ШКОЛА ПИНСКОГО

Директор школы Анатолий Аркадьевич Пинский был одним из самых ярких и удивительных людей российского образования. А может, и самым удивительным.

Не помню всех его должностей и регалий. Советник министра образования, директор Центра содержания образования Высшей школы экономики, да много еще чего. Он всегда был инициатором, организатором, координатором, разработчиком чего-то, а на самом деле — душой самых разных затей, акций, новаций, экспериментов в нашем образовании, в создании новой школы России. Но Анатолий Пинский не только мечтал, думал, спорил, он реально создал, сделал своей головой, энергией, руками уникальную школу, ни на какую другую не похожую, живую, обаятельную, необыкновенную. Школу, которую сам он по инерции называл вальдорфской, а вся Москва — школой Пинского. Общий счастливый дом учеников, учителей, родителей.

Удивительным он был — во всем. Вот мы с женой и друзьями, сбежав с официозного концерта и банкета, приехали в известный своей дешевизной и простодушием грузинский ресторанчик. Взяли еще не запрещенного тогда грузинского вина, боржоми. На сцене появилось трио со скрипочкой и гармошкой, затянули хрестоматийное «Тбилисо», спустились в зал, направились к нашему столику.

И что я вижу? Один из этой колоритной троицы, сладко выводящий это самое «Тбилисо», — не кто иной, как директор знаменитой московской школы № 1060, отличник столичного образования, утром того же дня выступавший с основным докладом на коллегии Министерства образования РФ товарищ Пинский собственной персоной!

Любой другой в такой ситуации, пожалуй, мог бы выглядеть неловко, нелепо, но только не Пинский. Он счастливо улыбался, мы улыбались в ответ, даже пытались подпевать, он представил своих друзей-музыкантов и потом еще спел, перейдя на идиш, колыбельную, ту самую, которую мне когда-то пела бабушка…

Сегодня мы хороним Анатолия Пинского в Вострякове. Возле мамы. Он так просил.

Наверное, в такой день можно было бы вспомнить что-то более пафосное, весомое: заслуги, завоевания. Тем более что всего этого у Пинского было выше крыши. Но об этом скажут и напишут другие. А я его помню таким — счастливым, домашним, напевающим бабушкину колыбельную.