Сегодня Кремль осознанно и целенаправленно создает правовую среду для масштабных преследований любого инакомыслия. В стенах Госдумы власть пробует «на зуб» депутатскую неприкосновенность, а в Уголовный кодекс вносятся статьи, позволяющие...
Сегодня Кремль осознанно и целенаправленно создает правовую среду для масштабных преследований любого инакомыслия. В стенах Госдумы власть пробует «на зуб» депутатскую неприкосновенность, а в Уголовный кодекс вносятся статьи, позволяющие преследовать политических оппонентов.
Недавно Генпрокуратура обратилась в думскую комиссию по этике с просьбой о лишении депутатской неприкосновенности двух депутатов: Павла Анохина и Евгения Ройзмана. Случаи лишения неприкосновенности у нас бывали — в середине 90-х депутатом от Химок стал скандально известный глава МММ Сергей Мавроди, которого затем Дума практически единогласно лишила неприкосновенности. Это было правильно. Но это был чрезвычайный случай. Я не знаю детально, какие претензии сегодня предъявляются Анохину, но случай с Ройзманом — классический пример, когда снимать неприкосновенность нельзя.
Сегодня многие считают, что неприкосновенность нужна для того, чтобы жулик ушел от тюрьмы. Но исторически суть депутатской неприкосновенности совершенно в другом. В Европе за неприкосновенность для членов парламента боролись веками, так как при противостоянии королевской власти и общества именно она являлась гарантией защиты парламентариев от нападок властей. Этим неприкосновенность и ценна, так как европейские народы заинтересованы в том, чтобы в их парламентах существовали разные точки зрения. Поэтому снять неприкосновенность можно лишь в случае, когда человек совершенно очевидно виновен и совершенно очевидно опасен для общества.
Возвращаясь к Евгению Ройзману — его обвиняют в том, что он, говоря бытовым языком, дал в морду другому депутату. Это нехорошо, но с точки зрения здравого смысла это просто ерунда. Пусть они разбираются между собой, пусть их обоих вызывают на комиссию по этике, выясняют, кто в чем виноват. Насколько мне известно, Ройзман реагировал на оскорбление в прямом эфире, так что реакция его объяснима. Но это не может быть поводом для лишения его депутатской неприкосновенности, тем более что в деле просматривается и политический мотив. Ройзман возглавлял список «Справедливой России» в Екатеринбурге, набирал неплохие проценты, поэтому выпад его оппонента можно рассматривать как попытку расправиться с политическим конкурентом, используя надуманный повод. Если будет принято решение о лишении Ройзмана депутатской неприкосновенности, то это станет прецедентом перевода политических баталий в уголовное русло. Тем более что в нашей стране уголовное дело при желании можно завести на любого человека, у нас силовики так и мыслят: «Был бы человек, а статья найдется». Да и статей подходящих становится все больше.
При Сталине в Уголовном кодексе СССР была пресловутая 58-я статья, по которой расстреляли миллионы людей и отправили в лагеря десятки миллионов, — статья о «контрреволюционных элементах». Во времена правления Брежнева эта статья была исключена, но зато появились другие — 70-я, 72-я и 190-я, часть 1. Речь в этих статьях шла об «антисоветской деятельности», «антисоветских организациях» и «клевете на советскую власть». По оценкам некоторых специалистов, в середине 70-х по этим статьям были осуждены и являлись политзаключенными около 10 тысяч человек.
В период перестройки из Уголовного кодекса эти статьи изъяли, и тогда казалось, что время политических заключенных и политических статей ушло. Но сегодня они возвращаются в виде третьего издания все той же 58-й статьи. Совсем недавно, в мае, Госдума приняла в первом чтении несколько поправок в Уголовный кодекс, связанных с ужесточением наказаний за «преступления экстремистской направленности», — например, это статьи 210 и 218, где речь идет об очень больших сроках заключения. Но закон о противодействии экстремизму не дает нам четкого понятия, что же это такое. В нем смешаны действительно экстремистские, недопустимые проявления — насильственные действия против власти, разжигание межнациональной розни — и формулировки, позволяющие объявить экстремизмом любое инакомыслие. Что такое, например, «подрыв безопасности Российской Федерации»? Или «действия, оправдывающие экстремизм»? А «участие в массовых беспорядках»?Недавно Путин сравнил разгон Марша несогласных в Москве с разгоном антиглобалистов в немецком Ростоке. Он считает, что это явления одного порядка, хотя между ними принципиальная разница. В Ростоке антиглобалисты, вооружившись булыжниками, начали бить витрины, подожгли машину, бросали бутылки с зажигательной смесью, и лишь после этого последовала реакция — очень жесткая, но именно реакция — силовых структур. У нас же ОМОН немотивированно напал на мирно стоявших на Пушкинской площади в Москве людей. И если Путин действительно не видит разницы, значит, после внесения новых поправок в Уголовный кодекс этим людям грозит от 6 до 12 лет за участие в «массовых беспорядках». Это свидетельствует об одном: у власти возник серьезный соблазн более масштабно заняться оппозицией. И с точки зрения правовой базы для этого все готово.
Спасибо, теперь на почту вам будут приходить письма лично от редакторов «Новой»