Редакцией был получен текст, изначально претендующий на звание невероятного. Таким бы он и остался в моей памяти. Если бы не настойчивость автора текста, Юлия Костинского. Мягко уступая, я переквалифицировал текст из невероятного в...
Редакцией был получен текст, изначально претендующий на звание невероятного. Таким бы он и остался в моей памяти. Если бы не настойчивость автора текста, Юлия Костинского. Мягко уступая, я переквалифицировал текст из невероятного в неполиткорректный. С приложением электронной переписки по сему поводу.Александр Меленберг,ведущий «исторической полосы» «Свободного пространства»
Дружба
(Исторический эпизод)
Чудовище, наверно, не сразу становится чудовищем. Во всяком случае, человеческое.
Эту историю мне рассказал – в середине 80-х – милейший человек и талантливый художник Лев Самойлович Самойлов (1918–1988), в ту пору он работал в московском сатирическом журнале «Крокодил». Ему же, в свою очередь, ее поведал известный художник-публицист Борис Иванович Пророков (1911–1972). Итак, эта история.
В самом конце войны, в апреле–мае 1945 года, военный корреспондент Борис Пророков оказался в Берлине, в имперской канцелярии. Вот как он сам об этом пишет: «...спустившись в гитлеровское подземелье, я с неожиданным восторгом и упоением посидел минут десять на гитлеровском кресле...» (Борис Пророков, «О времени и о себе», М., 1979. c. 168).
Через десять или, может быть, больше минут он стоял у сейфа Гитлера, рядом с советскими офицерами. Сейф вскрыли и стали вынимать содержимое. И тут среди разных бумаг Пророков обратил внимание – не мог не обратить – на акварель, которая офицеров не заинтересовала. В углу ее – посвящение на немецком: «Дорогому другу Адольфу Гитлеру...». И подпись: «Лев Бродаты». Но это же известный советский художник, карикатурист в «Крокодиле», иллюстратор книг! Да к тому же еще и еврей.
В Москве Пророков, встретив в редакции «Крокодила» Бродаты, отозвал его в сторонку и рассказал о находке. Бродаты стал белее мела: «Прошу вас, никогда никому этого не рассказывайте!».
Еще бы! Советский еврей – и Адольф Гитлер: друзья молодости. Где они могли познакомиться и даже подружиться? Об этом – нигде ни слова.
Лев Бродаты родился в Варшаве в 1889 году (за несколько месяцев до него, в австрийском городке Браунау, что на реке Инн, родился Гитлер). Родители Льва, обремененные материальными заботами (отец – мелкий служащий, детей много), отправили мальчика к более преуспевшему в жизни дяде, в Вену. В 1905 году в Вене Лев Бродаты начал заниматься в художественной школе известного в ту пору австрийского рисовальщика Д. Кона. Через год он поступил в «Анна-Шуле» – среднюю школу рисования и живописи, где проучился три года. В 1909 году 20-летний Бродаты сдал вступительный экзамен на третий курс Венской академии изящных искусств, но уже в следующем году из-за материальных затруднений оставил академию. До Первой мировой войны Лев Бродаты работал в Берлине, Вене, Кракове, Варшаве – рисовал карикатуры для журналов, писал портреты, занимался живописью.
(Трудно ставить фамилию Бродаты в разных падежах: в русском языке она не склоняется, склоняется в польском: Brodaty («бородатый»), Вrodatego, Brodatemu... Позволю себе также в дальнейшем часто сокращать зловещее имя его друга молодости до первой буквы – «Г»).
Теперь о втором персонаже. Г. тоже в Вене. Готовится в сентябре 1907 г. к поступлению в Академию изящных искусств. Берет дополнительные уроки в частной школе графики и живописи Рудольфа Пангольцера. Экзамен (в октябре) не сдал. Стал готовиться к повторному экзамену (в сентябре 1908 г.), но не был к нему даже допущен. Решил пробиваться в искусстве автодидактом, самоучкой. Поселяется на несколько лет в мужском общежитии на Мельдеманштрассе, 27, наезжает время от времени в Линц, где в доме Магдалены Ганиш квартиранткой живет его мать.
Г. зарабатывает себе на жизнь тем, что копирует виды Вены (с работ известных мастеров и, особенно, с эстампов XVIII в.) и продает их туристам. Его друг тех лет Рейнгольд Ганиш свидетельствует: с натуры Г. не рисовал. Весной 1913 года Г. окончательно покидает Вену.
Итак, годы пребывания Льва Бродаты в Вене: 1905–1910, Гитлера – 1907–1913. Место, где они могли познакомиться: художественная школа Д. Кона, средняя школа рисования и живописи «Анна-Шуле», школа графики и живописи Рудольфа Пангольцера, Академия изящных искусств, магазины и лавки торговцев книжной и художественной продукцией, мужское общежитие на Мельдеманштрассе (Бродаты вполне мог туда захаживать).
Я перевел предлагаемые записки (в немного измененном виде) на немецкий язык и показал известному в Германии писателю-бунтарю Гюнтеру Вальрафу. Он сказал: «Могут вас упрекнуть, что вы хотите приукрасить злодея».
Нет, я не собираюсь его приукрасить. В книге Бригитты Гаман (где более 500 страниц) «Гитлер в Вене (Годы учебы диктатора)», 5-е издание, Мюнхен, 2002 (Brigitte Hamann, «Hitlers Wien (Lehrjahre eines Diktators), 5-e Auflage, Munchen, 2002), рассказывается о его молодости и дружбе с разными людьми (сразу скажу: о Льве Бродаты – ни слова). Ничто не обнаруживает и не предвещает в этом неприметном бюргере и заурядном художнике будущего бешеного антисемита. Наоборот, он дружит с евреями. У него в Вене, в мужском общежитии на Мельдеманштрассе, двое закадычных друзей – «прохладно» настроенный к евреям Рейнгольд Ганиш и еврей Йозеф Нейман.
Бригитта Гаман пишет: «Если можно верить Ганишу, молодой Гитлер защищал здесь (т.е. в общежитии. – Ю.К.) даже Гейне. Он находил достойным сожаления тот факт, что Германия не удостоила Гейне за его заслуги памятником. И хотя он, Г., и не согласен со многими мыслями Гейне, его поэзия заслуживает уважение» (с. 239). Опять-таки со слов Ганиша, «тогда 21-летний Г. находился целиком под влиянием своего близкого еврейского друга Неймана» (с. 241), «все новые друзья Г. в мужском общежитии были евреи» (с. 242). И Ганиш обижался на Г. – из-за того, что тот больше общался в общежитии со своими друзьями-евреями Йозефом Нейманом и Зигфридом Лёфнером, чем с ним (с. 498).
«Также и Аноним из Брно (Brunner Anonymus) пишет о 1912 годе: «С евреями Г. очень хорошо ладил и говорил, что они умный народ, который более сплочен, чем немцы» (с. 498). «Когда в Венской опере в 1908 году разгорелась антисемитская кампания травли бывшего директора оперы (а также композитора и дирижера. – Ю.К.) Густава Малера, Г. продолжал высказывать свое уважение Малеру как интерпретатору Вагнера» (с. 499).
Опять-таки по свидетельству Ганиша, Гитлер и Нейман подолгу обсуждали проблемы антисемитизма и сионизма, и Г. говорил обо всем этом не зло, а дружески и шутливо, в отличие от его споров с социал-демократами, обитателями общежития. Он защищал в спорах с юдофобами Гейне, цитировал Лессинга, отдавал должное заслугам композиторов-евреев Мендельсона и Оффенбаха.
Г. часто бедствовал, он продавал свои копии картин недорого – по 2-3 кроны за штуку. Нейман подарил ему пиджак, а одноглазый слесарь-еврей из Галиции из своей скромной инвалидской пенсии помогал ему деньгами. Свои копии-картины в эти годы Г. продавал почти исключительно евреям – Моргенштерну, Ландсбергеру и Альтенбергу. Ганиш комментирует: «Торговцы-христиане платили не больше, чем евреи. Кроме того, они покупали только тогда, когда продавали его прежние работы, в то время как торговцы-евреи продолжали покупать – независимо от того, удалось ли им продать предыдущее» (с. 500).
Снова на Ганиша ссылается Бригитта Гаман в своей книге: «Г. часто говорил, что только с евреями можно иметь дело, потому что только они готовы рисковать» (с. 500). Якоб Альтенберг, делавший в Вене рамы для картин, не мог позднее вспомнить ни одного антисемитского высказывания Г. Самуэль Моргенштерн помогает Г. находить покупателей, знакомит его с евреем-адвокатом д-ром Йозефом Файнгольдом, и тот тоже в чем-то помогает Г. (с. 500). Что же удивительного, что в эти годы еще один еврей – художник Лев Бродаты – дружил с молодым Г., своим ровесником?
Конечно, в этой истории с акварелью Бродаты в сейфе Г. поначалу поражает, что еврей дружил с человеком, который потом уничтожил 6 миллионов евреев, но из того, что мы рассказали, цитируя и пересказывая книгу Б. Гаман, следует, что в молодости Г. был более или менее нормальным человеком.
Это потом, в 1925 году, Г. напишет в своей главной книге «Mein Kampf» («Моя борьба»): «Из мягкотелого гражданина мира я стал фанатичным антисемитом». Как и почему произошло это перерождение – вопрос к специалистам, и не в последнюю очередь – к психиатру. Какая фикс-идея зажглась в его мозгу?
Замечательно в этой истории, может быть, даже другое – что оба художника пронесли тайну Льва Бродаты через годы, когда доносы были в порядке вещей, особенно со стороны тех, кто вкусил от власти, от ее благ, – пронесли через всю жизнь, не открыв ее даже близким. С Самойловым Пророков поделился этой историей незадолго до своей смерти. Борис Пророков, убежденный коммунист, художник-публицист (график), обласканный властью (впоследствии он стал членом-корреспондентом Академии художеств СССР, народным художником СССР, был удостоен двух Сталинских (1950, 1952) и Ленинской (1961) премий), будучи порядочным человеком, спас не только самого художника, но и его имя, его репутацию после смерти Бродаты в 1954 году. А после ухода из жизни Пророкова (в 1972 г.) молчал об этой находке многие годы фронтовик, блокадник, заслуженный художник РСФСР Лев Самойлов.
Пожалуй, теперь об этом историческом эпизоде можно рассказать... Сейф – очень небольшое вместилище. Там хранится только самое ценное. Удивительно, что Г., уничтоживший миллионы евреев, хранил в своем сейфе эту акварель, написанную очень давно и принадлежащую человеку с типичной еврейской внешностью... Что это – случайность, прихоть, ностальгия? «Дорогому другу Адольфу Гитлеру... Лев Бродаты».
Юлий Костинский
P.S.Судьба этой акварели мне неизвестна. Лев Самойлов о ней не рассказал, а я тогда, двадцать лет назад, видимо, под впечатлением всей этой истории не догадался спросить.
Приложение
***
Уважаемый Юлий, здравствуйте.Я прочитал, действительно очень интересно. С вашего позволения, я передам текст человеку, который занимается у нас в газете историей – пусть посмотрит.Юрий Сафронов,шеф-редактор «Свободного пространства»30.10.07
***
Уважаемый Юлий, здравствуйте.Получил ответ нашего историка и вынужден отказать в публикации материала. Ответ цитирую ниже. С уважением, Юрий. 3.11.07«Историческая канва такова: рейхсканцелярию, где был бункер Гитлера, советские войска, в отличие от Рейхстага, например, вообще не штурмовали. Они просто до нее не дошли. Когда 2 мая берлинский гарнизон капитулировал, рейхсканцелярия сразу же была взята под охрану отдельным взводом СМЕРШа 79-го стрелкового корпуса. Энкавэдэшники не пускали туда никого посторонних, даже армейских офицеров штаба Жукова. А уж тем более художника Пророкова прогнали бы в шею. Обыск и вскрытие различных шкафов, сейфов и т.п. производил отдел СМЕРШа 79-го с/к. Начиная с 4 мая рейхсканцелярия перешла в зону ответственности и под охрану отдела СМЕРШа 5-й ударной армии. К этому времени бункер был уже пуст. Все вывезли предыдущие бойцы невидимого фронта. Когда именно художник Пророков мог сидеть, развалясь, в кресле Гитлера?! Более того, по воспоминаниям самых первых энкавэдэшников, побывавших в бункере (некто И. Клименко), там не было эл. света – они ходили с фонариками. Куда впоследствии делись предметы, вывезенные смершевцами из бункера Гитлера, – неизвестно до сих пор. По крайней мере, если есть по этому поводу какие-то документы, то они засекречены и никому никогда до сих пор не выдавались. Александр Меленберг»
***
Уважаемый Юрий, здравствуйте! Спасибо за письмо. Спасибо за ваше тщание, с каким вы отнеслись к материалу. А теперь попробую возразить вашему уважаемому историку. По сути, вопрос стоит так: если Пророков в своей книге «О времени и о себе» (М., 1979) написал неправду (с удовольствием посидел 10 минут в рейхсканцелярии в кресле Гитлера), то вообще говорить не о чем, материал «закрывается». А если правду, то можно и «продолжать». Ваш историк мало знает Б. Пророкова, он пишет: «А уж тем более художника прогнали бы в шею». В эти минуты художник, наверно, ему виделся в берете и с мольбертом. Конечно, такого в чрезвычайных обстоятельствах можно и прогнать. Но Борис Пророков – другой. Он известный фронтовой журналист, очеркист, художник-график. Он всю войну был на разных фронтах (часто в опаснейших ситуациях, напр., в 1942 г. в боях под Новороссийском, в 1944 г. при освобождении Выборга, и многих других), он писал, создавал рисунки для фронтовой и центральной печати и листовки (изолистовки), которые сбрасывались с самолетов над вражеской территорией. Официально он – военный художник Главного политического управления ВМФ, с 1942 г. – консультант по наглядной агитации. Одним словом, достаточно «званий», чтобы его не «гнали в шею». Пророков тем, кто воевал, был известен – и в то время, и потом (в энциклопедии «Великая Отечественная война 1941–1945», М., 1985, где в основном рассказывается о крупных военачальниках, о полководцах, есть статья и о нем. И в БСЭ есть). Можно не сомневаться, что его знали и смершевцы, и не исключено, что в подземелье-рейхсканцелярию он спустился вместе со смершевцами (конечно, он не употребляет это слово), если они были первыми. Но ваш уважаемый историк пишет: «Когда 2 мая берлинский гарнизон капитулировал, рейхсканцелярия сразу же была взята под охрану отдельным взводом СМЕРШа 79-го стрелкового корпуса». «Сразу»... Разве не известно, что смершевцы шли не рядом, не вместе с наступающими, атакующими частями, а позади, «контролируя» их. Так что не исключено, что Пророков спустился в бункер с армейскими офицерами, а смершевцы подошли позже. Повторюсь: Пророкова на фронте знали многие, и выталкивание в шею ему не грозило. О том, что он был снабжен всеми необходимыми документами («не шпион»), и говорить не приходится. И еще. Если он соврал, что сидел в кресле Гитлера, то почему цензура в пору выхода книги (1979 г.) пропустила это дерзкое признание (это время (2 мая 1945 г.) и место (Берлин, рейхсканцелярия Гитлера) – всегда оставались на виду!)? Почему не отреагировали историки и участники тех событий? Очевидно, ему «поверили» и не проверяли. И разве имеющиеся документы о тех днях Победы обладают всей полнотой и достоверностью? «Историческая канва такова», – пишет уважаемый историк «НГ». Но разве в те дни она не могла быть «рваной» и «путаной»? Всё шло по плану, по правилам и по Уставу? Я верю, что Борис Пророков написал правду, что он действительно сидел 2 мая 1945 г. в кресле Гитлера. И не было никаких поползновений «прогнать его в шею». Б. Пророков писал свои воспоминания медленно, вовсе не стремился, будучи по природе скромным человеком (хотя весь в «звездах»), поскорее заявить «о себе и времени» – и так и не увидел он свои записки изданными (они вышли через 7 лет после его кончины). (Диплом в университете я защищал по Бернарду Шоу. В пьесе «Ученик дьявола» есть такой диалог. «Сержант (в испуге): Что скажет история, генерал?! Генерал Бэргойн: История, как всегда, соврет».) Было бы, конечно, неплохо, если бы уважаемый историк «НГ» больше прочитал о Пророкове и Пророкова – может быть, он поверил бы ему... Спасибо. Всего вам доброго! Юлий.5.11.07
***
Здравствуйте, Юлий!Не примите за фамильярность такое обращение. К сожалению, не знаю вашего отчества и уже от того испытываю легкую неловкость. Юрий Сафронов передал мне ваше к нему письмо по известному поводу. Попытаюсь прояснить свою позицию. Она основана только на известных ныне фактах. Только на фактах... И ничего личного.У вас в письме: «...Ваш уважаемый историк пишет: «Когда 2 мая берлинский гарнизон капитулировал, рейхсканцелярия сразу же была взята под охрану отдельным взводом СМЕРШа 79-го стрелкового корпуса». «Сразу»... Разве не известно, что смершевцы шли не рядом, не вместе с наступающими, атакующими частями, а позади, «контролируя» их. Так что не исключено, что Пророков спустился в бункер с армейскими офицерами, а смершевцы подошли позже».Дело в том, повторяюсь, что рейхсканцелярию армейские части не штурмовали. По той причине, что на момент капитуляции она находилась в секторе Берлина, контролируемом немцами. Лет десять назад весьма уважаемый мною историк Лев Александрович Безыменский опубликовал документы из архива ФСБ – рапорты тех самых смершевцев 79-го стрелкового корпуса, в которых они извещают свое руководство о найденном ими утром 2 мая (в день капитуляции) бункере Гитлера. Л.А. всю жизнь занимался темой последних дней Гитлера и еще в 60-е годы объездил всех тогда еще живых этих смершевцев, записав их рассказы. Ни в этих свидетельствах, ни в документах из архива ФСБ нет никаких упоминаний о посещении 2-5 мая бункера Гитлера кем-либо, помимо самих смершевцев. О том, что рейхсканцелярию сразу же взял под усиленную охрану СМЕРШ и никого из армейских офицеров даже штаба 1-го Белорусского фронта туда не допускали, мне лично рассказывала Елена Моисеевна Ржевская, переводчик штаба. Да и посмотрите ее книгу «Берлин. Май 1945 года» – там все об этом сказано.Не утверждал и не собираюсь утверждать, что народный художник СССР Борис Пророков «написал неправду (с удовольствием посидел 10 минут в рейхсканцелярии в кресле Гитлера)». Просто «историческая канва», как вы справедливо указываете, в те дни была «рваной» и «путаной». Многие офицеры, в том числе военные корреспонденты и военные художники посещали рейхсканцелярию после 5 мая, выхлопотав особый пропуск. И вполне были уверены, что находились в кабинете Гитлера. Но это мог быть кабинет Геббельса, Геринга, Гиммлера и т.п. Операция СМЕРШа по изъятию вещей и документов из бункера Гитлера была проведена молниеносно и с такой степенью секретности, что о ней, по свидетельству Е.М. Ржевской, не знал даже сам маршал Жуков.Всего вам доброго, здоровья, долгих лет жизни.Ведущий «Исторической полосы» «Новой газеты» Александр Меленберг.05.11.07
***
Здравствуйте, Юрий! Я получил письмо от Александра Меленберга. Итак, смершевцы были в бункере, а Пророкова не было, он соврал (это вытекает из того, что повторил мне в письме, более подробно, мною уважаемый Александр Меленберг). Чёрт побери! Почему «Новая газета» «дрейфит»? Почему она принимает только одну сторону –смершевцев? Почему она не может процитировать кусок из «О времени и о себе» (где автор книги с удовольствием развалился в кресле фюрера) – и тут же или ниже дать комментарий А. Меленберга, что СМЕРШ превыше всего, что Пророкову редакция хотя и верит, но не верит. Почему самая отважная в стране редакция боится? Почему не может перевесить Пророков, а только смершевцы с Л.А. Безыменским? Возможно, он действительно добросовестно опросил смершевцев, но у меня остались неприятные о нем впечатления (хотя это, конечно, к делу не относится). В начале 80-годов я был безработным, и меня рекомендовал ему в журнал «Проблемы мира и социализма» (если не ошибаюсь) один знакомый. Безыменский смотрел на меня жесткими глазами: «Вас рекомендовал Х. Хорошо. Напишите статью об агрессивной политике Израиля и приходите». Естественно, я больше в этой редакции не появился. Л.А. Безыменский всегда писал такого рода статьи. (Но это к делу почти не относится.) В этом конкретном случае я абсолютно верю Пророкову, а не истории, написанной смершевцами и Л.А. Безыменским.Уверен, что большинство читателей поверит Пророкову, а не «историческому комментарию». Вот, кстати, не пустяшная тема – кто из них говорит правду? Может быть, смершевцы действительно рассказали, что они знали, но всё ли они знали? И, наконец, если Пророкова не было, значит, не было и акварели, и Бродаты, и Л.А. Самойлова (абсолютно замечательногочеловека, не вруна!), и, может быть, даже самого фюрера…С уважением, Юлий Костинский,7 ноября 2007 г. (важный день, что бы ни говорили!).
Спасибо, теперь на почту вам будут приходить письма лично от редакторов «Новой»