День сто сорок восьмой Практически в течение всей недели продолжалась эпопея с допросом самого скандального свидетеля — Алексея Голубовича. Он сначала фактически опроверг в суде свои показания, данные на предварительном следствии: о...
**День сто сорок восьмой**
Практически в течение всей недели продолжалась эпопея с допросом самого скандального свидетеля — Алексея Голубовича. Он сначала фактически опроверг в суде свои показания, данные на предварительном следствии: о хищениях, совершенных руководством ЮКОСа, и об угрозах в свой адрес со стороны службы безопасности нефтяной компании. Однако после того как государственные обвинители позволили себе в адрес свидетеля несколько жестких фраз, которые присутствующие в зале восприняли как угрозы, Голубович на следующем заседании вновь изменил свои показания — на этот раз в нужную прокурорам сторону, и обвинил СМИ и адвокатов в неправильной интерпретации его слов…
Гульчехра Ибрагимова читает показания, которые Голубович дал, как только сошел с трапа самолета в самый первый день своего возвращения в Россию из Италии — 12 декабря 2006 года. Прокуратура в тот день сразу же предъявила ему обвинение по факту хищения акций «Апатита» и «НИУИФ», однако изменила меру пресечения с ареста под подписку о невыезде. И на протяжении всего декабря 2006-го Голубович ходил в прокуратуру как на работу и рассказывал следователям Каримову и Ганиеву о деятельности ЮКОСа, о созданных компанией оффшорах*, уменьшении налогооблагаемой базы… Правда, на один из вопросов следователя: «Скажите, для чего эта структура выстроена была?» — Голубович ответил так:
«Да все так делают. Возьмите там «Альфа-Групп», Дерипаску взять… У них у всех примерно так устроено. Есть несколько собственников, они владеют какой-то офшорной структурой. Так вся крупная собственность в России была устроена».
Основная сенсация ожидала публику ближе к финалу: оказалось, что на допросе в прокуратуре Голубович в прямом смысле слова давал следователям совет, с помощью чего и как сколотить второе обвинение руководителям ЮКОСа (время допроса — декабрь 2006-го, обвинение подсудимым предъявят в феврале 2007-го):
— <…> И вот если вы строите логику, что они в какой-то период из ЮКОСа деньги вывели, и они оказались здесь «сбоку» или в группе МЕНАТЕП, и они эти деньги растратили, нужно в первую очередь доказать, что они были выведены из ЮКОСа либо с помощью налоговых махинаций, либо в ущерб другим акционерам. Потому что необязательно трансфертными ценами вывели деньги — здесь нет преступления. Если бы я был на вашем месте (_следователей_. — **В. Ч.** ), мне кажется, нужно выстраивать цепочку — трансфертные цены — и копать до консолидации 100 процентов дочерних компаний претензий со стороны государства. Но где состав преступления, которое потом называлось отмыванием денег, полученных преступным путем, я не знаю…
Все можно было ожидать, но чтобы вот так… Причем обвинение прокрутило эти же показания еще и в аудиоформате, чтобы уже наверняка. Далее прокурор Ибрагимова озвучила показания Голубовича, касающиеся прибыли и дивидендов нефтедобывающих «дочек» ЮКОСа.
«— Была такая политика ценообразования, — объяснял Голубович, — когда продают другому юрлицу, подконтрольному той же группе ЮКОСа, по цене существенно ниже, чем рыночная цена нефти на внутреннем рынке. Однако тогда налоговое законодательство, очевидно, позволяло это делать.
— Говорится не о налогах, а о присвоении прибыли у этих добывающих предприятий! — уточнил следователь и спросил, зачем были выведены все активы из тех же добывающих «дочек» «в различные ООО».
— Если законодательство это позволяет, можно и так работать.
— Сурков ушел врагом? — любопытствовал далее следователь про нынешнего замглавы администрации президента Владислава Суркова. (_Дело в том, что тот в 90-х занимал руководящие должности в банке «МЕНАТЕП», а также в ЗАО «Роспром»_. — **В. Ч.** )
— Я никогда не обсуждал с Сурковым, почему он ушел, но я думаю, он правильно сделал».
**День сто сорок девятый**
— Свидетель, вы подтверждаете все свои показания на предварительном следствии? — задает главный вопрос Лахтин.
— Подтверждаю.
Почему свидетель фактически отказался от показаний, которые дал в первый день своего допроса в процессе, судья, по закону обязанный противоречия в показаниях устранять, выяснять не стал.
А Михаил Ходорковский сразу предупредил Голубовича, что будет вычленять противоречия в его показаниях, данных на следствии:
— В протоколе вашего допроса говорится: «Ходорковский сказал, что компании, не принадлежащие ЮКОСу, получали прибыль от торговли». На аудиозаписи: «Ходорковский сказал, что НЕ НАДО, чтобы компании, не принадлежащие ЮКОСу, получали прибыль от торговли». Что на самом деле я сказал?
— Сейчас секунду… я почитаю… — Голубович углубился в лежащий перед ним на трибуне протокол своего допроса и начал издалека: — Позиция руководства — продемонстрировать, что прибыль от деятельности дочерних компаний…
— Я прошу отойти от общих рассуждений, — осек его Ходорковский. — Скажите, ЧТО Я СКАЗАЛ?
— Видимо, в протоколе ошибочка…
— На самом деле я сказал, что НЕ НАДО.
— Ну да… — согласился Голубович.
Ходорковский продолжил цитировать очередной протокол допроса:
— Вопрос следователя Ганиева: «Почему ни разу не было прибыли у этих нефтедобывающих компаний, дивидендов не было?» Вы ответили, что дивидендов не было, потому что не было прибыли. Откуда вы знаете?
— Ну работать вообще без прибыли сложно, иначе будут проблемы с налоговыми органами, просто думаю, что для дивидендов было недостаточно прибыли, — осторожно отвечал свидетель.
— То есть прибыль у дочерних добывающих предприятий ЮКОСа все же была?
— Да, была… — опроверг все-таки свои выводы на следствии Голубович.
— Вы рассказывали о неких денежных средствах ЮКОСа, которые — привожу ваши слова — «выводились из ЮКОСа». Откуда у вас информация про то, что из ЮКОСа «выводились» средства?
— Слово «выводилось» не имелось в виду в криминальном смысле, оно означает тут другое — «платилось», «использовались средства». Ну просто жаргон такой…
— Для суда этот «жаргон» — это конкретная статья для нас, — заметил Ходорковский.
**День сто пятидесятый**
— Не помню… не знаю… не припоминаю… я не юрист… я не эксперт, — так Алексей Голубович отвечал почти на все вопросы подсудимых. В этот день стало еще очевиднее, что на следствии и в интервью госканалам Алексей Дмитриевич был намного осведомленнее, чем в суде. Ходорковскому опять приходилось просто добиваться хотя бы какой-то конкретики от свидетеля.
— Тут я предпочел бы не отвечать. Если бы у нас в зале не присутствовала пресса… — не стал распространяться свидетель. Обстоятельство этот было пикантно тем, что при невыясненных обстоятельствах до сегодняшнего дня дело Голубовича (по факту хищения акций «Апатита») не дожило, а Голубович из обвиняемого переквалифицировался в свидетели обвинения.
В шестом часу вечера судья было уже решил закрыть заседание, но вдруг…
— У свидетеля, вероятно, есть заявление… — торжественно сообщил Лахтин.
Публика изумилась и даже зааплодировала прокурору.
— Да, я как раз хотел рот открыть…— заговорил Голубович и сообщил, что на следующий день уезжает в Великобританию и завтра сможет отвечать на вопросы только до обеда. И было решено сидеть в суде до упора.
К вечеру провалы в памяти у свидетеля обвинения увеличились еще больше. Он, на протяжении нескольких лет плотно работавший с Ходорковским и Лебедевым, не помнил даже таких элементарных вещей, где находился кабинет Лебедева.
— Не по-ооо-мните! — смеялся Лебедев.
— Задолбало уже десятый час отвечать на вопросы по обстоятельствам, к которым я отношения не имел, — говорил Голубович.
**День сто пятьдесят первый**
…Теперь Голубович хамил. Так, Лебедев интересовался у него, подтверждает ли тот свои показания на следствии о том, что прибыль, как и дивиденды, ни разу «не выплачивалась» нефтедобывающими «дочками» ЮКОСа, и может ли он подтвердить хотя бы один такой факт. Тот подтвердить не мог.
— То есть ваши ответы здесь — это ваши предположения, сделанные в 2006 году без документов?
— Ответ такой, какой есть! Не только вы любите лекции читать на экономические темы, за другими тоже такой грех водится, и я пытался прочитать следователю Ганиеву лекцию о ценообразовании, — заявил Голубович, при этом улыбаясь прокурорам. Вообще, если в первый день в суде Голубович улыбался исключительно подсудимым до известной фразы Ибрагимовой: «Вы соскучились по Ходорковскому?», то в последний день он улыбался лишь гособвинителям.
Допрос окончился скандалом. Лебедев напомнил Голубовичу про сочинский санаторий «Русь», который «Русские Инвесторы» (в них работал Голубович) покупали для ЮКОСа. Голубович вспомнил.
— А вам известно, почему этот комплекс в 2007 году за 10 копеек продали «Роснефти»?
— Какое отношение это имеет к делу? Мне лично это неинтересно слушать… — вмешался прокурор Лахтин.
— Речь идет об имуществе ЮКОСа, — пояснил Лебедев. — Алексей Дмитриевич, скажите, почему за такую сумму его продали? Что он, сгорел, что ли? А вообще вам известно, как распродавалось имущество ЮКОСа в 2006—2007 годах? — обобщил вопрос Лебедев.
— Согласно любимой фразе Лахтина, — напомнил Ходорковский, — прокурорам предписано не только изобличить преступление, но и возместить потерпевшим ущерб. Для этого надо бы определить, куда же делось имущество, которое было куплено за счет доходов ЮКОСа, полученных, по мнению обвинения, в том числе от продажи «похищенной» нефти. Вот мы и устанавливаем: а куда же делось это имущество?!
— Нас умиляет ваша забота, — саркастично произнесла Ибрагимова.
— Вы сначала верните то имущество, которое скрыли от государства — добавлял Лахтин.
— А вы докажите сначала, прежде чем такими вещами кидаться, — парировали адвокаты и подсудимые.
— Прекратите! Валерий Алексеевич! Михаил Борисович! Платон Леонидович! Продолжаем допрос свидетеля! — просил судья. Допрос продолжился. Но в два часа дня Голубович покинул зал — чтобы отбыть в Лондон. Он обещал вернуться…
_*Которые, впрочем (и это потом отметил Ходорковский), не прятали прибыль от держателей акций._
Спасибо, теперь на почту вам будут приходить письма лично от редакторов «Новой»