С детства я, как и Пушкин, ненавидел «самовластительного злодея»: «Тебя, твой трон я ненавижу, твою погибель, смерть детей…», ну и т.д. Сначала я этого злодея ненавидел как царя (по безграмотности), а потом (просветившись) — как Наполеона....
С детства я, как и Пушкин, ненавидел «самовластительного злодея»: «Тебя, твой трон я ненавижу, твою погибель, смерть детей…», ну и т.д. Сначала я этого злодея ненавидел как царя (по безграмотности), а потом (просветившись) — как Наполеона.
И вот как-то наткнулся я на статью Виктора Анпилова «Наши разногласия», в которой он спорит с Геннадием Зюгановым, кто из них более коммунист. В этой статье Анпилов в резких выражениях критикует Зюганова за то, что тот якобы «идеализирует царскую Россию» и «расхваливает самодержавную «тюрьму народов».
— Перечитайте Пушкина, наконец, — гневно восклицает Анпилов: — «Самовластительный злодей, тебя, твой трон я ненавижу…». Дескать, сам Пушкин ненавидел царя как злодея, а ты, Геннадий Андреевич, ему дифирамбы поешь!
А ведь Анпилов по образованию — журналист, сдавал в МГУ русскую литературу и должен знать, что в стихотворении «Вольность» имеется в виду Наполеон, а не российский царь!
Беда, в том, что в этом стихотворении прямо не написано: «Наполеон». Всего лишь: «Самовластительный злодей». Мол, понимай его, злодея, как хочешь. Вот Анпилов так его и понимает, как хочет: царь! А я и Зюганов — иначе понимаем, как, наверное, надо: Наполеон! А может быть, этот злодей — еще кто-то?! Кого винить в этой неразберихе? Пушкина?
Главное, что все участники настоящего повествования ненавидят «самовластительного злодея» с одинаковой силой и «с жестокой радостию»! Но, увы, подразумевая под этим злодеем разные лица, потому что недосказанность поэта до сих пор будит наше воображение.
Спасибо, теперь на почту вам будут приходить письма лично от редакторов «Новой»