Сюжеты · Политика

«На справедливость я не рассчитываю. На остальное – воля Божья»

В Минске начался суд над собкором «Новой» Ириной Халип

Суд над Ириной назначен в Заводском районе Минска: далеко от центра, не по месту прописки, - дурной знак. Хороший знак – что судьи Жанны Брысиной нет «в списках»*. «Ничего, скоро будет», - мрачно говорит мама Иры Люцина Юрьевна. За полчаса...
Суд над Ириной назначен в Заводском районе Минска: далеко от центра, не по месту прописки, - дурной знак. Хороший знак – что судьи Жанны Брысиной нет «в списках»*. «Ничего, скоро будет», - мрачно говорит мама Иры Люцина Юрьевна.
За полчаса перед началом заседания перед дверями суда – толпа правозащитников и журналистов. В сторонке стоят короткостриженные юноши в розовых рубашках – члены БРСМ, белорусского комсомола. Их приводят на все процессы, и когда в суд пытаются пройти правозащитники и журналисты, места оказываются уже заняты.
В этот раз в зале всего 40 мест. Большую часть занимают родственники обвиняемых, наблюдатели от ОБСЕ и иностранных посольств. Вместе с Ирой судят сопредседателя партии «Белорусская христианская демократия» (БХД) Павла Северинца и члена штаба кандидата в президенты Николая Статкевича Сергея Марцелева. Все трое обвиняются в «организации и подготовке действий, грубо нарушающих общественный порядок, либо активном участии в них». Наказание - до трех лет.
В ночь после выборов 19 декабря все трое оказались в СИЗО КГБ. Северинец и Марцелев остаются там до сих пор, Ира с 29 января - под домашним арестом. В доме круглые сутки дежурят двое «дядей КГБ», как называет их трехлетний сын Иры Данька. Ирине нельзя покидать квартиру, подходить к двери и телефону, читать письма, видеться с кем-либо, кроме родителей, сына и адвоката. Перед судом, рассказывает Люцина Юрьевна, даже подстригаться Ире пришлось самой. Ирина парикмахер очень переживает. Не за стрижку, за срок.
В зале суда обвиняемых разделили: Павел и Сергей – в зарешеченной клетке, Ирина – между двумя охранниками на скамье около адвокатов. Как считают в Минске, если мера пресечения – СИЗО, то и срок будет большим. Если обвиняемый ждал суда дома – отделается условным. Метод не точнее святочного гадания, но на это не обращают внимания: формальная логика на политических процессах все равно не работает.
**«Закона-то нема»**
10.00. Судья устанавливает личности обвиняемых. Павел Северинец оказывается ранее судим. «Осуждено незаконно на три года. Освобожден досрочно, - говорит Павел по-белорусски, - Почему? Да сверху приказ дали. Закона-то нема».
В 2005 году Северинец, тогда активист «Молодого фронта», был обвинен в организации акции протеста после референдума**. Приговор – три года колонии-поселения. Политического лидера отправили в деревню Малая Ситно на лесоповал. Как вспоминал он потом, вокруг был густой лес, сотовая связь не ловилась, а самым ходовым товаром деревни был стеклоочиститель «Максимка». Но вскоре в стране начался кризис, и в обмен на снижение европейских экономических санкций политических заключенных начали выпускать.
…Павел Северинец заявляет отвод судье: «Не то чтобы я имел что-то лично против Вас…Я не верю в правосудие при действующей политической системе».
- Не хватало, чтобы вы знали меня лично, - обижается судья, исчезает в совещательной комнате и отвод судьи отклоняет.
Ходатайство об изменении меры пресечения для Иры Халип также отклонено: она обвиняется в преступлении средней тяжести, поэтому – все то же домашний арест.
Зато суд соглашается приобщить к делу журналистские награды Халип. Адвокат Иры Анна Бахтина зачитывает их список, и в зале нарастает веселый гул: российское «Золотое перо», премия журнала Time «Герой Европы», награда за серию очерков о внесудебных расправах в Белоруссии, а также премия «Свободное слово» за публикацию «Евангелие от ЛУКАвого».
**Конопатский против**
Предъявление обвинений начинается около 11.30. По словам прокурора, подсудимые «неоднократно призывали к участию в несанкционированном мероприятии», распространяли «заведомо ложную информацию о недемократичности выборов», не подчинялись «законным действиям власти». Из-за их «преступных действий» толпа митингующих вышла на дорогу, нарушена была работа Минского метрополитена, МинскТранса, магазина «Евросеть», отделения обмена валюты №37, Республиканского дворца культуры профсоюзов и ресторана McDonalds.
Недополученная прибыль МинскТранса - 159 475 руб., McDonalds - 8 млн 500 тыс, частного предпринимателя Конопатского - 200 тыс.рублей. В зале – снова смех: не знаю, как Конопатский, но большинство остальных предприятий на предыдущих судебных процессах уже заявили, что претензий к демонстрантам у них нет.
В европейском пресс-офисе McDonalds нам сообщили, что охрана минского ресторана «была обеспокоена безопасностью посетителей и сотрудников [во время митинга 19 декабря], и менеджмент принял решение закрыть ресторан раньше обычного. Никаких жалоб на  повреждения компания не имеет».
Это же подтвердила пресс-секретарь «Евросети» Ульяна Смольская: представитель компании был вызван в суд как свидетель, и заявил: претензий компания не имеет, ущерба не понесла.
У Иры – дополнительные обвинения. По словам прокурора, она «шла в голове колонны и личным примером вела других за собой”.
Ирина и Павел Северинец свою вину отрицают.
- Вину полностью признаю, - вдруг говорит Сергей Марцелев.
**«Аля, на площади будет жарко»**
Как перешептываются в Минске, в СИЗО КГБ Сергей Марцелев сначала держался. А потом всё подписал.
Марцелев – один из немногих, признавших свою вину. На прошлых судах таких обычно отправляли в связке с неподписавшими, чтобы наглядней были обвинения.  Стоя в железной клетке суда, он рассказывает все: в каком ресторане встречался с кандидатом Статкевичем, какую программу для него сочинял, как выступал в телеэфире: «Я считал, что это было  4 декабря, но как сообщили мне органы предварительного следствия, это было пятое». Как перед митингом написал в Skype своей знакомой: "Аля, на площади может быть жарко". Кажется, это «жарко» особенно заинтересовало следствие.
- Вы знали, что митинг на площади не санкционирован? – спрашивает прокурор.
- Мне не было доподлинно известно, подавал ли кто-то из кандидатов заявку на митинг.
- А почему вы туда пошли?
- Я думал, что кто-то подавал…
«Совсем сломали парня», - вздыхают в зале. Но осуждения не видно. Информация выходит даже из СИЗО КГБ, и все уже знают, что за чистосердечное признание предлагают скостить полгода. Да и слишком легко представить себя на месте Марцелева: от тюрьмы в Минске не зарекаются.
 - Какие варианты развития событий на площади вы обсуждали со Статкевичем? – продолжает прокурор.
- Он сказал, что планировать бессмысленно, так как мы не знаем, как поведут себя МВД, внутренние войска.
- То есть вы не отрицали любое развитие событий?
- Инициатором других, не мирных вариантов, была исполнительная власть.
«Другой вариант» и случился: когда Марцелев со Статкевичем были около штаба кандидата Некляева, Марцелев, по его словам, услышал команду “Работаем”, около него разорвалась светошумовая граната. “Я был контужен. На нас напала группа из 25-30 людей в масках. Я увидел, что Некляев лежит на земле, его лицо залито кровью, он был без сознания. Мы понесли его в штаб”.
- Будучи на площади, вы слышали требование ГАИ освободить проезжую часть? – не интересуется деталями нападения прокурор.
- Один раз.
- А что именно вы делали на площади?
- Скандировал с остальными «Жыве Беларусь!» На этом моя функция заканчивалась…
Следить за допросом неловко. Кажется, будто слушаешь разговор детей, неловко пытающихся скрыть, кто из них съел варенье. Хочется дать подзатыльник обоим и отправить к мамам. И всякий раз угадываешь, что сейчас будет происходить. Марцелева спрашивают про учебу в Польше – значит, будут делать из него западного наймита. Вспомнили работу на Статкевича – значит, повесят на кандидата еще одно обвинение.
- Так в чем вы признаете свою вину? – спрашивает прокурор.
- 5 декабря 2010 года я действительно позвал граждан собраться на Октябрьской площади. Находясь там, двигаясь в составе колонны, я вышел на проезжую часть и дошел до площади Независимости, препятствуя работе ряда учреждений.
- Вы могли идти по тротуару? 40 тысяч людей могут идти по тротуару? – бросает ему спасательный круг адвокат Иры Анна Бахтина.
- Наверное, нет...
- Может ли выкрикивание лозунгов привести к нарушению работы предприятий? – настаивает Бахтина. Кажется, обвинение сейчас развалится, от признания ничего не останется, все пойдут домой.
- Адвокат Халип не перепутала свои функции? – поднимает брови судья.
**Кесареву суду**
Следующим допрашивать должны Павла Северинца. Отвечать он отказывается.
- Северинец, вы решили с нами поиграть? – раздражается судья.
Тот удивленно поднимает глаза. Пять месяцев в СИЗО он молчал. Не отвечал на вопросы следователей, не шел на контакт.
- Это политическое дело, - Павел одергивает черный пиджак. Все время заседания он стоит посреди металлической клетки, не соглашаясь сесть. - Даже господь наш Иисус Христос кесареву суду показания не давал, потому что суд был неправедный... Меня держали под стражей, не давали встретиться с родными, исповедаться или причаститься. На справедливость я уже не рассчитываю. На остальное – воля Божья.
Повисает пауза. Как потом скажет мне сопредседатель БХД Алексей Шеин, это обдуманная позиция Павла: “Мы все понимаем, что провосудие не существует, решения принимаются в администрации президента. Суд – это бутафория, костюмированное представление. Остается или искать возможные для себя рамки сотрудничества со следствием, или отказаться от него вообще. Это вариант смелый: те, кто не сотрудничает со следствием, проводят все предварительное заключение в СИЗО, прокурор просит для них максимальный срок. Видимо, Павел к этому готов».
**Полная площадь тимуровцев**
-Мне 43 года. Из них 22 я занимаюсь журналистикой. Это моя любимая работа. К сожалению, все белорусские газеты, где я работала, одна за другой были закрыты. Работа на «Новую газету» и «Эхо Москвы» – единственный способ сохранить своего читателя.
Ирину Халип допрашивают последней. Она говорит спокойно и с усмешкой, как будто дает интервью плохо подготовленному репортеру.
– Я была доверенным лицом своего мужа Андрея Санникова. Я вообще во всем поддерживаю своего мужа. Иначе я была бы замужем за кем-нибудь другим.
Стоя спиной к залу, Ирина рассказывает, как ее муж говорил, что на митинг нужно одеться теплее: придется ждать, пока объявят окончательные результаты голосования: «Мы должны быть уверены, что выборы сфальсифицированы». Как машину, где они ехали с мужем, остановили, и неизвестные люди грубо вытащили их наружу, поставили ее лицом на капот, как в американских боевиках, а Санникова били ногами: «Только по дороге в СИЗО мне сообщили, что я задержана. Все, что было до этого - какие-то жуткие незаконные действия».
- Тут присутствуют термины не из юриспруденции а из философии, - Ирина взмахивает обвинительным заключением, - «Использовала надуманные утверждения». Что значит «надуманные»?! «Личным примером увлекла остальных за собой». Это терминология пионерского лагеря! «Тимуровец пошел копать картошку и увлек остальных за собой». На площади собрались единомышленники. Они голосовали за разных кандидатов, но все думают, что один человек не может находиться у власти десятилетиями, что нельзя  менять конституцию по своему усмотрению, нельзя фальсифицировать выборы. Люди скандировали "Жыве Беларусь!" не потому что их кто-то увлек, а потому что они этого хотели.
Ирина последовательно опровергает все обвинения: она не призывала людей придти на митинг, но публично говорила, что будет там: «Я как Остап Бендер, чту уголовный кодекс, но еще больше чту конституцию, которая дает нам свободу собраний и публичных шествий». Что не была ознакомлена с предупреждением, которое прокуратура вынесла ее мужу: «Я не знаю закона, по которому муж и жена признаются одной сатаной. Мне бы успеть перечитать Томаса Манна, я не могу тратить время но чужие предупреждения из прокуратуры».
Лица Ирины не видно, но от фигуры веет абсолютной уверенностью. Только позже, расшифровывая запись допроса, я слышу, что ее голос иногда дрожит.
- На площади были 40 тысяч человек. Я не понимаю, почему для одних это обернулось статьей 293 о массовых беспорядках, для других 342-й («подготовка действий, грубо нарушающих общественный порядок)», третьи отсидели 15 суток, остальные до сих пор боятся, вдруг за ними придут.
- А вы до сих пор не поняли, что все совершали не одни и те же действия? – с иронией спрашивает прокурор.
- Единственное действие, которое отличалось, совершали те, кто бил стекла, - отрезает Халип.
- «Достоверно зная, что собрание граждан несанкционированно» - зачитывает Ирина, - Да, я знала. Я и была задержана в административном порядке, доставлена в СИЗО Окрестина, и свои 15 суток уже отсидела с лихвой. Раз в 10, как минимум, больше. Единственное, что я признаю: поскольку проспект был перекрыт, то некоторые пассажиры добрались до своих остановок автобуса на 15-20 минут позже. Но это случилось один раз. Из-за президентского кортежа мне приходилось застревать в автобусе неоднократно».
Заседание заканчивается. Словно в насмешку, Иру увозят домой с кортежем. Правда, под конвоем и внутри автозака. 
_* Составленных главами МИДов стран Евросоюза списках невъездных в Европу белорусских юристов, чиновников и журналистов.** Тогда по результатам референдума 18 октября 2004 года президент стал избираться на неограниченное количество сроков_