекультиваций шламонакопителей, часто речь идет о таких суммах, что дзержинскому бюджету и не снились. Но ведь и в целевых экологических программах — региональных и федеральных — город, словно из принципа, не участвует. Сегодня Дзержинск в первую очередь хочет не столько очиститься от той дряни, что копилась здесь годами, а наоборот, мечтает привлечь инвесторов. Лучше бы, конечно, чистых — а там уж какие придут.
Более того: в некотором смысле быть свалкой — даже выгодно для города.
По закону все «грязные» предприятия должны возмещать негативное воздействие на окружающую среду (НВОС). Все выбросы, все отходы предприятия калькулируются в выплаты. И изначально законодатель задумывал так, что все сборы НВОС должны были расходоваться именно по этому назначению. Дзержинску, правда, от этого было ни горячо и ни холодно, т.к. все платежи «за негативку» какими-то окольными путями все равно уходили в Нижний. А в 2007 году поправки в Бюджетный кодекс разорвали связь между доходной и расходной частями бюджета. И пусть даже экологи добились, что значительная часть НВОС теперь остается в Дзержинске, на собственно экозащитные мероприятия город тратит лишь около 10% от собираемых 150 миллионов рублей.
* Карстовость — явление, связанное с растворением в воде горных пород и образованием пустот в грунте. Характерно для почв с преобладанием легкорастворимых в воде пород — гипса, известняков, каменной соли и т.п.
Что делать с дзержинскими шламонакопителями?
Дмитрий Алсофьев,заместитель начальника управления инвестиционной политики, внешнеэкономических и межрегиональных связей и охраны окружающей среды:
— Росгидромет ежегодно составляет перечень самых загрязненных городов России. Дзержинск в приоритетный список не входит*. Это позволяет сделать вывод: обстановка не настолько ужасна. Вместе с тем накоплен существенный экологический ущерб при функционировании предприятий в советское время, образованы многочисленные объекты захоронения отходов. Большая часть из них в настоящее время бесхозны. Администрацией подготовлены предложения о привлечении субвенций из федерального и областного бюджетов на выполнение рекультивации объектов бывшего завода «Оргстекло» (свалка промотходов, полигон глубинного захоронения, свалка жидких и пастообразных отходов «Черная дыра»), шламонакопителя «Белое море» завода «Капролактам» и других объектов. Совершенно очевидно, что самостоятельно городской бюджет рекультивации дзержинских химических захоронений не потянет. Выполнение данных работ возможно только на условиях софинансирования из вышестоящих бюджетов.
Ситуация с объектами захоронения отходов может существенно усугубиться в случае подъема уровня Чебоксарского водохранилища. Ориентировочная сумма затрат на защиту города от негативного воздействия — свыше 134 миллиардов рублей. А у нас весь городской бюджет — 2 миллиарда. Необходима помощь федерального бюджета.
Владимир Орехов, исполнительный директор общественной экологической организации «Вьюница»:
— Нашего городского бюджета на рекультивацию, конечно, не хватит, но его должно хватить на подготовку проектов, с которыми уже можно обращаться к федеральным властям. Нельзя же просто вот так выходить: «Дайте нам денег!» Надо вести с ними предметный разговор. Дзержинцы защищали Родину, люди свое здоровье, жизни свои положили — должна же страна как-то городу помочь теперь?!
Максим Кондратьев,заместитель прокурора Нижегородской межрайонной природоохранной прокуратуры:
— Шламонакопитель «Черная дыра» с 90-х годов, после смены экономической формации в государстве, фактически стал бесхозным объектом, природоохранная прокуратура пыталась через суд привлечь администрацию города к консервации этого объекта, однако суд отказал в удовлетворении требований прокуратуры. Власти города не отстранились от решения этой проблемы, однако из-за дороговизны этих мероприятий вопрос решается медленно.
«Белое море» — хранилище отходов, организованное санкционированным способом. Несмотря на то что эксплуатирующая организация заявляет о соблюдении экологических требований при его содержании, сам факт существования этого объекта уже представляет экологическую опасность. Специалисты различных ведомств и общественные экологи по-разному оценивают степень его негативного влияния на окружающую среду, от допустимого воздействия до крайне опасного. Одни увязывают превышения химических веществ в подземных водах с этим объектом, другие объясняют это суммарным влиянием предприятий в промзоне Дзержинска. В отсутствие неоспоримого экспертного заключения об отрицательном влиянии на окружающую среду хранилища, а с такими исследованиями в прокуратуру никто не обращался, у природоохранной прокуратуры нет оснований вмешиваться в происходящее. Для отслеживания ситуации достаточны меры, которые имеются в арсенале специально уполномоченных контролирующих органов.
Алексей Яблоков,член-корреспондент РАН, эколог:
— Нигде в Европе нет шламохранилищ, сравнимых с «Белым морем» — ни по масштабам, ни по конструктивным характеристикам. Они еще 60—70 лет назад поняли, что подобное — недопустимо. «Белое море» — страшный объект, таящий в себе колоссальную угрозу в случае прорыва и поступления грунтовых вод в Оку и Волгу. «Белое море», как и другие шламонакопители, можно рекультивировать, но это будет стоить огромнейших денег. Возможно, сотни миллиардов долларов. Однако существует и механизм решения подобного рода проблем. Необходимо собрать экспертную комиссию, куда вошли бы независимые экологи, химики, экономисты. И посчитать, что будет выгоднее: ликвидировать многочисленные химические могильники или переселить людей из Дзержинска и окрестностей? Не исключено, что второй вариант решения проблемы окажется менее дорогостоящим.
* Верхневолжское управление гидрометеорологической службы называет Дзержинск кандидатом на включение в приоритетный список наиболее загрязненных городов РФ.
Спасибо, теперь на почту вам будут приходить письма лично от редакторов «Новой»