Мы вступаем в иную политическую эпоху, которая потребует от нас нового языка и мышления. Надвигается конец нулевых, проступает очерк десятых. Во всем мире быстро растут новые отрасли техники, виды работы и досуга, рыночно-товарные...
Мы вступаем в иную политическую эпоху, которая потребует от нас нового языка и мышления. Надвигается конец нулевых, проступает очерк десятых. Во всем мире быстро растут новые отрасли техники, виды работы и досуга, рыночно-товарные реальности, обеспечение которых требует не меньше лингвистических, знаковых вложений, чем материальных и финансовых. Никакое дело не может быть успешным, если у него нет внятных имен. Каждое новое слово — это еще одно открытие мира. Оно прорезывает голос и слух «в глухонемой вселенной» (И. Бродский). С каждым новым словом приходит возможность новой мысли, чувства и действия.
Как писал В. Хлебников, «слово управляет мозгом, мозг — руками, руки — царствами».
Политикон — словарь новейших слов и понятий, имеющих общественное звучание; в широком смысле все, что касается «полиса», т.е. жизни общества. Это словарь явлений, для которых пришла пора быть названными.
Выпуск 1. Тотальгия
Всякая сверхдержава — это тоска по сверхтотальности, по мировому господству. Но и для многих граждан бывшей сверхдержавы тотальность — это все еще весьма притягательный, ностальгический образ полноты бытия.
ТотальгИя (скорнение слов тотальность и ностальгия, от греч. algos — страдание, боль) — тоска по целостности, по тотальности, по тоталитарному строю, по советскому прошлому.
Тотальгия — это чувство многостороннее. Тотальгия может разыграться при виде орденоносной газеты, когда соскребываешь старые обои. Или при поедании тушенки или любительской колбасы, с их неповторимым вкусом советского деликатеса. Тотальгия бывает идейной, зрительной, вкусовой и даже обонятельной и осязательной — я помню пыльновато-синтетический запах и шелковистое прикосновение к шее пионерского галстука.
Тотальгия — это тоска по единению с народом.
Хотеть, в отличье от хлыща В его существованье кратком, Труда со всеми сообща И заодно с правопорядком.
Такова раннесоветская поэтическая формула тотальгии у Бориса Пастернака. Тогда, в начале 1930-х гг., тотальгия еще была обращена в коммунистическое будущее, как мечта интеллигентного одиночки о слиянии с новой породой людей. Нынешняя, постсоветская тотальгия в основном обращена в брежневский застой, или «застрай» («застойный», «застрахованный рай»). Но со временем все более заметны формы уже не возвратной, но наступательной тотальгии: неофашизм, неонацизм, евразийщина...
Многие выходцы из советской эпохи, даже самые антисоветские, разделяют чувство тотальгии. Ведь это не чье-то чужое прошлое, а наше собственное: юность, тревога, страх, который тоже украшает жизнь, когда смотришь на него через плечо, из другого времени.
Что-то ты опять взялся перечитывать журналы 1970-х. Тотальгия?
...И вот уже весь народ поет тотальгические «песни о главном».
Тотальгией очень многое объясняется в нашем времени: властная вертикаль, полуторапартийность, ось «вождь-народ»... Трудно отделить в этой тотальгии утопию от пародии, а мемуар от пиара; скорее всего, это «воспоминание о будущем».
/Продолжение следует/
Спасибо, теперь на почту вам будут приходить письма лично от редакторов «Новой»