Европа впервые приняла командование на МКС

Франк Де Винне, астронавт Европейского космического агентства (ЕКА) с января 2000 г. Родился 25 апреля 1961 г. в Бельгии. Окончил Королевскую военную академию в Брюсселе и Школу летчиков-испытателей в Великобритании. Летчик. Инженер. Бригадный генерал бельгийских ВВС (22 марта 2009 г.). С 30 октября по 10 ноября 2002 г. выполнил космический полет на МКС в качестве бортинженера транспортного корабля типа «Союз». Сейчас выполняет свой второй полет. 11 октября 2009 г. принял у российского космонавта Геннадия Падалки, возвратившегося на Землю, командование экипажем МКС.

— Человек всегда хотел знать, что находится за пределами ареала его обитания. Перейти через горы. Построить корабль и пересечь море. В результате, пусть не сразу, но из этого стремления вышло много хорошего. Мы должны продолжать этот путь. Вышли в космос, впереди Луна и Марс…

— Да, и потому впереди не только Луна и Марс, но и неизвестно что. Как Колумб — искал новый путь в Индию, а открыл Америку.

— И тем не менее всегда будут люди, которые захотят двигаться в неизвестность. Это сидит внутри человека. Я надеюсь, что мы в космосе продолжаем способ исследования мира начатого давным-давно нашими предками. Так написано в нашей Хартии европейских астронавтов. И в этом смысл полетов в космос.

— Мы в отряде Европейского космического агентства из многих стран, с отличающимися традициями, культурой. У нас разные специальности и образование. Вместе мы собираемся раза два в год — всегда на подготовке, кто здесь — в Звездном городке, кто в Хьюстоне, кто в Японии или Канаде. Как подчеркнуть, что мы — единый отряд? Только сформулировав общие принципы. После долгих обсуждений это удалось. Получилось всего пять пунктов, первые буквы которых образуют слово SPACE, то есть КОСМОС. В самом общем виде: полеты в космос — опасная работа, которая выполняется нами для всех жителей Земли, исследование, проводимое для будущего всего человечества. Роль европейского отряда — привнести в космос европейские цели и ценности.

— Для США характерно (вообще по их менталитету, не только в области пилотируемой космонавтики) стремление к безусловному лидерству. Россия всегда самостоятельно принимает решения, потом, правда, объясняет почему. Для вас, может быть, и хорошо, что есть Путин, который говорит: «Будет так!» И дальше — ни шага влево, ни шага вправо. А нам, европейцам, сначала надо договориться, найти компромисс. Наш вклад в освоение космоса — истинное партнерство и кооперация.

— Например, США поставили задачу вернуться на Луну и лететь дальше на Марс. Цели России в космосе мне трудно понять…

— Европе тоже в своих планах отнюдь не все ясно. Понятно, что своя система глобального позиционирования должна быть сделана. По науке все понятно. По носителям тоже понятно — необходимо уметь самостоятельно запускать спутники и космические корабли. А вот в области пилотируемой космонавтики ничего не понятно, как на уровне отдельных государств — членов ЕКА, так и на общеевропейском уровне. Поэтому Хартия — своего рода подсказка для политиков: продолжать летать вокруг Земли недостаточно; надо двигаться на Луну, Марс и дальше. Для того чтобы стать сильным, равноценным партнером, Европе нужен свой пилотируемый корабль. Иначе и дальше придется говорить другим только «Есть!» и «Спасибо!»

— С нашим прилетом станция впервые перейдет в режим работы с экипажем из шести человек. Это приведет к значительному увеличению грузопотока на станцию. Из-за этого научная программа сейчас сокращена. Европейских экспериментов мало. В моем первом коротком полете я за десять дней сделал чуть ли не больше научных экспериментов, чем мне сейчас на полгода запланировали. Но пойми, наука — это важно, однако она — не приоритет в освоении космоса.

— В этом мы расходимся. Тут есть лингвистическая тонкость, важная для понимания. Научное исследование — по-английски research. Другое дело exploration — лично пройти какие-то территории, пространства и изучить их. А по-русски и то, и другое — исследование. Полеты в космос, с нашей точки зрения, именно exploration. Мы лично отправляемся в космос как разведчики, первопроходцы, и продвигаемся все дальше и дальше. Смысл именно в этом.

—Допустим. Ну вот ты проработаешь на орбите полгода. А до тебя там же и столько же работали другие космонавты. И после тебя будут. Так в чем же твой личный вклад в исследование космоса как разведчика и первопроходца?

— Мы живем в мире, где все ожидают немедленных результатов. Если ничего нет в течение нескольких лет, о-о-о!!! — это неудача, провал! Исаак Ньютон в своем главном труде «Математические начала натуральной философии» ввел понятия абсолютного пространства, времени, массы, силы, скорости, ускорения, объяснил природу движения небесных тел и сформулировал закон всемирного тяготения. А первый спутник на основании открытых им физических законов полетел только через 270 лет!

— Пусть так! Я хочу сказать, что результата сразу не будет. Это трудно объяснить политикам, которые хотят получить дивиденды в течение двух-трех лет, пока они у власти. А я согласен на то, что полугодовая экспедиция — это моя «капля в ведре», которое через десятки, может быть, сотни лет наполнится и произойдет нечто важное для исследования в смысле exploration.

— У западных партнеров (в том числе в Японии) все почти одно и то же. В ЕКА подготовка построена так же, как в НАСА (США). На самом общем уровне формируют представления о работе бортовых систем, потом начинается практика, работа с бортдокументацией.

В русском Центре подготовки космонавтов по-другому. Сначала глубокая теоретическая подготовка, после которой надо сдать экзамены. Лишь затем начинаются практические тренировки.

— Меня — нет. Конечно, экзамен — это стресс. Но полет в космос — тоже стресс.

— Согласен. Но мне непонятно вот что. Не могу сравнивать подготовку по кораблю «Союз» и по шаттлу. На уровне бортинженера знаю только «Союз» и станцию. По станции лучше подготовка с использованием западной методики. Ведь на МКС экипаж только в экстренных случаях принимает решения, всё диктуют центры управления полетом. Я считаю, что регулярная оценка работы экипажа по ходу проведения тренировок по станции (это происходит в любом случае) достаточна для того, чтобы сделать вывод о готовности к работе на станции. И зачем тогда ваша комплексная экзаменационная тренировка на тренажере станции? Другое дело — корабль, там экипаж постоянно должен принимать решения. И тут экзамены, конечно, себя оправдывают.

А на станции интересны современные модули, которые сделали Запад и Япония. К сожалению, на российском сегменте техника уже устаревшая. В свое время вы очень много сделали, но сейчас требуется обновление, модернизация. Я согласен с Геннадием Падалкой, правильно говорившем об этом в вашей газете (см. «Новую», № 32, 30.04. 2009).

— Да, это вопрос. Так, с Геннадием Падалкой я всего два-три раза был вместе на занятиях. Маловато, конечно. С Максимом Сураевым и Джефом Уильямсом нам запланировали только 8 часов общих тренировок. С Джефом мы виделись в феврале, а прилетит он ко мне в октябре. Но это не страшно, потому что, на мой взгляд, национально-культурные различия совсем невелики. У космонавтов своя культура, определяемая факторами космического полета и техническими условиями. Можно сказать и так: национальная принадлежность — космонавт. Посуди сам, ведь очень трудно найти время для совместных тренировок всех астронавтов и космонавтов, которых член длительной экспедиции встретит за время пребывания на борту (с учетом смены экипажей). Например, в моем случае это 10 человек из длительных экспедиций плюс 19 (!) человек из экспедиций посещения.

— Конечно, надо быстро и правильно давать команды в нештатных ситуациях (разгерметизация, пожар). Но самое главное — работа с людьми. Необходимо постоянно поддерживать хорошее настроение на борту, так сказать, в штатном режиме.

— Во всяком случае, легче, чем на Земле. Здесь космонавт — маленький человек внутри большой организации. И в этой организации некоторые зачем-то придумывают странные вещи, которые не способствуют хорошему настроению. Вот, кстати, самая большая культурная нестыковка — отношение к личной жизни, к семье космонавта. У нас в рамках подготовки и проведения полета есть программа поддержки семьи. Сюда входит приглашение семьи на основные мероприятия по ходу подготовки, предоставление технической возможности еженедельно во время полета обмениваться большим количеством личных фото и видеоматериалов, не говоря уже о приглашении на старт и создании режима максимального благоприятствования совместному проведению свободного времени за одну-две недели до пуска. У меня сложилось ощущение, что в России руководство полагает, будто это мешает работе космонавта. На Западе, наоборот, уверены, что это необходимая психологическая поддержка и для космонавта, и для семьи. Для меня лично очень важно, что моя жена Лена мне во всем помогает, живет со мной «на чемоданах» уже который год. Ведь для того, чтобы подготовиться к этому полету, я нахожусь в командировках 90% рабочего времени последние четыре года. У меня сложилось впечатление, что в России желание космонавта, чтобы с ним в свободное от работы время находилась его жена, рассматривается некоторыми руководителями чуть ли не как слабость. Я этого совершенно не понимаю. Космос для меня — профессия. Главное в жизни — близкие люди.

Или, например, подход к личным вещам. Почему-то мне разрешено взять с собой полтора килограмма личных вещей, а моему товарищу Роману Романенко — только один килограмм? Кто это придумал? Неужели непонятно, что это по-человечески неправильно?

А вот ситуация серьезнее. Допустим, на борту я закончил какую-то свою работу быстрее, и у меня появился час. Могу ли я помочь Роману? Такой вопрос возник на заключительной встрече с командой американского ЦУПа. Ответ: мы будем это обсуждать. Да это просто глупость! Обсуждайте не обсуждайте, а мы — единый экипаж и, конечно, будем друг другу помогать! Абсолютно прав был Геннадий Падалка в своем интервью: «Мы — делегаты планеты. То, что происходит, совершенно не способствует работе на борту МКС. Мы должны быть вместе, нельзя нас разводить… Мы люди взрослые, образованные, воспитанные, со своим умом и можем создавать в космосе нужный человеческий климат» (см. «Новую», № 32, 30.04.2009). В противном случае, какая же это международная программа?

— Точно. И поэтому полет в космос — еще и культурный феномен. Это общечеловеческая программа, и людям необходимо, чтобы ее объясняли и комментировали на их родном языке. Автомат, может быть, и сделает какую-то работу лучше космонавта, но он никогда не объяснит, что видел и чувствовал. А космонавт рассказывает и становится для людей символом исследования космоса, движения вперед.

— Символ — не человек, символ — профессия. Но в том, о чем ты спрашиваешь, две стороны — профессиональная и личная. Я с удовольствием рассказываю о своей работе. В большой системе, о которой я говорил, помимо чиновников и небольшого числа космонавтов трудятся тысячи прекрасных специалистов. Они получают намного меньшую зарплату, но у них сильнейшая мотивация — исследование космоса. И для них я — символ такого проникновения в неизведанное, только если оправдываю их ожидания, выполняю программу полета. И я готов делать все, что требуется, и отвечать всем.

Другое дело, что большую часть публики интересует только моя личная жизнь. Есть такая особенность. Для этой категории мы как артисты, шоумены, герои светской хроники. А мы ведь совсем другие.

Сидишь в кафе, постоянно подходят люди, просят автограф, сфотографироваться вместе. Или просто наставляют на тебя объектив и щелкают…

— Да я не беспокоюсь, но, признаюсь, это трудно. Удачно сложилось, что моя работа — в Голландии. С удовольствием живу там как обычный человек. В Бельгии — командировки, выступления, в Голландии — частная жизнь.

— И мысли не было. Я был летчиком ВВС Бельгии и учился на инженера, когда в 1981 году стартовал первый американский шаттл. Я смотрел репортаж по телевидению и думал, что вот она, моя профессия как летчика и инженера. Сидеть за столом и писать формулы душа не лежала. Работать руками и головой в кабине космического корабля — вот, что мне надо. И я тогда выбрал этот путь. Видишь, добился своего. Но ведь это своего рода путь Колумба: шел в Индию, попал в Америку. Так и тут, летать в космос приходится меньше, чем служить символом космических полетов.

— Первый космонавт Бельгии Дирк Фримаут по случаю десятилетия своего полета провел конференцию «Космос на службе образования». Она привлекла в основном внимание людей, уже работающих в области космонавтики. Может быть, тут дело в том, что образованием у нас занимаются на региональном уровне, а космос — уже уровень федеральный. Из-за этого усложняется поиск решения вопросов, находящихся в такой «двойной компетенции». Так или иначе, меня это заинтересовало, и я пришел в Фонд короля Бодуэна, одной из задач которого было развитие образования. Постепенно в рамках фонда сложилась такая организационная структура: одно из его подразделений — Фонд принца Филиппа стал учредителем форума «Космос и образование», а я его председателем. Работаем пятый год, и уже есть определенные успехи. Мы видим свое будущее только через инновации. А для этого нам нужно много ученых и инженеров.

— И у нас снижается. Проблема в том, что мало кто из молодежи стремится получить научно-технические профессии. Это трудно. Легче заниматься рекламой, торговлей… И мы стали искать способ, как изменить ситуацию стратегически. Один из них такой. Космонавтика психологически привлекает детей, и, если зацепить их внимание, можно естественным образом изменить и жизненные цели.

— Вот почему мы преследуем и вторую цель. До наших чиновников мы тоже не всегда можем достучаться. Поэтому рассчитываем, что дети, которым мы сегодня рассказываем про космонавтику, со временем станут политиками и государственными деятелями, понимающими наконец всю важность и перспективность исследования космоса.

— Мы предложили при преподавании всех естественно-научных дисциплин — физики, химии и других — иллюстрировать законы природы и явления через примеры из космонавтики. Появились соответствующие школьные программы и методические материалы для учителей.

— Очень интересно. Думаю, мы воспользуемся вашим опытом.

— Конечно. У меня у самого трое — два сына и дочь. Здесь у меня принципиальная линия. По нашей Хартии, цель космических миссий — способствовать лучшему будущему землян. Будущее — это дети. А в мире много мест, где дети страдают. Моя работа — привлекать внимание правительств и международных организаций к их бедственному положению. Я посетил, например, Пакистан после сокрушительного землетрясения. Был в Бенине. Но там хотя бы правительства прилагали определенные усилия. А вот в Судане все было очень плохо, государство совсем не помогало.

— Спасибо. Я хочу пожелать читателям «Новой» неустанно и бесстрашно стремиться к своей мечте, не важно, что это за мечта, главное, чтобы она была своей. Если вы хотите стать космонавтом, учитесь и работайте в этой области. Но быть космонавтом совершенно необязательно, чтобы стать счастливым человеком. Если вы хотите стать пекарем или парикмахером, я вам желаю гордиться своим выбором, и у вас будет получаться самый вкусный хлеб и самые красивые прически во Вселенной. А еще я вам желаю не забывать, что смысл жизни в ее процессе, а не в результате, и более всего — в тех людях, которые стали вашими попутчиками на жизненном пути.

Детский фонд ООН (UNICEF, United Nations International Children’s Emergency Fund) — международный чрезвычайный фонд помощи детям Организации Объединенных Наций. Создан в 1946 г. по решению Генеральной Ассамблеи ООН. В 1965 г. Детский фонд ООН получил Нобелевскую премию мира. В достижении провозглашенных целей UNICEF помогают более 180 послов доброй воли.

Наше видениеЗадача исследования Космоса человеком и соучастие в нем через единство в многообразии.

Мы упорядочиваем космос, привнося наши европейские ценности в подготовку, поддержку и осуществление космических полетов, которые расширяют его мирное исследование в интересах человечества.

Мы разделяем космос с жителями Европы, передавая им наше видение, цели, опыт и результаты наших полетов.

Sapientia («Мудрость» — лат.): Мы полагаем, что исследование космоса человеком — мудрый выбор для всего человечества. Sapientia выражает наше обязательство достигать поставленные цели для прогресса человечества.

Populus(«Народ » — лат.): Мы рассматриваем народ двояко. Во-первых, цель наших полетов состоит в том, чтобы способствовать лучшему будущему всех людей на Земле. Во-вторых, термин Populus служит выражением нашего уважения к тем, с кем мы работаем, — оценку по достоинству их мнений, славу их труду и хвалу им за поддержку.

Audacia («Отвага» — лат.): Мы подтверждаем, что космический полет — опасное дело. Принимая риск как неотъемлемый фактор космического путешествия, мы стремимся минимизировать риски насколько возможно. Audacia напоминает, что, если мы преуспеем в своих усилиях, вознаграждение за отвагу окажется беспрецедентным.

Cultura(«Культура» — лат.): Мы продолжаем исследование, начатое нашими предками. Осознавая свою историю и традиции, мы расширяем исследование в космическое пространство, передавая наше культурное наследие будущим поколениям.

Exploratio(«Исследование» — лат.): Мы расцениваем исследование как возможность открытий, обучения и в конечном счете роста. Мы убеждены, что человечество должно принять вызов мирного исследования космоса. Мы, европейские астронавты, хотим сделать здесь следующий шаг.