Вся власть — времени! Манифест хронократии

Не только мы распоряжаемся временем, но и оно — нами. Власть времени в каждом конкретном обществе определяет природу его политического режима. Политический словарь пестрит разнообразными «кратиями»: демократия, аристократия, плутократия, охлократия, автократия, бюрократия... Но одной «кратии» в нем явно недостает. Хронократия (букв. «власть времени», времяправие, времядержавие, от греч. chronos, время + kratos, власть) — это диктатура времени как определяющий фактор общественной жизни. Это форма политического устройства, основанная на признании времени решающим фактором обновления структур власти и общества.

Начну с маленького примера. Я преподаю в американском университете. В моем офисе каждые три года происходит замена старой модели компьютера на новую. Для меня это не вполне удобно, как и для некоторых моих коллег. Я уже привык к старым программам, к знакомому интерфейсу, они меня устраивают, новые ничем не лучше. Приходится ломать привычки, перезаписывать файлы, моя работа выходит из колеи. Кому это нужно? Это не нужно ни завкафедрой, ни президенту университета, ни президенту США, тем не менее я вынужден подчиниться. Чьей власти? Власти времени, которое и выступает как верховный правитель в политической и экономической системе американского общества.

Назвать эту систему хронократией гораздо уместнее, чем демократией. Никакой демос мной не управляет — и слава богу. В условиях хронократии жизнь общества определяется регулярной и обязательной сменой всех его политических, экономических, научных, культурных тенденций, мод, методологий, руководящих кадров. В частности, хронократия предполагает безусловную сменяемость всех органов власти в строго отмеренные сроки. Для каждого сегмента культуры выделяется особый временной фактор, или «запас» новизны, в течение которого данное явление перестает восприниматься как легитимное и должно уступить другому. Президенты, автомобили, компьютеры, учебники, течения живописи, фасоны одежды, стили прически меняются в определенном порядке и ритме, по-разному заданном для каждой категории. Например, максимум восемь лет для президента, год для фасона одежды, несколько недель для фильмов в кинотеатрах... Время — фактор легитимизации любого режима власти, даже если речь идет о властителях дум и мод.

Не всегда хронократия удобна, приятна и полезна. Она порой прибегает к насилию. Вещи периoдически обновляются даже вопреки целесообразности. Новые изделия худшего качества вытесняют старые, доброкачественные, только потому, что хронократия определяет действие рыночных механизмов, формируя идеологию «новое — лучшее» и мобилизуя покупательский спрос. Еще один пример хронократии — обязательный уход на пенсию всех сотрудников, достигших определенного возраста, независимо от их здоровья, опыта, должности, полезности, трудоспособности, творческого потенциала. Жаль, что их увольняют. Не хочется менять привычный компьютер на новую, неизвестную модель. Но жертвы, которые приносятся власти Времени, несравнимо меньше, чем ущерб от безграничного самовластия какого-то одного человека, или группы, или корпорации, или модели.

Итак, при хронократии не техника и не кадры, но время решает все. Нет несменяемых начальников и «задержанных» поколений. Время — хозяин, а президенты, капиталы, корпорации — его слуги. Хронос старше и сильнее демоса.

Если вдуматься, то хронократия не только совместима с демократией, но и составляет ее необходимое условие. Тоталитарные режимы, объявляющие себя «народными демократиями», могут и в самом деле пользоваться поддержкой большинства, но им чужд принцип времявластия. Вождь — Сталин, Мао Цзедун, Каддафи — возвышается над временем, а не подвластен ему. Идея демократии становится смутной и противоречивой, если она не дополняется режимом хронократии. Я охотно поверю, что, проводись на Кубе или в Северной Корее свободные выборы, почти все как один проголосовали бы за Кастро или Ким Ир Чена. Означает ли это, что эти страны демократичнее тех, где за лидера голосует всего половина, а то и меньше населения?

Увы, демократия как таковая легко превращается в пародию на себя, в форму народного самопорабощения. Идея хронократии гораздо точнее и непреложнее. Как ни горько в этом признаться, время умнее народа и лучше застраховано от политических ошибок. Все-таки этот механизм — время — запущен не нами. Времявластие безусловнее и божественнее народовластия.

Поэтому так трудно говорить о демократии в посттоталитарном обществе: ее границы легко размываются и уступают мечте о всенародном вожде. Всемогущем и несменяемом. Нам бы создать хронократию, где каждый правитель, большой и малый, признавал бы над собой верховную власть времени. Кончился твой срок — уступай место другому! Да здравствует времядержавие!