Чичиков запел по-новому

**Премьера с успехом прошла в Омском музыкальном театре. Нисколько не изменяя своему стилю и «легкому жанру», Журбин вместе с соавторами — либреттистами Ольгой Ивановой и Александром Бутвиловским и поэтом Сергеем Плотовым сохранил и серьезность, и глубину литературного первоисточника.**

Каждый музыкальный эпизод — это мини-спектакль со своей четко выстроенной драматургией.

Образ Чичикова прописан по-оперному подробно. За время его недолгого путешествия по малороссийской глубинке мы успеваем увидеть в одном персонаже черты авантюриста и лизоблюда, подхалима и бабника, хитрого и трусоватого игрока. Ужасно одинокого и мало во что верящего человека. Александр Серков играет человека неординарного, яркого, непотопляемого неудачами — живой и очень жизненный, современный по духу типаж. Ансамбль семейства Маниловых — поистине «прекраснодушный», и флер музыкального кружева завораживает Чичикова, равно как и зрителя, своей летней, дачной атмосферой. Романс Плюшкина — образчик изящного декадансного музицирования,  ария Коробочки — сродни романсу Старой графини из «Пиковой дамы», но с оттенком иронии, превращающей мелодраму в характерный, бенефисный номер. Интонации, тембры и ритмы сцены с Ноздревым — по-гусарски удалые, залихватские, с цыганским хором, с широким жестом, роскошная жанровая зарисовка...

Лейтмотив музыкальной поэмы «Мертвые души» (так определил жанр своего нового сочинения сам композитор) — тема дороги, «русская застольная», неспешная, со слезой, от которой — и ком в горле, и пафос торжества.

Режиссер Ольга Иванова и сцено-графы Юрий Архипов и Ирина Акимова находят музыкальным темам ясные и яркие образные решения.

Черно-белая доминанта — от извечной двойственности человеческой природы. Тема «мертвых душ» тоже дана в двух измерениях — одушевленном и неодушевленном. «Мертвые души» — это штабели ревизских списков, театральных подиумов и деталей конструкций, из перестановки которых складываются то чиновничьи кабинеты, то настил высоченной кровати Коробочки, то банкетный стол в доме Собакевича. Но «мертвые души» — это и пластический рефрен спектакля (хореограф Людмила Байкова): четверо в белом (то ли юродивых, то ли душевнобольных, то ли существ бестелесных), тенью следующих за Чичиковым. И столь же неотступно закулисный «ветер» и дворники-«чистильщики» гоняют по сцене ревизские образы: есть бумажка — есть человек, нет бумажки…

Актуальность гоголевской поэмы остается неизменной. Но спектакль, как и гоголевская поэма, пронизан любовью к этой загадочной стране и ее людям. В этом убедятся и московские зрители, когда Омский театр приедет на гастроли.