Школа ценностей

Исполняется 10 лет нашумевшему бабьему бунту в Красноярском крае: в 98-м учителя Сухобузимского района пошли по миру с сумою и плакатами «Мы не рабы». Ходоки за зарплатой прошли 70 верст по Енисейскому тракту и на третий день вступили в Красноярск. Краевую администрацию взяли без боя. Чиновники прятались, бежали. Их ловили, им показывали непропеченный хлеб, выдаваемый учительству в качестве зарплаты. Еще зарплату выдавали отрубями, водкой, селедкой, шинами. Гробами. Или не давали вовсе ничего. Под Ачинском педагоги выходили на Московский тракт просить милостыню у проезжавших мимо красноярцев. Спрашивали: «Почему мы — самые нищие? Мы, кому вы доверяете самое дорогое — своих детей?». И вот российскому учительству предложили нацпроект «Образование».

Жесткий сетевой план реализации нацпроекта «Образование» утвержден приказом Минобрнауки 5 октября 2005 года. Прошло два с половиной года. Документ действует и поныне, но четкие даты, зафиксированные в нем, истекли. Видимо, предполагалось, что за этот срок качество образования или уже изменится, или перемены станут необратимыми. Подводить итоги, конечно, не газетчикам, у чиновников это получается лучше, и все же.

Апрель 2008-го. Поселок Элита Емельяновского района. На пригорке — двухэтажная кирпичная школа 1966 года постройки. У ограды — школьный автобус. Ненастье здесь приходит обычно с запада, и прошлым летом западную стену школы, наи¬более подвергающуюся ветровой и дождевой эрозии, укрепляли и утепляли. Косметический ремонт делают каждый год. В прошлом году в школе за 300 тыс. (!) отремонтировали два туалета.

Учитель русского языка и литературы в 5-м, 10-м, 11-м классах Галина Зырянова зарабатывает 18 тыс. руб. В этой школе она 18 лет, до этого 10 лет работала в Туркмении. Говорит, чтобы получать нормальное жалованье, нагрузка должна превышать 30 часов в неделю. У нее — 36. (То есть две ставки.) Упреждает мой вопрос: конечно, важно соблюсти меру — иначе из уроков уйдет творчество, да и их продуктивность. Спрашиваю: «Успеваете ли читать книги?» — «Ночи — мои. Раньше двух часов не ложусь». — «Что нравится из современной литературы?» — «С интересом читаю женские романы…». Внутренне напрягаюсь. Но у Зыряновой, на самом деле, неплохой литературный вкус. А «женскими романами» она назвала книги Виктории Токаревой.

В рамках нацпроекта Зырянова получила 40 тыс. как лучший учитель. Это краевая премия, кроме нее, в школе еще двое «сорокатысячников». И трое «стотысячников» — получивших по 100 тыс. Это федеральные деньги (точнее, не по 100 тыс., а по 87, за вычетом подоходного). Благодаря нацпроекту появились доплаты за классное руководство. Но в сельских школах они слабенькие: если в классе, допустим, семеро, то на ребенка дают 80 целковых, итого — 560. Тысячи удостаиваются только те, у кого в классе не менее 14 учеников. Но если их и 25, все равно платят тысячу. В Красноярске в ряде школ это «дополнительное вознаграждение» начисляют, но не платят с января.

Директор Элитовской школы Любовь Богдашина получает 20 тыс. руб. В этой школе она 20 лет, с 1995 года — директор. Ставка — 6 тыс. руб. Плюс доплаты. Плюс учительство: преподает биологию в 6-м, 9-м, 10-м, 11-м классах.

И Богдашина, и Зырянова живут на земле. В двухквартирных домах (на две семьи) — выделил совхоз. У Любови Борисовны — муж, двое детей, двое внуков. Обитают вшестером на 71 кв. метре (общая площадь). Огород — соток пять. Держат коз. Для души, говорит директор-биолог.

18—20 тыс. — уже какие-то деньги, не комбикорм в качестве зарплаты. Уже не рабы? А для услады души и на всякий случай — козы.

Зарплаты опрошенных мной городских педагогов (не директоров и завучей): 24 тыс., 19 тыс., 14 тыс., 23 тыс. Цифры зависят от количества часов. У всех есть дополнительная нагрузка. Ну и главное, что определяет уровень зарплат, — это место работы. Школы ныне отличаются, как театры: если репертуар во многом и повторяется, одинаковых по уровню мастерства нет. В одних существуют хитрые системы поддержки педагогов внутренними грантами, премиями и т.п., в других — ничего похожего. В одних учителя меньше 25 тыс. не получают, в других и директора до сих пор имеют по 15 тыс. Различия эти зависят от местоположения школы и, соответственно, социального статуса родителей учеников.

Еще штрих к тому, как обстояли дела на старте нацпроекта. Уборщица в Красноярском управлении Центробанка по итогам 2005 года получила 13-ю зарплату в сумме 58 тыс. руб.

Тогда это был практически годовой заработок преподавателя в одном из госуниверситетов Красноярска. Считая все надбавки — за кандидата наук (675 руб.), за доцента (871 руб.) и т.д., 13-ю зарплату в университете тоже дали. 218 рублей.

Что сейчас? Профессура и преподаватели высшей школы по уровню доходов по-прежнему несравнимы с техничками в банках, но все же несколько к ним приблизились. У педагога, который повторно согласился поделиться секретами своей расчетки, оклад все так же невысок — чуть выше 4 тыс. руб. Но за звание кандидата наук теперь доплачивают 3 тыс., за должность доцента — 1705,2 руб. А еще — районные, северные, компенсация за литературу. Итого 11,6 тыс. 13-я зарплата (премия) за 2007 год составила 10 тыс. руб.

Итак, 11,6 тысячи. Это существенно меньше средней зарплаты в крае и соответствует лишь средним доходам населения — 11 тыс. Если у вузовского преподавателя есть семья, ему ее на эти деньги не прокормить. Прожиточный минимум в регионе — 5 тыс. На него хватит, ну и коммунальные платежи заплатить. На кино и книги не сэкономить. Клеймить перед студентами низменные идеалы общества потребления педагог может с чистой совестью: ему они недоступны, искушению не подвергается.

* * *

Прошу прощения, что разговор о школе начал с денег. Но если ждать от государства чего-то, почему не денег? По нацпроекту «Образование» они потекли, и это заметно. Элитовская школа первой в районе получила нацпроектовский миллион. Заменили парты, купили компьютеры, книги, оснастили кабинет физики.

Число учеников перестало резко падать, стабилизировалось и третий год растет: 254, 269, в этом году — 271 школьник. Учатся в две смены. Взрослых в Элите — 1,8 тыс., детей — 400. Так что первоклассников в ближайшие годы будет много.

В школе пять мультимедийных проекторов, два компьютерных класса. Домашний кинотеатр с большим экраном, ученикам демонстрируют фильмы по программе. В следующем году планируют снова выиграть миллион и приобрести на него интерактивные доски. Только что получили 59 дисков с лицензированным программным обеспечением. Прислали из Москвы «автоматизированное рабочее место» — компьютер, модем, пакет программ.

По словам Богдашиной, 80% ее учителей (все они уже немолоды) владеют информационными технологиями. Регулярно повышают квалификацию. Интересуюсь: а какая библиотека в школе? Аудио: 250 дисков. Есть и на бумажных носителях. Из того миллиона, что получили, 50 тыс. ушли на справочники, энциклопедии. И — на поэтов Серебряного века.

* * *

За сто-двести верст от Красноярска картина уже куда менее радужная. Я не о школах, в них почти повсюду происходят перемены, я о том затерянном мире, в котором эти школы стоят. Край по-прежнему вымирает. Исключение составляют четыре района: два — под боком у Красноярска, один — на границе с Тувой, сюда переселяются славянские семьи, и еще один, заполненный по горло зонами, — отсидев, зэки остаются жить рядом с колониями. На карте края аббревиатура «бнп» (бывший населенный пункт) — россыпью уже, шрапнелью. Точно подмечено: для того чтобы воспитать одного ребенка, нужна целая деревня. Живых, самодостаточных деревень все меньше, а значит, все меньше иллюзий и относительно подрастающего в диком поле поколения.

Меж тем школы в глубинке, где сохранились, стали селообразующими предприятиями. Жизнеобразующими. Дети сгружают в закрома Родины тоннами картофель, капусту. Это не колония Макаренко с ее натуральным хозяйством, это уже бизнес. И многие деревни выживают лишь благодаря школам.

Кроме детей, ударно пашут еще специализированные сельскохозяйственные колонии-поселения. Детям пьющих крестьян не пробиться в город, они могут пойти трудиться «вольняшкой» в колонию или остаться в хозяйстве при школе. Альтернатива.

Все бы ничего, да только дети должны учиться, а не пахать землю за взрослых.

В Красноярске коммерциализация школы происходит иначе. Например: родителям предлагаются по умеренным ценам ежедневные эсэмэски об оценках их детей и посещаемости ими школы. Новшество внедрено еще не повсеместно, но, судя по всему, это не за горами. Трактуется оно не как позор практической педагогики, а, напротив, ее достижение.

Теперь в каких-то школах дневники для выставления оценок собирают раз в месяц, где-то — еще реже. Учителя, которым некогда этим заниматься, с удовольствием заполняют специальные карты для компьютерщиков. Те отсылают эсэмэски родителям. Такое сообщество бизнеса и педагогики, очевидно, коверкает личность тотальным контролем, ломает часть привычных устоев во взаимоотношениях родителей и детей. Раньше эти вещи казались вроде бы нужными — доверие, знакомство ребенка с проблемой выбора (говорить или не говорить о своих проблемах).

* * *

Только что в Красноярске подвели итоги конкурса на поощрение лучших учителей в рамках нацпроекта. Я поговорил как с выигравшими, так и с проигравшими. Любопытно, что победители критиковали процедуру: непонятно, как выбирают лучших, непрозрачно; «получают достойные, но еще больше достойных, которые при нынешней системе не получают ничего». А вот что мне сказала один из лучших красноярских педагогов, директор лицея № 8 Нина Смирнова (лицейская заявка проиграна): «Когда человек не получает того, что хотел, велик соблазн найти виноватого. Есть у нас такое — не умеем проигрывать. Винить кого-то считаю ниже своего достоинства. Однако, конечно, хотелось бы посмотреть выигравшие проекты, и лучше было бы их представлять публично, вывешивать в интернете. Насчет того, что судят непрофессионалы, замечу: проект — национальный, а значит, не физики или историки должны друг друга обсуждать, надо увлечь своими задумками нацию, то есть Марьванну с улицы».

Учитель гимназии № 13 Елена Скопиньш: «Зачем эти хитрости с заявками, грантами, никому не нужной писаниной? Выделите, пожалуйста, деньги и проведите для директоров курсы, как их использовать. Все».

Впечатление, что педагоги устали от экспериментирования. Нет, даже не от него, они замучены бесконечными отчетами. Пример: даны дополнительные часы на индивидуальные занятия, а также деньги на покупку оборудования в кабинет физики. Сейчас требуется отчитаться, на какой процент повысилась успеваемость учащихся от того, что им показали «термометр», а также от того, что учителям начали оплачивать их прежде бесплатный послеурочный труд.

* * *

Раньше государство не выполняло своих обязательств перед «лузерами» — учителями, учеными, врачами. Теперь дает деньги. И считает себя вправе требовать ответной любви.

Школа не стала общественным делом, а институтом государства ей быть привычно. За несколько дней до минувших выборов присутствую на родительском собрании. Как правило, в начале таких мероприятий выступают коммерсанты, пытаясь склонить родителей учеников на материальные траты. На сей раз завуч дала слово представителю «Единой России». Основная мысль его речи: если не голосовать за «ЕР», школу ждет упадок. То есть цены на нефть — заслуга партии, Путина, Медведева.

В школе № 10, где учатся отпрыски партхозэлиты, для учеников введены электронные пропуска — с логотипом, лозунгом и телефоном «ЕР». Директор школы Татьяна Казанова, сама видный представитель этой партии, не видит в том ничего предосудительного. Если бы такие умственные и поведенческие метаморфозы претерпевали слесари или водители автобусов — не беда. Беда в том, что это происходит с людьми, которые учат наших детей.

Может, это горе от ума? От понимания, что во всем мире образование и наука считаются основным ресурсом, у нас же главным ресурсом стали углеводороды. А сырьевой экономике умники не нужны.

В конце 90-х боялись мы за детей. Чему их могли научить педагоги, которым платили зар¬плату водкой? Теперь боятся педагоги — потерять те гроши, которые им начали платить, выбиться из «мейнстрима», не допускающего сомнения в гениальности правящего режима и непосредственно столоначальников, контролирующих образование в районе, городе, крае. Таково основное впечатление от разговоров в учительских. Под портретами Медведева и дипломами за вклад в успешно проведенные выборы.

**Мнение эксперта** **Михаил Садовский** , _профессор Сибирского федерального университета, доктор физико-математических наук:_

— Реализация нацпроекта страдает, с моей точки зрения, отсутствием понимания не столько стратегии, сколько технических моментов в работе системы образования в целом. Я являюсь сугубым сторонником того, чтобы из нацпроекта выделить два подпроекта: национальный подпроект «Мел» и национальный подпроект «Тряпка». Вот прихожу читать лекции и обнаруживаю, что в аудитории нет тряпки. Мел я давно уже ношу с собой в кармане. Таких мелочей — тьма, их важность часто недооценивается.

— Идеология нацпроекта — стимулирование педагогов и учреждений, внедряющих инновационные образовательные программы. Они соревнуются с коллегами, борясь за гранты. Это то, что нужно нашим школам?

— Такая конкурсная основа — это неправильно, это, представьте, как если бы в армии генерал сказал полковникам: господа офицеры, пишите заявки на гранты, кто выиграет, тому дам патроны. Подразделения, которыми командуют эти полковники, занимаются разными вещами, но они все важны. И школы — разные. И не стоит их подводить под общий знаменатель, не надо их выравнивать. Школа в селе и должна отличаться от школы в центре Красноярска. Но эти отличия должны быть четко понимаемы. И сельской школе в соответствии с теми задачами, которые там являются первостепенными, надлежит тянуться к своему идеалу, не общему.

Идеология грантов вообще построена принципиально иным образом, чем следовало бы. Каждый раз надо делать что-то новое. Это напоминает безумие: инновация — это не что-то новое, это скачок в качестве работы. Преимущества же сейчас получают те школы, которые поднаторели в составлении соответствующих формулировок. Я о себе тоже могу и должен сказать, что я — мастер такого словоблудия. Я много раз выигрывал разные гранты, я знаю, как надо написать заявку, скажем, о переносе вот этого стула с места на место и получить на это мероприятие сколько-то тысяч рублей. Надо лишь тщательно объяснить, что перенос стула создаст новую педагогическую ситуацию, создаст ситуацию личностного вызова для тех, кто будет через него перешагивать, и т.д. И это ужасно. Слово «ужасно» означает вот что. Во всем мире система базового образования является одной из самых консервативных систем. И это правильно. Требования инноваций под гранты — это реальный показатель того, насколько наша педагогическая ситуация засорена.