«Убогие роли в дубовой пьесе»

С 1 августа постановлением Совнаркома распространялось «на служащих пенсионное обеспечение по старости на общих основаниях с рабочими». Пенсии для рабочих были установлены пятью годами ранее, в 1932 г. Другим постановлением отменялись «ограничения в пенсионном обеспечении по государственному социальному страхованию, установленные для граждан, ранее лишавшихся избирательных прав в связи с социальным происхождением и прошлой деятельностью, за исключением лиц, лишенных избирательных прав по суду». В это день «Правда» разразилась большой статьей под заголовком «Сталинская забота о людях»: «С 1 августа 1937 г. рабочие и служащие будут получать пенсию по старости, начиная с 60-летнего возраста, при 25-летнем стаже работы по найму. Женщины – с 55-летнего возраста при 20-летнем стаже. Размер пенсии – 50% заработка».

5 августа в ЦПКиО им. Горького – Третий Московский карнавал. С 9 часов вечера и всю ночь – фейерверки, музыка, танцы, игры, жонглеры, клоуны. Вход в парк только в карнавальных костюмах. Впрочем, пришедшим без таковых в кассах вместе с билетом выдавались полумаски. На карнавале функционировали «Веселая лечебница для грустных пациентов», «Бюро карнавальных знакомств», «Карнавальная скорая помощь», куда специально назначенные люди приводили всех не умеющих танцевать для экспресс-обучения, ибо в 2 ч. 30 мин. ночи вступал в силу карнавальный закон: «Не научившимся танцевать выход из парка запрещен». Жюри конкурса на лучший карнавальный костюм, все люди солидные, художники Моор, Лентулов и др. осторожно решили первую и вторую премии не присуждать, а третьей наградили актуальный, с их точки зрения, костюм «Три богатыря», олицетворявший почему-то рабочего, крестьянина и красноармейца. Авторы – рабочие прачечной Ван-Вэй-Юан, Шао-Джун-Ходзи и Михайлов.

Карнавальные ночи начали проводиться в парках столицы и других городов с 1935 г. как материальное воплощение слов вождя «жить стало лучше, жить стало веселее». Они не имели точной привязки к какой-либо дате, проходили в разное время летнего паркового сезона. В 37-м дата, думается, была выбрана не случайно. В эту самую ночь, 5 августа, начались массовые аресты «врагов народа», запланированные июльским постановлением Политбюро и приказом по НКВД №00447. До этой даты масштабные аресты не касались широких слоев населения, за исключением «кулаков» и «болтунов». Брали в основном начальство – «партейное», хозяйственное, военное, даже ментовское. Теперь же и «простой народ» не был застрахован от сроков и от «без права переписки».

11 августа вышла в свет «Книжка-малышка», первая в серии для дошкольников, задуманная «Детиздатом». В синюю картонную папку-футляр вложено 10 книжечек размером чуть более спичечной коробки. Цена 1 рубль, тираж 1 млн экземпляров. Вверху непременно лежала ярко-красная книжица Л. Квитко «Письмо Ворошилову»: Климу Ворошилову Письмо я написал:«Товарищ Ворошилов, народный комиссар! В Красную Армию Нынешний год, В Красную Армию Брат мой идет… …Слышал я: буржуи Задумали войну, Хотят они разграбить Советскую страну. Товарищ Ворошилов, Когда начнется бой, Пускай назначат брата В отряд передовой!..»

12 августа со Щелковского аэродрома в присутствии большого количества иностранных корреспондентов стартовал тяжелый четырехмоторный самолет «Н-209» с экипажем из 6 человек под командованием Героя Советского Союза Сигизмунда Леваневского. Это был третий беспосадочный полет через Северный полюс в Америку. На этот раз преследовались не спортивные, а сугубо прагматичные цели: показать возможность воздушной транспортной связи с Соединенными Штатами. Кроме того, под лейблом «Н-209» скрывалась другая маркировка этого самолета – «ДБ-А», что расшифровывалось как «Дальний Бомбардировщик-Академия». Самолет спроектировала конструкторская группа Военно-воздушной академии имени Жуковского во главе с В. Болховитиновым. Как военный бомбардировщик этот самолет не был приспособлен к трансполярным полетам. Но тут сошлись интересы нескольких ведомств.

За два часа до вылета офицер НКВД доставил на борт опечатанную коробку – «подарок товарища Сталина жене Рузвельта: две шубы и банку черной икры». На следующий день в 13 ч. 40 мин. самолет прошел Северный полюс. А в 14 часов 32 минуты радист, вопреки всяческим инструкциям, голосом, а не морзянкой, передал: «Аварийная. Высота 6200, отказал правый крайний мотор, снижаемся, входим в облачность, обледеневаем». После чего связь с самолетом была потеряна. Все дальнейшие попытки найти самолет Леваневского (а поиски продолжались до весны 1938 г.) успехом не увенчались.

15 августа в недрах НКВД появилась обобщающая первые десять дней чекистской операции «Сводка о количестве арестованных и осужденных на основании оперприказа №00447»: «Всего на 15 августа арестовано (по 57 областям) 100 990 чел. Из них бывших кулаков 46 487 чел., уголовников 23 838 чел., другого контрреволюционного элемента 17 592 чел., нет разбивки на 13 073 чел. Всего на 15 августа осуждены 14 305 чел., из них по первой категории 9 726 чел.».За 10 дней сотрудники госбезопасности расстреляли почти 10 тысяч человек без предъявления им какого бы то ни было обвинения. Еще8 августа с Лубянки на места ушла телеграмма зам. наркома: «Всем начальникам УНКВД. В дополнение оперприказа №00447. Приговора троек объявлять осужденным только второй категории. Первой категории – не объявлять. Повторяю – не объявлять. Фриновский».

Согласно приказу №00447 – всего предполагалось репрессировать 258 950 чел., из них по первой категории – 65 950, по второй – 193 000. Этот «лимит» предполагалось выполнить за четыре месяца. Но уже за первые 10 дней доблестные органы «закрыли» почти половину этой цифры. Причем в Красноярском крае, Иркутской, Читинской областях и на Дальнем Востоке операция еще не начиналась (начнется как раз 15 августа), а из Армении, Башкирии, Бурятии, Западно-Казахстанской области сведений не поступило.

Понятно, никто из членов «троек» не собирался останавливаться на достигнутом. В тот же день, 15-го, Ежову подали телеграмму из УНКВД Омской области: «По состоянию на 13 августа по Омской области первой категории арестовано 5444 чел., изъято оружия 1 тыс экземпляров. Прошу дать указание относительно увеличения лимита первой категории до 8 тысяч человек. Горбач». В недоступном Архиве президента РФ на бланке этой телеграммы имеется оригинал резолюции: «Т. Ежову. За увеличение лимита до 8 тысяч. И. Сталин». Согласно приказу №00447 Омской области, даны были лимиты всего репрессировать 3500 чел., из них по первой категории 1000, по второй – 2500.

После чего с мест на Лубянку посыпались «мотивированные ходатайства» об увеличении «плановых заданий»...

С 7 по 25 августа гастроли МХАТа в Париже. Важнейшее культурное событие года. Планировалось оно тщательно и всесторонне. Еще в мае, несомненно, по согласованию с Немировичем-Данченко и Станиславским, директор МХАТа М. Аркадьев объявил советским и иностранным корреспондентам, что в Париже МХАТ представит публике три спектакля из русской классики – «Анну Каренину», «Бориса Годунова» и «Воскресение». А 5 июня вдруг случилось ни больше ни меньше как постановление Политбюро ЦК ВКП(б): «За ложную информацию в печати о гастролях и репертуаре МХАТа в Париже (в связи со Всемирной выставкой 1937 года) и за прямое нарушение соответствующих решений правительства снять т. Аркадьева с поста директора МХАТа и объявить ему строгое предупреждение». За этим последовал арест и расстрел бывшего директора. Репертуар гастролей был изменен, как позднее писал Немирович-Данченко, по личному указанию Сталина. Наряду с «Анной Карениной» МХАТ повез в Париж спектакли по пьесам М. Горького «Враги» и К. Тренева «Любовь Яровая». В связи с подобной явно неравноценной заменой репертуара, по свидетельству все того же Немировича в частном письме, «Сталин сделал подарок Театру». В Париж на месяц была направлена целиком вся труппа, включая артистов, не занятых в спектаклях. Имеющим звания народных артистов разрешили взять с собой жен, и этим женам щедро выписали суточные в валюте наравне с прочими мхатовцами.

Гастроли МХАТа, несмотря на август – мертвый сезон в театральной жизни Парижа, вызвали небывалый ажиотаж. Все билеты были раскуплены задолго до начала гастролей. И раскуплены преимущественно русскими эмигрантами. Театральный обозреватель «Фигаро» в связи с этим писал, что «все русские, живущие в Париже, казалось, назначили встречу в театре, белые и красные, настоящий славянский коктейль».

Вся культурная эмиграция ждала встречи с Московским художественным театром, как с дымкой туманного прошлого, со своей благополучной молодостью, с кусочком доброй старой России. И, естественно, обманулась в своих ожиданиях. И вынесла разочарование на страницы парижских русских печатных изданий.

В. Ходасевич в «Возрождении»: «Наконец медленно (как «тогда») потух свет, поднялся (не раздвинулся) занавес – и чуть ли не с первых слов, произнесенных на сцене, почувствовалось, что долгожданная встреча может быть испорчена. Вскоре сделалось ясно, что так и есть… Одни – сплошь умники и герои, другие – сплошь дураки и мерзавцы... Как всякая агитка, «Враги» изображают не сущее, а должное... Тут было бесконечно много ума, вкуса, обаяния... Но жаль было этой прелести, растраченной на убогие роли в дубовой пьесе». (Об игре Качалова и Книппер-Чеховой.)

Е. Сергеев в «Иллюстрированной России»: «Мы ждали Художественный театр с нежностью и тревогой. Мы хотели с гордостью показать нашим сыновьям и младшим братьям наш старый прославленный театр, театр, создавший эпоху в истории сценического искусства во всем мире, театр, который признавал и любил Лев Толстой, театр Чехова… Первое, что мы увидели, было слово «Враги»… Мы видели «Анну Каренину» – грузную, крикливую Аллу Тарасову, заламывающую руки, не способную произнести просто, «по-человечески» ни одной фразы, не сумевшей справиться ни с одним монологом, артистку, место которой – покорять своими трагическими завываниями провинциальных телеграфистов».

Тонкая печальная ирония Н. Тэффи подвела черту под парижскими гастролями последнего осколка Серебряного века: «Что вспомним мы об этом горестном празднике: милые лица уходящих, почти уже отошедших. Два-три момента: как споткнулся Качалов, как ела ветчину Книппер и еще походку Москвина, и потом диваны из старого мира, дворцы потонувшей Атлантиды. Высоко взлетела белая чайка и там, на высоте, сложила острые крылья и упала на дно. А тяжелые колеса, прекрасно управляемые товарищем машинистом, раздавили «Анну Каренину». Аминь».

С 12 по 28 августа первый «Советский велотур». Москва–Тула–Орел–Киев–Минск–Смоленск–Москва, 2509 км, 15 этапов. Организаторы не скрывали, что эта многодневная велогонка организована по образцу знаменитой «Тур де Франс». Даже, наоборот, подчеркивали, что это наш ответ их «Туру». Первый этап в 160 км до Тулы по утрамбованному щебенкой шоссе его победитель динамовец из Одессы Михаил Рыбальченко проехал за 5 ч. 31 мин. 11 сек. Со средней скоростью 28,9 км/ч. Сложным выдался третий этап Орел–Севск. «Размытые грунтовые дороги, канавы с водой, липкая грязь частенько заставляли гонщиков идти пешком с велосипедами на плечах», – констатировал главный судья соревнований, известный с дореволюционных времен конькобежец и велосипедист Платон Ипполитов. Четвертый этап Севск–Кролевец с раздельного старта и вовсе проходил по сплошным пескам. Какой уж тут «Тур де Франс», скорее «Париж-Дакар». И вновь велосипеды по большей части ехали на велосипедистах. И вновь, как и три предыдущих этапа, разделку выиграл Рыбальченко. Его главные соперники, московские гонщики, уповали на участок Киев–Минск, где дорога была по большей части, как тогда говорили, гудронированной, т.е. асфальтированной. Но Рыбальченко и тут выигрывал этап за этапом, а когда вновь пошла Россия-матушка с ее грунтом и щебнем, имел уже солидное преимущество в 3,5 часа над ближайшим преследователем. В Москве ему как победителю «Советского велотура» были вручены медаль, почетная лента, хрустальный кубок, мотоцикл, фотоаппарат ФЭД и радиоприемник.

21-28 августа в Москве проходил пленум ЦК ВЛКСМ. На повестке дня один вопрос – доклад А.Косарева «О работе врагов народа внутри комсомола» и его обсуждение. В течение июля прошли аресты большой группы настоящих и бывших членов ЦК комсомола, вот пленум и постановил:

«За последнее время вскрыты факты вражеской подрывной работы в комсомоле. Банда троцкистско-бухаринских фашистов, шпионов проникла в руководство ряда областных, краевых и районных организаций, и даже пробралась в ЦК ВЛКСМ… Считая очередной политической задачей всех комсомольских организаций разгром и полное выкорчевывание врагов народа… пленум ЦК ВЛКСМ постановляет (далее следует постановление из семи пунктов, которое открывается весьма неожиданным пунктом №1):

1. Осудить небольшевистское терпимое отношение со стороны работников комсомола к явлениям бытового разложения как недостойное для советской молодежи и тем более для активных работников комсомола. Осудить как небольшевистскую, распространенную среди актива точку зрения, что быт, пьянки, разгул – это личное, частное дело… Долг и обязанность каждого комсомольца и комсомольского активиста – вести решительную борьбу с пьянками и бытовым разложением. При оценке, подборе и выдвижении работников обязательно должны учитываться их моральные качества».

31 августа в Калуге открыт опорный пункт по развитию виноградарства. Этому событию сопутствовала годичная шумная кампания по внедрению «северного виноградарства». Местные мичуринцы, неудовлетворенные экспериментами с яблонями и сливами, решили вывести свой особый калужский сорт винограда. Обратились за поддержкой к первому секретарю Московского обкома партии Никите Хрущеву (Калуга тогда – райцентр Мособласти). Никита Сергеевич «пробил» решение правительства о создании и финансировании в Калуге опорного пункта Всероссийского НИИ виноградарства и виноделия. А мичуринец-любитель, инженер службы связи Московско-Киевской железной дороги тов. Лаврентьев стал заведующим этого пункта. Его стараниями мичуринцам удалось собрать урожай с 700 лоз, правда, лакомиться калужским виноградом после первой его пробы никто далее не желал, кроме самих мичуринцев. Они продолжали лелеять свой ПУКС, Путь к социализму. До тех пор, пока в январе 1941 года калужский «опорный пункт виноградарства» не был ликвидирован.