А ЛЕНИН ОПЯТЬ ВПЕРЕДИ

В ту пору, когда противостояние в литературе олицетворялось борьбой черносотенно-официозного «Октября» с «Новым миром» Твардовского, в ходу была шутка Трифоныча: никакой, дескать, групповщины в помине нету. Просто одни писатели прочли «Капитанскую дочку», а другие — не одолели.

Выходя из тесных границ этого «мо», даже в его метафорическом толковании как овладения — или неовладения — хотя бы минимумом культуры, можно сказать: дело и в том, что€ вычитывали в «Капитанской дочке» и ее, условно говоря, одолевшие. Правоту «революционера» Пугачева? Непреклонность следования правилам чести (Петруша Гринев)? Соблазнительность рабской преданности (Савельич)? Или готовность к «переоценке ценностей», попросту — к беззастенчивому переметничеству (Швабрин)?

Сегодня, сдается, вычитываем последнее.

История с Ходорковским, кого так легко продало бизнес-сообщество, или с Парфеновым, в устранение коего вложили-таки личный вклад не столь знаменитые коллеги, — это в конце концов лишь то, что наиболее на виду (олигархи, ТВ!). Дело глубже, вернее, шире: слово «предательство» подменилось невинным — «прагматизм».

Уже перестали стесняться сотрудничества с жестоко репрессивным КГБ 60—80-х годов, то есть своей стукаческой роли; не говорю о призывах к стукачеству новой формации, когда нам в пример ставят жителей США, добродетельно доносящих на соседа, недоплатившего налог или не там припарковавшего машину (из виду небрежно упускается пустячок — некоторые различия между их и нашим государствами в понимании карательных функций).

А уж что толковать о былом членстве в КПСС! Хотя лично мне ни единого разу, ни в легкомысленные 60-е, ни в циничные 70-е, не удалось повстречать человека, который вступал бы «в ряды», не испытав дискомфорта.

Последним искренним коммунистом был, возможно, один Хрущев.

Вообще, эта мемуарно-ностальгическая вселенская смазь: «Мы все были в КПСС… Мы все аплодировали Брежневу…» — не род забывчивости. Это даже гораздо хуже, чем сам по себе возврат к «старым ценностям», ритуалам и символам вроде михалковского гимна или пущенных на поток бронзовых голов президента. Это попытка возврата к тому старому, которого не было. О котором Брежнев-Андропов-Черненко могли лишь мечтать.

«Мы все…». Да не все, не все! Не было поголовной глупости, как и поголовного стукачества; было рабство — да, но не добровольное. Далеко не всегда восхищавшее самих порабощенных.

«Никто не повинен в том, если он родился рабом; но раб, который не только чуждается стремлений к своей свободе, но оправдывает и прикрашивает свое рабство… такой раб есть вызывающий законное чувство негодования, презрения и омерзения холуй и хам».

Представьте, Ленин. 1914 год. «О национальной гордости великороссов». Как ни крути — о гордости!

При всей ленинской неискупимой вине перед Россией можно гадать, а то даже и угадать, как бы он воспринял картину… Ладно, оставим народ, который он презирал, интеллигенцию, которую ненавидел. Но — его «старая гвардия», сперва принявшаяся лизать сталинский зад, а потом, будучи послана этим «Лениным сегодня» на смерть, продолжавшая славить его…

Вопрос на засыпку: коли так, каковы же вскорости будем «мы все»? Во что превратимся мы с вами, то есть общество в целом, если избираемая нами «элита» хищно высматривает в российском прошлом традицию…

Уж разумеется, не гриневских понятий личной чести и общего долга.

Нет, говорю, тут привлекательна совсем иная традиция, а именно… Впрочем, не умея сказать выразительнее, почтительно и благодарно присоединяюсь к Владимиру Ильичу.