Робер Лепаж: Требуется интерес к другим

Канадец Робер ЛЕПАЖ — одна из определяющих фигур современного театра, причем фигура многофункциональная. И мировую известность он снискал практически по всем дисциплинам, в которых раскрывает свое дарование: худрук театра (последние 13 лет это его труппа Ex-Machina), актер, сценарист и режиссер — театральный (в этом году получивший премию «Европа—театру») и «киношный» (уже первый его полнометражный фильм был представлен на Каннском фестивале), к тому же сценограф (учитывая высокую бутафорскую художественность и технологичность его спектаклей, Лепаж в этой области — специалист штучный). Такая бешеная занятость в собственном театре (для которого он в 1997–м умудрился выбить муниципальные площади и создать в Квебеке междисциплинарный культурный центр La Caserne Dalhousie) не лишает Робера Лепажа возможности отвечать на многочисленные приглашения других театров — еще пятнадцать лет назад он стал первым североамериканцем, руководившим постановкой Шекспира на сцене Национального королевского театра в Лондоне («Сон в летнюю ночь»).Чеховский фестиваль, привезя в Москву четыре спектакля столь знакового для эпохи и одного из самых дорогих режиссеров, сделал царский подарок московским театралам. И неожиданно напомнил о географическом пространстве, которое мы до сих пор никак не связывали с культурным мейнстримом.— Робер, кроме нескольких имен в фигурном катании и нескольких десятков имен хоккеистов, средний россиянин не назовет ни одной канадской знаменитости, в частности в области культуры…— На самом деле есть огромное количество знаменитых канадцев, но их поглотили Соединенные Штаты. Мы их часто видим по американскому телевидению. Но это — англоязычная канадская культура. В Канаде четверть населения говорит по-французски и три четверти — англоязычного населения. Культура англоязычных канадцев не идентифицирует себя с Канадой. Как только добиваются каких-то результатов, они тут же уезжают в Америку, а иногда — в Англию. А франкофонов гораздо в большей степени можно назвать канадцами, и в этой среде происходит много интересного, специфично канадского в культурном отношении. — То есть канадские франкофоны во Францию не стремятся?— Эмиграция во Францию существует, но гораздо больше французов приезжают жить в Канаду. Хотя Франция прекрасна, сегодня европейская структура и европейские законы давят на человека, поэтому французы уезжают в Канаду, где не так сильна бюрократия. Французы полагают, что в Канаде жить комфортнее, поскольку страна огромна, а население немногочисленное. Канада ведь сегодня едва ли меньше России — в ее теперешних границах. И всего тридцать три миллиона населения. Есть огромное свободное пространство — в том числе культурное и психологическое. В этом преимущество и недостаток Канады.— Существует вечный спор между французами и канадцами: чей французский более французский…— Французы вбирают в свой язык много англицизмов. А мы сопротивляемся. Нас сегодня почти восемь миллионов на Североамериканском континенте. Это море против океана англоязычных. И мы — защитники языка. Поэтому сегодня многие англоязычные фильмы для франкоговорящих стран дублируются в Монреале. — Вы в молодости мечтали о карьере географа, но и теперь изучаете географию с практической точки зрения — благодаря своей нынешней профессии очень много путешествуете.— Но прежде всего меня интересует человек. Его нельзя понять, не зная, на какой территории он живет. Я очень люблю сравнивать культуры. Любопытство вызывают, например, японцы. Соотношение между территорией и заселенностью в Японии прямо противоположно канадскому. Если в Канаде — сплошные просторы, то в Японии просторов вовсе нет. И это определяет человеческие отношения, ничего общего не имеющие с отношениями между людьми в Канаде.— Много ли общего у канадцев с Соединенными Штатами?— Мы созданы из культуры той страны, где родились. Есть правила, законы, температура, культура севера, культура юга — общества очень разные! Первое, что замечаешь в США, — это огромная свобода.— Разве в Канаде не хватает свободы?— Канада — бывшая колония Англии, и мы во многом — британцы: в нашей манере общения с людьми, в организации общества, в законах, во взглядах на сексуальность. А американцы восстали против англичан. Они с англичанами боролись, поэтому у них на английский образ исторически негативная реакция. Во времена моего детства в США ездили, потому что это была страна свободы, там не было иерархии. Если сравнивать с бывшей канадской системой — у нас были губернатор, представляющий королеву, премьер-министр, назначенный королевой, и строжайшее британское классовое разделение общества. Перейти в более высокий класс было практически невозможно. А в Штатах эпохи моего детства все это было разрешено. Но сегодня обнаруживается, что в США существует чудовищная иерархия — денег и политики. Сегодня я уже не чувствую той свободы — они быстро восстанавливают иерархическую систему из соображений безопасности или национальных интересов. А у себя в Канаде мы, наоборот, ее потихоньку разрушаем.— Какая страна, на ваш взгляд, в ближайшем будущем будет определять мировую культуру?— Мой ответ вас, наверное удивит: Германия, которая довольно консервативна. Но Германия сегодня богата и интеллектуалами, и художниками, и политиками, кроме того, у нее есть деньги — всего этого у нее достаточно, чтобы установить свое влияние, чтобы подготовить встречу разных культур. Это парадоксально, учитывая ее недавнее прошлое. Раньше европейскую культуру определяла Франция, в какой-то степени еще несколько стран, а теперь в центре новой Европы — Германия. — Идеи нынешних немецких мыслителей и художников вам близки?— Мне кажется, да. Это все-таки народ громадной научной и художественной культуры. Как и русские. Что очень важно — вы умеете рассказать свою историю через литературу. Это типично для России и очень редкое качество. И немцы тоже владеют этим умением — соединить культурную, научную и политическую мысль в литературе.— Из четырех ваших спектаклей, показанных на Чеховском фестивале, российского зрителя, естественно, более всего тронула «Обратная сторона Луны» — ностальгическая тема славы российской космической мысли и космонавтики. Что, по-вашему, человечество делает в космосе?— Ответ на этот вопрос я услышал в фильме Тарковского «Солярис»: «Мы здесь, чтобы создать зеркало для Земли». Я пришел к выводу, что другое нас не интересует, нас интересуем мы сами. Когда Христофор Колумб поплыл в Америку, он искал там другую Испанию. Он туда прибыл и от культуры, которая существовала там, отказался. И трансформировал тамошнюю культуру в культуру испанскую. Нас не интересуют другие.— Если это в человеческой натуре, можно ли и надо ли этому сопротивляться?— Не знаю, можно ли, но нужно сражаться против этого внутри себя. Знаете, пещерный человек, который рисовал на стенах свои картинки, когда рисовал звезду, изображал ее пятиконечной. Посмотрите на звезду — разве она пятиконечная? Но еще в ту пору, чтобы сделать звезду понятнее, люди рисовали пять лучей, как у человека — руки, ноги и голова. Это единственный способ понять мир — сделать его похожим на себя самого. Мы придаем вещам человеческие черты. Иначе они нас не интересуют.