Сюжеты · Общество

Главы из романа

Черновик

Александр Покровский , писатель, офицер-подводник
Первое предисловие Мною задумана книга. Роман под названием «Мертвые уши». Он будет полностью посвящен миру чиновников. Интересно, не купят ли они его у меня на стадии замысла? Тысяч за тридцать долларов я бы его продал. Второе предисловие...
Первое предисловие
Мною задумана книга. Роман под названием «Мертвые уши». Он будет полностью посвящен миру чиновников.
Интересно, не купят ли они его у меня на стадии замысла? Тысяч за тридцать долларов я бы его продал.
Второе предисловие
Поскольку у меня никто не купил роман «Мертвые уши», который целиком посвящен миру чиновников, на стадии замысла, я начинаю публикацию романа отдельными главами.
Вот только некоторые.
Начало
Множество социальных явлений, почти ежедневно наблюдаемых мною, таких как горести, болезни и бедность ума, побудило меня взяться за предметное их описание, описание, в коем более боли, нежели злорадства, и возобладают сострадание и участие над высокомерием и поучительством.
О настоящей радости
Настоящая радость — это когда единственный раз все до конца не распиз…ли и по всей стране снабдили все отделения «Скорой помощи» новыми машинами.
О чиновниках
Хочется украсить чем-нибудь их быт. Подозреваю, он до сих пор не украшен. Ветка бузины, полагаю, подойдет лучше всего.
И потом, это же удобно. Ходишь с бузиной в быту — значит, свой.
О прозрачности
Если б все политики вдруг стали прозрачными — и тут я имею в виду, что они сделались бы вроде как из стекла, — то мы увидели бы внутри них движение жизненных соков, отмечая при этом быстроту их движения или же заторы, и смогли бы соотнести эти движения с теми речами, которые они произносят.
Пафосным речам, относящимся к страданиям любимого Отечества, соответствовало бы, на мой взгляд, некоторое замедление, падение скорости движения в области печени, но затем – миновав столь опасный участок – соки устремились бы, так мне кажется, в область таза с радостным урчаньем.
Речи же нежные, например, об образовании и питании, рождали бы разжижение оных соков, и их движение в области груди сделалось бы веселым, но покойным.
И в то же время мысли об обороне, о различных посягательствах и врагах сделали бы течение этих соков упругим, на манер огнегасительной жидкости в пожарных шлангах.
В любом случае, наблюдать за внутренностями политиков было бы забавно, случись им стать прозрачными нашим взорам.
О ливере
У политиков аура внутренних органов имеет уныло лиловый цвет, в отличие от синего, присущего нормальным людям. Думаю, что это от лжи. К примеру, печень не выносит никакого вранья. Клетки ее гибнут тысячами.
То же можно сказать и об остальных органах, которые люди называют ливером.
Таким образом, стоит заметить, что ливер политиков далек от совершенства.
Вывод: иным занятие политикой приятнее собственного ливера.
О светлом образе
Созданию светлого образа нашего госаппаратчика за рубежом мешает тот блеск глаз, который появляется, когда он входит в заграничный банк.
И еще ноздри.
Они у него в банке раздуваются.
О выборах
Сама процедура избрания должна быть организована, на мой взгляд, следующим образом: всей милиции следует получить на избирательных участках открепительные талоны, потом эти талоны следует сдать своим начальникам, которые сдадут их следующим начальникам, которые передадут их еще одним начальникам, а те уже опустят их в нужные урны.
То же самое надо сделать оленеводам, которых у нас по всей стране невиданное множество.
Потом — рабочим с буровых установок.
Потом — вся армия с флотом должна в правильном месте правильно проголосовать.
Потом — сознательные рабочие на предприятиях промышленности должны сделать то же самое на своих рабочих местах.
Потом — работники социальной сферы должны так же проголосовать без отрыва от своей сферы.
Потом — все чиновники должны отдать свои голоса там, где скажут.
Потом — работники медицины — им тоже недосуг по избирательным участкам шляться.
Потом — учителя проголосуют в кабинетах директоров школ.
Дальше — высшие учебные заведения.
После — отсталые колхозы и забытые совхозы.
И, наконец, все то же самое сделают служащие банков.
Все! Теперь можно приглашать иностранных наблюдателей — пусть наблюдают.
О хрустале
Я бы награждал чиновников хрустальной розой. Каждому дал бы по розе.
Большому чиновнику — большую, маленькому — малую. Розу в петлицу.
Это за то, что оправдал доверие.
А если не оправдал — это тоже удобно, вытащил из него розу и по роже его, и по роже!
О чинах
Чиновник должен воровать по чину.
А чинов нет. Как быть?
Надо вводить чины.
И каждому чину должны соответствовать награды и звания — Владимир на грудь или Анну на шею.
Так же легче.
И потом, это выражение «не по чину берешь» — снова обрело бы право на существование.
И это хорошо.
Люблю, когда старина возвращается. О заслугах, по которым хочется воздать
Логики и комментаторы! Вам! Вам хочу воздать по заслугам, направив в вашу сторону свой благоговейный крик. Вы ли не создаете нас? Вы ли не внушаете нам ум и благодарение? А сколько правдивых историй вы нам рассказываете! Сколько чувств при этом вы в нас возрождаете и сколько их вы лелеете, сохраняя в приятном виде! Я бы поставил вам памятники по всей Руси, найдись у меня на то силы и кое-что еще.
Потому что вы нам отцы.
О мармеладе и чиновниках
Чиновникам я бы устроил принудительное кормление мармеладом.
Берется чиновник, сажается в кресло, руки и ноги привязываются, открывается ему рот, вставляется в этот рот специальная распорка — глотать можно, а захлопывать — нет, чтоб, значит, ненароком не захлопнул, и дети из сиротского приюта кормят его мармеладом.
Они кладут ему мармелад в рот и щекочут ему поясницу, чтоб проглотил.
Так чиновник приучается к ненависти. Он ненавидит и детей, и мармелад.
И это хорошо!
Хоть какое-то чувство.
О цветении
Каждый чиновник сам выбирает себе время цветения. Сначала у него от жадности лопаются чешуйки, скрывающие от нас бутон, а потом… а потом во все стороны разливается дивное благоухание.
О доброте сердечной
В чем можно упрекнуть наших отцов, так это в доброте сердечной. Из-за нее они не кромсают нас ни ножами, ни вилками, не вгрызаются, держа в уголках своего рта, не сплевывают в стороны, не икают и не рыгают.
О крабе
Чем отличается власть в России от краба?
У краба все органы и члены действуют очень согласованно — членик за члеником, членик за члеником.
О душе чиновника
У чиновника нет души.
Душу чиновнику заменяет нюх.
Прежде всего он развит в отношении подчиненных (они отвратительно смердят) и начальства (оно восхитительно пахнет).
Умереть чиновник не может. Это не человек. Это механизм. Сложный, как будильник. Поэтому про него не говорят «умер», говорят — «сломался».
О тамагочи
Очень хочу, чтобы выдумали такую игру, где в качестве тамагочи использовались действующие президенты. Тогда каждый смог бы общаться с президентами, растить их, кормить и выносить за ними г...но.
О памятнике
Будет ли открыт памятник фразе Карамзина «Воруют!»? Если да, то здорово. Подумать только, Нострадамус в выражениях, подобных этому: «И придет мгла. И поглотит она мир. И будет плач. И явится миру человек в образе волка...» — описал будущее, примеряй, на что хочешь, а тут человек сказал одно слово, которое на долгие века определяет особую стать нашего родного Отечества.
О моей влюбляемости
Это глубоко в человеке сидит: чинопочитание. Тут пришли, обратили внимание — радости-то, и стал человек маленьким, как и сам захотел.
Каждый кует то, что хочет. Своим куем. Разочаровываться тяжело.
Я же в людей влюбляюсь.
Это мой главный недостаток.
О мечтаниях
В мечтаниях своих я уношусь далеко-далеко. Там я хочу увидеть каждого чиновника в гробу. И еще я хотел бы получить возможность ощупать те гробы на тот предмет, нет ли у них карманов.
В глубоком уединении
Все написанное мною написано в глубоком уединении, на берегу непорочного горного ручья, в домике с соломенной крышей, пронизываемом случившимися звуками настолько усердно, что порой слышны капли дождя на поверхности почвы, листвы или же луж, и все это на краю нашего огромного королевства, где я живу в постоянных усилиях игривой веселостью оградить себя от всяческих жизненных зол и волнений.