Неделя прошла, и я думала, что мой шок от встречи с прекрасным как-то затуманится. Но шок уступил место другому чувству: я встретила очень страшного человека. И о нем надо рассказать. Ибо если мы живем ну хоть чуточку, хоть местами в...
Неделя прошла, и я думала, что мой шок от встречи с прекрасным как-то затуманится. Но шок уступил место другому чувству: я встретила очень страшного человека. И о нем надо рассказать. Ибо если мы живем ну хоть чуточку, хоть местами в нормальной стране, то его начальство должно сделать выводы. Если мои иллюзии беспочвенны — тогда о нем нужно знать гражданам и стараться минимизировать свое общение с человеком, который может существенным образом повлиять на их судьбу.
Посетила я следователя Пресненского межрайонного следственного отдела Следственного управления по ЦАО, Главного следственного управления СК (как он мне продиктовал), Бугрова Ивана Борисовича. Он должен был меня опросить по моей давней жалобе в Генпрокуратуру, о которой я и думать забыла. Ну да гражданский долг надо выполнить, пришла. Иван Борисович оказался хорошо одетым юношей лет 25. Огорошил он меня с порога, сообщив, что я неправильно пишу жалобы: во-первых, там много «лишней информации», а во-вторых, нет такого органа, на который я жалуюсь, — СК МВД. Я опешила, уточнила: ну это тот самый, который Аничин возглавляет. У вас — Бастрыкин, у них — Аничин. Похоже, он мне не поверил. Ну да ладно. Начали составлять бумагу, которую я должна подписать. А там я должна расписаться за то, что мне разъяснены мои права и обязанности. Попросила разъяснить. Тут юноша взъярился и сказал, что он не юридическая консультация, а Конституции под рукой у него нет. На этом месте я достала и включила диктофон. Он, конечно, не разрешил, за это пришлось попросить его сообщить мне, на основании чего, собственно. Ну он и плюнул на это дело — оставила включенным. Вот и славно. Через пни и колоды добрались мы с ним все же до Конституции. Согласно трактовке Ивана Борисовича, моя конституционная обязанность — отвечать, когда спрашивают.
Пока мы с ним отвлекались на несущественное — на Конституцию, я вдруг обнаружила у себя под носом, буквально в сантиметрах, раскиданные бумажки: постановления об отказе в возбуждении уголовного дела, постановления о возбуждении, постановление о назначении психиатрической экспертизы в деле об убийстве, расшифровку разговоров в некоем офисе на Садово-Кудринской… Зачитала я ему и диктофону фамилии, адреса и содержание и спросила: «Это нормально, что я это все вижу и читаю вслух?» Он не понял. То есть про Глеба Жеглова и Володю Шарапова мой юноша тоже слыхом не слыхивал. Меня мой адвокат потом отругал, что я без него к юноше пошла, поскольку, как выяснилось, следователь должен был внести в свои бумажки, что велась запись. Однако мой адвокат живет в каком-то другом мире, в мире законов, а потом вместе со мной удивляется, как мы с ним одиноки в том мире. Зато я заставила юношу переписывать нашу с ним итоговую бумажку, ибо помимо диких ошибок в плане русского языка там содержались серьезные речевые обороты, которые могли привести к печальным последствиям. Ну, например, я рассказываю юноше, что мой муж решил выйти из бизнеса со своим партнером и предложил провести переговоры о разделе активов. Юноша записывает: «И мой муж стал требовать денег». Согласитесь, разница есть, причем чисто уголовная.
В довершение сеанса — это когда я уже подписала более или менее русскоязычное объяснение — неожиданно оказалось, что человек, который все время присутствовал рядом и которого я было приняла за коллегу Ивана Борисовича, вдруг встал и распрощался так, что стало понятно: это человек совершенно посторонний. Может, наладчик, а может, наймит Ми-6, поди теперь пойми.
Видела я разных следователей за три года моей интенсивной другой жизни. Если честно — встречала людей умных и порядочных, и их не меньше, чем пальцев на руке, что много. Встречала неумных и непорядочных. Встречала глубоко пьющих от ужаса профессии, но геройских. Много было всякого, но такой девственный мозг встретила впервые. Во мне взыграл преподаватель — ну могу же я иногда в своем ГУ-ВШЭ из отпетого двоечника вытащить сокровенное, и я люблю это делать, поскольку сокровенное знание бывает почище иных лекций. Попыталась пробиться в подкорку: может, там есть какие-то убеждения, мечты, идеалы наивные? Не вышло. Толкнула ему сильно упрощенную речь про борьбу с коррупцией, в конце которой юноша задал мне искренний вопрос: а кто такой Алексей Навальный? Это было в день, когда СК РФ, где работает юноша, отменил постановление об отказе в возбуждении дела в отношении знаменитого блогера.
Нет, на это незнание я не в претензии — как справедливо отметил юноша, он не обязан читать все, что мы понапишем. Но вот чтобы он иногда почитывал Конституцию и мог пересказать ее своими словами, все же как-то хотелось бы. Этот юноша вырастет в начальника и испортит жизнь многим в своем поколении — умным, неравнодушным и читавшим Конституцию, моим любимым студентам. Как мои ровесники, которых мы в свое время множили на ноль как людей ограниченных, безграмотных и равнодушных, сильно испортили жизнь всей стране. Потому что мы их не остановили. Наивно решив, что они сами себя своей глупостью погубят.
Спасибо, теперь на почту вам будут приходить письма лично от редакторов «Новой»