Благоразумный Химейер

4 июня исполнилось ровно пять лет с того дня, когда американский автомеханик Марвин Химейер сел за рычаги бульдозера Komatsu и выехал на улицы городка Гренби. Был ясный солнечный день, четверть третьего.

До этого момента Марвин Химейер был одним из миллионов типичных американцев, живущих на просторах своей великой страны: высокий, с приятным лицом, с хорошей улыбкой, с седыми волосами. У него была своя мастерская, где он перебирал моторы и заваривал крылья и глушители.

Но ровно в 14.15, минута в минуту, он выбрался из своей спокойной анонимной судьбы на всемирный свет исторического процесса.

Перед выездом Химейер с помощью небольшого подъемного крана в своей мастерской опустил на бульдозер прямоугольный кожух из стальных листов с цементной прокладкой. Машина потеряла привычные очертания и превратилась в тяжко ползущего монстра. Монстр казался слепым, потому что у огромной конструкции не было ни одного окна. Химейер управлял бульдозером с помощью видеокамер, которые транслировали изображение на мониторы внутри кабины. На случай, если бы объективы видеокамер залепила грязь, были предназначены компрессоры, которые струей воздуха очищали глаза чудовища.

Марвин Химейер не был криминальным типом. Он никогда никого в жизни не убивал и не грабил. Он был совершенно нормальным человеком с уравновешенной психикой, не склонным к дракам, ругани, провокациям. Если и пил, то пиво. Он был старый холостяк, любивший возиться с моторами и железками. Ему было 52, и впереди уже маячили годы покоя, рыбалка на близлежащих озерах и приятная американская пенсия. Что же нужно было с ним сделать, чтобы он смастерил себе самодельный танк и выехал на нем в город?

Тяжба, которую затеял с Химейером цементный завод, была нормальной, типовой. Завод решил расширяться и скупил землю вокруг себя. А Химейер свои акры не продавал. Вот не продавал, и все. Совершенно такая же ситуация была в Москве, когда строили Третье транспортное кольцо и хозяин частного дома в районе метро «Тульская» отказался из него выселяться. Тогда ему отключили воду и электричество, а потом я видел, как стройка окружила дом, и Третье кольцо проложили прямо над ним. Человек спал, а в метре над его головой ездили асфальтоукладчики. В результате хозяин сдался, хотя и грозился подать в Страсбургский суд. Вся разница этой ситуации с той, что случилась в городке Гренби, состояла в том, что Химейер не сдался. На Страсбургский суд он не уповал, а может, о нем и не знал.

Автомеханика травили дружно, всеми ветвями власти. Завод отключил ему воду и свет, мэрия поддержала завод — это ж какой налогоплательщик! А кто такой Химейер? Это тля. На него наслали санитарные и пожарные инспекции, и они, естественно, обнаружили в его мастерской неправильную цистерну и не обнаружили канализации. Дело в том, что Химейеру отключили старую канализацию, а прорыть новую запретили. За это ему выписали штраф 2500 долларов. Вокруг него была уже только земля, принадлежащая цементному заводу, и он сидел в своей мастерской, среди своих любимых старых железок, как в обреченной крепости.

Есть вещи, которые простить нельзя. Нельзя простить — и никто никогда не простит — бизнесмену Полонскому его радостного совета: «У кого нет миллиарда, могут идти в жопу!» — с которым он из Канн обратился к соотечественникам. Поэтому когда новое интернет-издание, возглавляемое модным редактором, приглашает Полонского в колумнисты с таким видом, будто ничего такого никогда не было, — это вызывает презрительную усмешку. Нельзя простить мэру Москвы — даже за давностью лет — его слова о «жлобстве» тех людей, которые боролись в Южном Бутове за достойные компенсации. И Химейер, как выяснилось впоследствии из наговоренных им кассет, тоже все запомнил и ничего никому не простил.

Естественно, он подал в суд и, естественно, суд проиграл. Удивительно похоже все это устроено, независимо от места действия. Суд в Гренби и московский Зюзинский суд принимали одни и те же решения. Мэр крошечного городка в Колорадо и мэр огромной столицы принимали сторону крупных предпринимателей (завода и застройщика), а не людей. Свое богатство, нажитое исключительно честным путем, эти в высшей степени уважаемые люди не считали жлобством, жлобством они считали борьбу людей за свои права.

Марвин Химейер, выехавший на улицы городка в своей бронированной крепости, первым делом снес цементный завод. Весь. Его монстрообразный бульдозер снес административное здание и цеха, а затем выехал в город. Для человека, сидевшего внутри ревущего, ворочающего скребком монстра, в этот момент вся хитрая система разделения властей, которой так гордится Америка и вместе с ней человечество, не существовала. Все это в его глазах было одно: власть, суд, банки, капитал, обслуживающая их пресса, защищающая их полиция. Химейер снес банк, который требовал от него вернуть ипотечный кредит, снес дом мэра, который отдал его на съедение заводу, снес редакцию газеты, которая не протестовала против унижения человека, снес газовую компанию, которая отказывалась заправлять его газовые баллоны, снес дома членов городского совета, которые палец о палец не ударили, чтобы защитить его права. И библиотеку он тоже снес. И универсам. До кучи.

Полиция вела по бульдозеру огонь. Вели огонь и люди из особого подразделения, вооруженные специальным оружием и обученные специальной тактике. Но бульдозер, как разъяренный доисторический зверь, все ползал и ползал по улицам, волоча за собой огромные клубы пыли от снесенных зданий и срезая скребком деревья и фонари. Через бойницы Химейер вел ответный огонь сразу из трех винтовок. Самое удивительное в этом то, что в перестрелке никто не погиб. Полиция пыталась заблокировать монстра большим строительным грузовиком, но бой слона с бегемотом не получился: бульдозер просто выкинул грузовик с дороги и поехал дальше.

Марвин Химейер разобрался с городом Гренби за два часа. В 16.30 городок представлял собой груду развалин. Вслед за тем он в тесной и захламленной кабине, оснащенной мониторами и запасами воды, пустил себе пулю в лоб. Но полиция узнала об этом только через сутки, когда наконец смогла вскрыть броневой короб бульдозера.

Бульдозер Химейера отправили в переплавку, мастерскую его снесли, а все его наследство состоит из одной фразы, элементарной, как карбюраторный движок: «Иногда благоразумный человек вынужден делать неблагоразумные вещи». Что касается благоразумной власти и благоразумных заводов и банков — вот их уж точно никто не вынуждает давить людей.