Черный ход в СССР

Пианистка», «Скандальный дневник», «Фокс Малдер похож на свинью» Геласимова, «Географ глобус пропил» Иванова… Тема любви между учителем (ницей) и ученицей (ником) привлекает как авторов, так и зрителей (читателей) прежде всего крамолой. В заманчивом свете крамолы все кажется интереснее и свежее, чем есть на самом деле. В нашем кино и в нашей литературе дополнительное напряжение такому роману придает еще и тоталитарность окружающей среды.

Повесть Михаила Рощина «Черный ход. Воспоминание» написана и, что удивительно, напечатана в 1977 году. В разгар довольно гадкого безвременья. Тогда у нас в стране секса еще не было, как почти нет его и у Рощина. За исключением концовки, где влюбленный в учительницу мальчик (он же автор) в качестве компенсации за поруганное системой чувство цинично, можно сказать, трахает деревенскую девку.

В фильме Станислава Митина «Черный ход» («Ленфильм») нет и этого. Режиссер задался странной для сегодняшнего кино целью уйти от эротики совсем. Задача, я бы сказала, благородная, учитывая диктат конъюнктуры и, соответственно, кассовости. Мне вообще нравится, когда художники не боятся быть или слыть «старомодными». Митин сделал идеально старомодное кино в эстетике конца сороковых, а точнее — именно 1949 года: времени упадка Большого стиля, повальной безотцовщины, армейской дисциплины в школе, руководимой фронтовиками и стукачами, пионерского идиотизма и послевоенной разрухи. Действие из Москвы и даже точно указанной топографии — с Таганки — перенесено в голодный после-блокадный Ленинград тоже, мне кажется, с этой целью: подчеркнуть советскую аскезу, будничные, привычные голод, холод и страх. Три главные страсти, питающие духовность населения. В каком-то смысле — анти-«Прорва».

Девятиклассник Миша (Владимир Кузнецов), мечтающий застрелить омерзительного завуча Носа (Александр Кабанов) и застрелиться сам, мысленно рисует себе это приключение на фоне бюста Ленина и караула юных салютующих пионеров. Общее убожество жизни накладывает фатальный отпечаток не только на грезы Миши, но и на его, казалось бы, такой трепетный роман с молодой училкой Анной Николаевной (Светлана Щедрина). Во-первых, они все время мерзнут. Питерский промозглый холод ощущается физически. В трамвае, на черной лестнице, на темных грязных улицах (где только нашли такие в современном Петербурге?)… Холодно смотреть на бедную Аню в «голом» бальном платье и прическе а-ля Дина Дурбин в нищей коммунальной комнатке за пустым новогодним столом… Что делают в этом интерьере влюбленные подросток и молодая девушка, оставшись наконец наедине не в школе, не в парадном, или, по-ленинградски говоря, парадной, не в трамвае и не на черной лестнице? Они прощаются навсегда. Стас Митин выстраивает убогие, как и вся жизнь, отношения героев подробно и точно, как диагноз. У мальчика в организме отсутствует тестостерон. Откуда ему взяться? Природа такая. Мужской гормон вообще отсутствует — как бы на государственном уровне, на уровне полуобморочного существования страны, где, словно в послевоенной деревне, из мужчин — одни дети, инвалиды и какой-нибудь случайный милиционер. Мужская школа — не исключение, наоборот, еще один акцент на общее сопротивление одной отдельно взятой страны — природе. Даже скандал в этой школе — тихий, скрытный, из последних сил… И крамолы в этой задавленности больше, чем в любом «Скандальном дневнике» с самым разнообразным сексом.

Насекомые страсти на экране — концепция. В этой стране не умеют ни любить, ни дружить, ни танцевать, ни есть, ни пить, ни играть на сцене, ни вообще играть. Здесь умеют только салютовать и скандировать. И еще стрелять. Самый эротичный эпизод фильма — в тире. Миша помогает Анне Николаевне заряжать ружье, и на это мужское дело столь тонко и ловко перенесены все зажатые страсти пацана — дедушка Фрейд отдыхает.

Красота мира сосредоточена в ночном трамвайчике, ведомом девушкой-вагоновожатой сквозь снег и безысходность. И, конечно, в молодых, никому не известных актерах, чьи герои и хотели бы пробить стену великой бесполости, да не знают, с какого конца взяться. Ужасно жалко эту молодежь, поколение, исковерканное, как принято думать, войной, а на самом деле — безнадежной российской историей и географией. Специальные люди, дома, слова и обстоятельства с ярлыком «Сделано в СССР».

Хочу добавить, что Стас Митин — очень веселый и очень скромный человек. А когда такие люди грустят — это, конечно, достает до рецепторов. В фильме есть блестящие шутки. Они скромно и умело встроены в сумрачный контекст, что еще больше сгущает тьму. Как освещенный музейный трамвайчик, катящийся по своему неизбежному кольцу среди ночи.