Нулевые люди

Нулевой — шахтерский термин, обозначающий погибшего горняка. «Сегодня у нас произошло обрушение кровли — три нуля». «Был взрыв — есть нулевые». В Кузбассе к этому слову привыкли. Тех же, кто слышит его впервые, оно оглушает. Нулевые — это почище жуткого «Груза-200»…

19 марта 2007 года на шахте «Ульяновская» произошел взрыв метана. Погибли 110 человек. По иронии судьбы под землей, помимо самих горняков, находилось все руководство шахты — 20 человек (кроме директора, который был в отпуске). Взрыв на «Ульяновской» — крупнейшая катастрофа за всю историю угольного Кузбасса.Через два месяца, 24 мая 2007 года, на шахте «Юбилейная» тоже произошел взрыв метана. Погибли 39 человек.

Хотя вдовы не говорят о своих мужьях: «Погибли». Вдовы говорят: «ОНИ убили наших мужей». Но говорят шепотом, между собой.

После этих двух взрывов мир ждал от Кузбасса еще одного взрыва — социального. Но Кузбасс похоронил своих шахтеров молча.

Их зарплаты напрямую зависели от выполнения плана, а план все повышался и повышался. Их подтолкнули к нарушению правил безопасности. Им не мешали их нарушать. А иногда и приказывали (правда, устно).

Шахтеры осознанно рисковали жизнью каждый день. А как кормить семью? Куда, кроме шахты, идти работать? Как отдавать кредиты? Надеялись, что пронесет. Не пронесло.

После трагедии специалисты подсчитали: гибель шахтеров обошлась компании (обе шахты принадлежат «Южкузбассуглю») в несколько раз дешевле, чем стоили бы принятые во всем мире методы обеспечения безопасности (дегазация шахт и всасывающее проветривание против угольной пыли). То есть хоронить дешевле, чем дегазировать.

Большинство пассажиров самолета Москва—Новокузнецк — в галстуках. В гостиницах вообще нет мест. С 5 по 8 июня в южной столице Кузбасса проходит XIV Международная выставка технологий горных разработок «Уголь России и майнинг». Более 700 организаций­участников со всего мира, тысячи посетителей.

Задевает общий лозунг, развевающийся над выставкой: «Больше, быстрее, безопаснее». Безопасность — на последнем месте.

Нахожу стенд компании «Юж­кузбассуголь». Симпатичные представители в белых рубашечках, на витрине выставлены образцы угля, медали и грамоты, на экране демонстрируется какой-­то производственный процесс.

Ничто здесь не напоминает о нулевых (а ведь после второй аварии, унесшей жизни 39 шахтеров, прошло всего две недели). Видимо, это нормально. Здоровый капитализм. Бизнес не должен зависеть от трагедий.

Из рассказа вдовы погибшего шахтера:

«Первое, что я увидела в морге, — лицо. Одно лицо, а черепа нет. И вот лежит только плоское лицо. И волосики, которые на коже остались, разложены во все стороны.

Потом второй. У него вместо глаза — большой кусок угля торчит. Я иду дальше… Меня потом спрашивали: не было ли мне плохо? А я не думала, что это люди. Они на людей не были похожи. Они как копченые окорочка были. И лица — как маски­-страшилки. Сто лиц…

Но я не думала ни о чем. Я мужа искала. Я поставила цель: надо его найти, чтобы он здесь не лежал. Первый раз я их всех обошла, а мужа нет. Не нашла. Еще пошла…Сначала я его по зубам узнала, потом по пальцам: руки были обгоревшие, а пальчики в кулаки зажатые, они сохранились. Со мной был его друг, шахтер. Он все спрашивал меня: ты уверена, что это он? Он никого из своих не мог узнать. Не мог поверить.

Мой еще, слава богу, целый был, а другие кусками лежали. Подруга без ноги похоронила мужа. А у моего грудная клетка только была разрезана, но все косточки целые».

Несмотря на то, что «Уголь России и майнинг», если верить организаторам, «является выставкой № 1 в мире по технологиям подземной добычи угля», сами технологии добычи угля в России крайне несовершенны: слишком дорого мы за него платим — 1,35 погибших шахтера на 1 млн тонн. Дороже уголь обходится только Украине и Китаю.

Почему шахты есть во всем мире, а метан взрывается только в российских, украинских и китайских шахтах?

Для взрыва нужно совпадение двух условий. Первое — чтобы метан достиг 5-процентной концентрации в воздухе. Второе — сколько бы метана ни скопилось под землей, пока нет искры, открытого или тлеющего огня, взрыва не будет.Теоретически взрыв метана в современных угольных шахтах полностью исключен. Все оборудование там искробезопасное. А главное — в шахтах всюду висят приборы — газоанализаторы; при достижении 2-процентной концентрации метана шахта автоматически обесточивается, и все находящиеся под землей люди обязаны немедленно выйти на поверхность.

Но если в Китае просто нет этой техники, там в основном добывают вручную, то у нас — и в России, и в Украине — взрывы говорят об отношении к этой самой технике.

Шахта «Ульяновская» — одна из самых современных в России — была оборудована новейшей английской системой газовой защиты Davis Derby (которая обошлась «Южкузбассуглю» в 100 млн рублей). Вскоре после трагедии и глава Ростехнадзора Константин Пуликовский, и губернатор Кемеровской области Аман Тулеев заявляли (тогда они еще не переключились на обвинения в адрес друг друга), что английская система была шунтирована, то есть путем несанкционированного вмешательства показатели датчиков были занижены, и якобы все — от шахтеров до генерального директора ЮКУ — это знали.

Логика понятна (россиянину, конечно, но не англичанину): руководству нужна прибыль, шахтерам — выполнение плана, от которого напрямую зависит зарплата. А если из-за газа шахта будет обесточиваться по нескольку раз в день — какой тогда план?

…Нахожу на выставке стенд Davis Derby. Генеральный директор компании Джеральд Битлс долго объясняет мне технические подробности, наконец не выдерживает и спускается на мой уровень:

— Ну вот у вас дома на стене выключатель. Вы берете и скручиваете между собой провода, которые выше него. И теперь, сколько бы вы ни щелкали своим выключателем, свет будет гореть. Понимаете? То есть наше оборудование улавливало повышение газа и посылало сигнал на отключение электроэнергии, а ячейка (грубо говоря, рубильник) была заблокирована — как ваш выключатель.Кроме того, Джеральд Битлс сообщил, что архивные записи показаний приборов позже были изменены — срезали все верхушки графика, выходящие за отметку в 2%. Якобы концентрация метана в шахте всегда была в норме, а это не так. Позже я спросила у шахтеров с «Ульяновской»:

— Было это (в смысле — блокировка ячейки)?

— Конечно. А иначе нам бы из шахты по нескольку раз за смену надо было выходить. Только бы и ходили туда-сюда…

— И вы шли работать в газ?

— И в газ, и в пыль…

Угольная пыль — это третья составляющая взрыва. Она детонирует, как порох, и увеличивает мощность взрыва в разы. И это тоже беда только России, Украины и Китая, весь остальной мир давно использует метод всасывающего проветривания. Слышали о том, что шахтеры где­нибудь в Германии, например, выходя из шахты, не переодеваются — так и едут домой и не боятся запачкать обшивку собственной машины? Это не сказка. Теперь вспомните, какими выходят из шахты наши шахтеры…

Сажусь в вахтовый автобус и еду на шахту «Юбилейная». Завтра нас, журналистов, повезут туда официально и от общения с шахтерами заботливо оградят. Дорога сначала очень даже хорошая («Сразу после первого взрыва сделали — чтобы комиссии ездили»), но под конец — пыльная грунтовка.

Из центра Новокузнецка до АБК «Юбилейной» (административно­бытовой комбинат — здесь сидит руководство шахты, здесь шахтеры переодеваются, здесь же душ, столовая, медпункт) автобус идет час.

У шахты «Ульяновская» нет своего АБК, поэтому ульяновцы переодеваются здесь, на «Юбилейной», а потом еще полтора часа на автобусе — в тайгу. Руководство «Ульяновской» тоже сидит в АБК «Юбилейной». Может быть, поэтому президент Путин в марте, когда произошел первый взрыв — на «Ульяновской», выражая соболезнования семьям погибших шахтеров, сделал роковую оговорку, назвав шахту «Юбилейной».

У АБК с недавних пор усиленная охрана, но в любом российском заборе найдется дырка… Внутри все моют и подкрашивают — к завтрашнему приезду комиссии из Москвы. У входа на стене висит некролог: у начальника смены (той самой, что работала во время взрыва на «Юбилейной») не выдержало сердце, инфаркт. 150-я жертва трагедии.

…Итак, с метаном понятно. Выработка вскрыла зону тектонического нарушения. Тут же произошли обрушение кровли и мощный выброс газа, что бывает всегда в подобных случаях. Аппаратура уловила выброс метана, но шахта не была обесточена из-за блокировки. А дальше? Откуда взялась искра? От короткого замыкания (как говорится в официальной версии)? От курения?

Об этом я и пытаюсь поговорить с шахтерами. Говорить тяжело. Такого страха сболтнуть лишнее я не видела даже у военных. Надеюсь, понятно, почему я не назову ни одного имени. Больше им здесь идти работать некуда.

Курение как причину взрыва шахтеры яростно отметают.

— Это любимая версия Тулеева. Он нас и наркоманами называл. Однажды в одной из шахт на месте взрыва нашли ложку. Тулеев заявил, что шахтеры на открытом огне с помощью этой ложки какой­то там наркотик делали. Бред! А что, 8 часов мужик под землей может работать без еды? Конечно, берем с собой. Кто сухой паек, кто в термосе. И что — есть руками?

— Вот на «Ульяновской»… Просто подумайте: ну кто будет курить, если в лаве все руководство шахты? Там же запах по вентиляции сразу на километры распространяется, не спрячешься.

Тогда короткое замыкание кабеля?

В короткое замыкание на «Ульяновской» шахтеры не верят.

— Я видел этот кусок кабеля, который демонстрировала комиссия, там изоляция не была оплавлена.

— А откуда тогда искра? — спрашиваю я.

— Есть одна версия. О ней все знают, но госкомиссия ее даже не рассматривала. Потому что если ее признать, то придется посадить многих.

По этой версии, из отработанного пространства шел газ СО (угарный газ). Шел несколько месяцев. Каждую смену его замеряли, и информацию об этом обязательно передавали на самый верх. Об этом знали все, даже простые рабочие. Они приходили перед сменой на наряд и первым делом спрашивали: «Как там СО?». Но сверху шла команда: «Работать!». Естественно, устно. И все молчали.

Газ СО свидетельствует о том, что в отработанном пространстве что­-то тлело. Тлел уголь, потому что он самовозгорающийся, это бывает. Тлело, а не горело, потому что в отработанном пространстве мало кислорода.

Надо было срочно останавливать добычу угля, выводить людей из шахты и вызывать ВГСЧ (военизированная горно­спасательная часть), чтобы затопить место, откуда шел газ. Это могло занять не один день, может, несколько недель. Убытки — многомиллионные. Дешевле похоронить 110 человек.

Когда рухнула кровля и вырвался метан, разрушилась часть бетонной перемычки (ею отгорожена отработанная лава), и в пролом попала вентиляционная струя воздуха. Там полыхнуло и рвануло. Потом было еще четыре взрыва по цепочке. Поэтому так много жертв и разрушений.

Об этом мне рассказывали и рабочие, и ИТР (инженерно­технические работники)*.

— Мы — мясо. Мы — смертники, — говорят шахтеры.

Я не спрашиваю, почему они все это терпят. Они сами отвечают.

— Понимаешь, я сюда шел, я же психологически все равно рассчитывал на 30—40 тысяч в месяц. А они все время план повышают. И вот тебе платят в два раза меньше, чем ты рассчитывал. А вокруг объявления: «Льготные кредиты для шахтеров». Мы же все в долгах теперь.

— Грубейшие нарушения правил безопасности вошли в систему. Ну отрубается техника каждые пять минут из-за метана. А тебе говорят: ты че, не умеешь изолентой пользоваться?

— Ни за один взрыв никого не наказали. Поэтому ОНИ не боятся ничего. С «Ульяны» по 300 тысяч тонн в месяц гнали (при норме — 150).

— У людей горе, а Тулеев заявляет: через 20 дней запустим шахту снова. Мол, не волнуйтесь, главное — уголь.

Вспомнила лозунг с выставки: «Больше, быстрее…». Вот и Тулеев совсем недавно Путину обещал, что к 2015 году Кузбасс увеличит добычу угля с нынешних 170 млн тонн в год до 270. За счет чего?

Когда произошел взрыв на «Ульяновской» и Новокузнецк оцепенел от горя, власти стали судорожно принимать меры, чтобы не допустить еще один взрыв — народного гнева. Ведь именно в Кузбассе в 1989-м начиналось знаменитое забастовочное движение, а в 1998-м здесь стартовала рельсовая война. Кто не помнит, как шахтеры стучали касками по Горбатому мосту?

Местные власти помнят очень отчетливо. Уже 19 марта (в день трагедии на «Ульяновской») в Новокузнецк из соседних городов стягиваются дополнительные отряды милиции.

Боязнь «беспорядков» была столь сильна, что через два дня после трагедии депутаты осинниковского горсовета, например, приняли циничное решение: до 1 мая в Осинниках (соседний с Новокузнецком город) объявить дни памяти и скорби — всем рекомендовано воздержаться от публичных мероприятий (собраний, митингов и пикетов).

…По ночам в Новокузнецке наспех латают дороги, ведущие к кладбищам, в подъездах, где жили погибшие, отмывают и красят стены, а во дворах чистят снег. Не для удобства родственников, а для высокого начальства. Ведь Кто-то же приедет? Какую из сотни семей Он посетит? Неизвестно. Поэтому асфальт скребут во всех ста дворах.

В день похорон вокруг домов погибших шахтеров дежурят наряды милиции. Все оцеплено. На улицах — изобилие милицейских патрулей. А на кладбище милиционеры просто на каждом шагу.

Похоронные процессии специально разведены по времени, по разным кладбищам. Чтобы не все вместе. Чтобы народ не волновался. Массово.

Весь день по Новокузнецку в разные стороны разъезжались похоронные автобусы. Кафе и ресторанов для поминок не хватило. Живые шахтеры метались по городу — от кафе к кафе, — чтобы проводить всех, кого знали. Выходя с поминок на улицу, они каждый раз натыкались на настороженные взгляды стражей порядка.

Те, что постарше, вспоминали: когда в декабре 1959-го случилась крупная авария на Кузнецком металлургическом комбинате (знаменитом КМК), погибших хоронили всем городом: 50 с лишним гробов несли одновременно по центральной улице — одна боль на всех. Как заметил журналист «Кузнецкого рабочего» Валерий Немиров, «нынче боль осторожненько развели по квартирам, рассеяли. Соображения безопасности?».

22 мая, за два дня до второй трагедии, силовики даже отработали подавление несанкционированного митинга. «Толпу» изображали переодетые курсанты. На ее подавление у силовиков ушло всего несколько минут. После чего зам командующего войсками Сибирского округа внутренних войск МВД РФ генерал­-майор Сергей Гончар удовлетворенно заявил: «Новокузнечане могут спать спокойно: о них есть кому позаботиться. И если кто вдруг надумает организовать какой­-нибудь «марш несогласных», этим людям будет дан достойный отпор».

Власти боялись зря. Никаких акций протеста, громких заявлений родственников погибших не случилось. Кузбасс похоронил своих шахтеров молча.

Когда через два месяца после трагедии на «Ульяновской» произошел взрыв на «Юбилейной», чиновникам было проще: они действовали по уже отработанной схеме. «Хоронить нас научились», — говорят шахтеры. А жители города ловили себя на жуткой мысли, что 39 после 110 кажется чуть ли не штатной ситуацией, что они привыкают к тому, к чему привыкать нельзя, что гибель шахтеров стала нормой, что добыча угля — это как война…

Из рассказа вдовы погибшего шахтера:

«Тулеев, Лаврик*, мэр города и еще кто­-то выборочно посетили похороны нескольких шахтеров. В том числе наши. Перед их приходом расчистили двор, перекрыли дорогу, потом к нам зашли, кажется, охранники и давай командовать: вы отойдите сюда, на кухню, вы — сюда, чтобы освободить дорогу для них.

Вот они вошли. Не пустить было нельзя. Сказать им тоже ничего нельзя. Иначе мы бы подставили людей, ни в чем не виноватых. Нас очень попросили ничего не говорить. Поэтому, когда они поздоровались, сказали «примите наши соболезнования», я ничего не ответила. Они постояли минуту и вышли.

Я считаю, что Тулеев очень виноват. Они сначала убили, потом пришли попрощаться, потом других убили и опять пришли. Я просто открыла лицо мужа. Подумала: раз сказать ничего нельзя, то пусть посмотрят, чтоб им снилось по ночам».

Сегодня глава Ростехнадзора Константин Пуликовский подведет итоги работы комиссии по расследованию аварии на шахте «Юбилейная». Для этого он прилетел в Новокузнецк и вместе с губернатором Тулеевым и гендиректором «Южкузбассугля» спустился в шахту.

Автобус компании «Южкузбасс-уголь» привез журналистов — встречать именитую делегацию на выходе из шахты. Дорога, в отличие от вчерашнего, не пылила — полили ради высоких гостей. Журналистов выгрузили на пустую площадку перед АБК «Юбилейной». Со всех сторон — охрана (накануне ее было заметно меньше).

Чтобы мы не скучали, к нам на растерзание выпустили Сергея Горбатова, бывшего директора шахты «Юбилейная», теперь начальника отдела обогащения и качества угля дирекции по производству ЮКУ (слово «обогащение» против воли почему-то приобретает определенный оттенок, тем более что на обеих руках Горбатова — по большущему золотому перстню). Горбатов заметно нервничает. Спрашиваю:

— Почему в прошлом году на шахте «Юбилейная» был сокращен участок дегазации?

— Он не был сокращен, — отвечает Горбатов, — его просто перевели в участок вентиляции.

— Зачем?

— Для оптимизации производства, для централизации.

— При этой оптимизации количество рабочих не сократилось?

— Нет.

Думаю, врет. Шахтеры, с которыми беседовала накануне, утверждали, что сокращение было. «Зачем платить деньги людям, которые уголь не добывают? — объясняли они логику компании. — Подумаешь, борются с метаном. А на «Ульяновской» этого участка не было изначально».

Наконец, со стороны шахты к журналистам движется группа в беленьких касках и чистенькой рабочей одежде. Впереди — Аман Тулеев и Константин Пуликовский.Глава Ростехнадзора коротко повторяет свои предыдущие заявления — о том, что на шахтах ЮКУ имели место систематические нарушения правил безопасности и что руководство и компании, и области знало об этом.

Губернатор держит ответ. Начинает Тулеев блестяще — сообщает, что он на 5 сантиметров выше Пуликовского:

— У Константина Борисовича рост — метр восемьдесят, у меня — метр восемьдесят пять.

Дальше хуже, но образно:

— Там, где мы были, в лаве, высота — метр сорок пять, а высота комбайна — метр двадцать! То есть десять сантиметров воздуха внизу и пятнадцать наверху. — Губернатор показывает сантиметры забинтованной рукой, каска съехала набок. («Что у него с рукой?» — волнуются журналисты. «В шахте о гвоздь поранился», — отвечает кто­то знающий.) — Сейчас опять скажут: метан, кабель. Мне это надоело! Там комбайн был — как пробка для воздуха. Куда метану было деться, конечно, он накопился.

Этот «комбайн-­пробка» до сих пор вызывает смех у специалистов, но в присутствии губернатора никто даже не улыбнулся.

— Винить шахтеров — это преступление, — продолжал Аман Гумирович, размахивая забинтованной рукой. (Странное заявление. Больше, чем Тулеев, шахтеров не винит никто. После каждой аварии он заявляет, что шахтеры курят в шахте. Слава богу, в последнее время перестал обвинять их в наркомании.) — Тот, кто подписал проект, — вот кто виноват, потому что проект был подготовлен под этот взрыв, — виртуозно переводит он стрелки на Ростехнадзор. И добивает:

— Константин Борисович сказал, что я знал, что было шунтирование аппаратуры. Я подаю в суд на него. Я считаю, что это оскорбление.

— Мы должны не спорить. Надо думать о живых, — Пуликовский невозмутим. — Я уверен, что и власть, и собственники знали…

— Как я мог знать?! — Тулеев на взводе.

Неожиданно на выручку губернатору приходят пятеро шахтеров (журналисты даже не заметили, откуда они появились, ведь до этого вокруг не было ни души):

— Почему вы нас терпеть не можете? Почему вы обливаете нас грязью? – выкрикивают шахтеры лозунги. — Вы обвиняете Тулеева. Он один за нас!

— Не надо подготовленных сценариев. Отойдите, — спокойно отвечает Пуликовский.

— Это работники Ростехнадзора утвердили проект. Они виноваты. Там шахтеры ползают! Представляете, какой это труд? Зачем такой проект подписан? — продолжает Тулеев.

Неужели, возглавляя шахтерский регион 10 лет, губернатор только теперь узнал, в каких тяжелых условиях работают шахтеры?

Журналистов интересует смена собственников ЮКУ. Вдруг понимаю, что молодой парень невысокого (относительно Тулеева и Пуликовского) роста с ясными детскими глазами — это гендиректор компании «Южкузбассуголь» Георгий Лаврик.

Тихим голосом, так, что половина журналистов ничего не слышит, он говорит, что про стоимость акций и подобное сейчас ничего не скажет. Тогда его спрашивают про технику безопасности, и Лаврик отвечает:

— У нас на всех шахтах проводится дегазация, — и не краснеет.

Вмешивается Тулеев:

— Они все делали по плану. Если что не так — виноват проект. Но вот у меня было руководство «Евраза». Они сказали: мы не допустим подобных аварий.Удивительный, конечно, в России капитализм. «Южкузбассуголь» — частная компания. «Евраз Групп» — тоже (кстати, частично принадлежит Абрамовичу). В какой еще капиталистической стране мира возможно, чтобы губернатор повелел одной частной компании продать свой пакет акций другой частной компании и она его послушалась?

На этом делегация в чистой рабочей одежде удалилась, и журналисты наконец обратили должное внимание на пятерых в грязной одежде.

— Он один за нас! Это проект плохой. Никто у нас не курит. Да я бы убил, если бы кто при мне закурил.

Ну это не журналистам, а как раз Тулееву и надо было говорить.

— Руководство пошло навстречу шахтерам.

— Как это? — спрашиваю.

— Ну… — задумался, — не в нас причину ищут, а в системе.

Хм. Двусмысленно.

Аман Тулеев отказался участвовать в заключительном заседании комиссии и уехал, оставив свое, особое, мнение. Мэр Новокузнецка и заместитель губернатора последовали его примеру.

Вывод комиссии: взрыв метана произошел из-за искры, возникшей при повреждении комбайнового кабеля (в результате натяжения он был выдернут из вводного устройства, и произошло замыкание на корпус комбайна). Однако комиссия не ответила на вопросы: почему в таком случае не произошло мгновенного отключения электричества, которое должно автоматически происходить при малейшей угрозе повреждения кабеля? И откуда взялась взрывоопасная концентрация метана, если система газовой защиты на шахте работала исправно?

Тем не менее Константин Пуликовский — пока единственный представитель власти, который публично обвиняет в случившемся руководство компании «Южкузбассуголь». Только по шахте «Юбилейная» Ростехнадзор уже четыре раза подавал в суд на ЮКУ, но четыре раза суд решал в пользу собственника.

–––* Гендиректор «Южкузбассугля»

ЗАО «Угольная компания «Южкузбассуголь» принадлежат 12 шахт. В 2006-м шахты компании добыли 16,1 млн тонн угля. В 2007-м планировалось увеличить объем добычи на 25%. Чистая прибыль за 2005 год составила 5,52 млрд руб. При этом около 50% прибыли компании приносила одна шахта «Ульяновская». С осени 1999 года на шахтах «Южкузбассугля» погибли более 200 человек.

Декабрь-1997: шахта «Зыряновская» — 67 погибших.Март­2000. ш. «Комсомолец» — 12.Июнь-2003: ш. «Зиминка» — 12.Апрель­2004: ш. «Тайжина» — 47.Октябрь­2004: ш. «Листвяжная» — 13.Февраль-2005: ш. «Есаульская» — 25.19 марта 2007-го: ш. «Ульяновская» — 110.24 мая 2007-го: ш. «Юбилейная» — 39.