Гоги Харабадзе… Написал имя — и задумался. 30 лет мы дружим. Мне он ближе брата. Общее счастье. Потери общие. И открытия: вот теперь Гоги — писатель. А был только актер. Правда, грандиозный: с диапазоном от Короля Лира до Галактиона...
Гоги Харабадзе… Написал имя — и задумался. 30 лет мы дружим. Мне он ближе брата. Общее счастье. Потери общие. И открытия: вот теперь Гоги — писатель.
А был только актер. Правда, грандиозный: с диапазоном от Короля Лира до Галактиона Табидзе. И отважный: кто еще в мире прожил перед зрителями жизни четырех евангелистов, удерживая перед экранами четыре дня всю Грузию? Новый Завет (полностью!) он не читал и не играл. Он представил его нам.
Он лидер, он красавец, он друг, он участник жизни (это с Гоги мы объехали всю Грузию и 9 апреля на проспекте Руставели тоже были с ним).
Он непримиримый, страстный, нетерпимый. Он верный, мятущийся и заботливый.
Он — не знамя наших человеческих отношений (имею в виду многих близких ему людей: от Алисы Фрейндлих до Отара Иоселиани). Он — рука, которая держит это знамя.
Немного пафосно, зато правда. Читайте.
Юрий РОСТ
Невозможно забыть Джона Драмонда!
Высокого, симпатичного, респектабельного мужчину. Директора Эдинбургского фестиваля.
Познакомились мы в Тбилиси, после спектакля, во время застолья. Ему безумно понравилось джонджоли1 . (Помнится, наши потом и в Эдинбург ему отвезли, в банке.) Он был отличный парень, образованный, внимательный. Когда фестиваль закончился — проводил нас на железнодорожный вокзал, поблагодарил. Извинился за то, что поезда, мол, у них в Англии нехорошие, просил не обижаться.
Только я подумал, что же может быть ленивее состава Тбилиси — Ростов, как вошел в то, что там у них заменяет наши купе. Абсолютно все купе оказались двухместными, с широкими койками и белоснежным бельем.
Стюарда, по-нашему — проводника, в его униформе можно было принять за маршала Советского Союза. «Чай, кофе, спиртные напитки?». В Шотландии, как, впрочем, и повсюду, виски лучше чая. Но из тех несчастных фунтов стерлингов, которые нам выдали, уже ничего не оставалось…
Оделись со скоростью, которой позавидовал бы и советский солдат. Неумытые, волоча за собой незавязанные шнурки, выскочили в коридор. Ну а там!.. Заслуженные и народные артисты республики с багажом, навьюченным на спины, опережая друг друга, наперегонки устремились в тамбур. Как настоящий цыганский табор, мы вывалились из поезда.
Вокзальные часы показывали шесть часов утра.
Снаружи — абсолютный порядок, тишина и покой. Перрон пуст. Но бурлящий, как кипящая лава, поток, состоявший из пятидесяти пяти грузин, вмиг затопил и заполнил все кипением чемоданов, узлов, поклажи. (Ничего особенного. Наверное, по меньшей мере один-то раз путешествовали вместе с грузинами, хотя бы тем же поездом Тбилиси — Москва или Москва — Тбилиси?!)
Возгласы:
— Ничего не забыли?
— Это действительно Лондон?
— Кто его знает, на Шорапани2 тоже похоже!
— Скорей, а то поезд могут отогнать в депо!
— Эй, парень, не отставай!
— Все тут?
— А где Робико? — тоном опекуна заботливо спросил кто-то.
И тут же, словно в ответ, раздался обреченный женский вопль: «Дети, дети, где же дети?».
Оказалось, что кричит наша пианистка, актриса и певица Лейла Сикмашвили.
В том путешествии Лейла совмещала вышеперечисленные свои таланты еще с одной функцией. Она опекала, заботливо пестовала и окружала, как это у нас принято, истинно материнской заботой двух малышей-царевичей — Эдуарда, он же Мамука Циклаури, и Ричарда — он же Мераб Нинидзе. Малолетним актерам, исполнявшим столь важные роли в спектакле «Ричард III», в то время едва ли исполнилось лет 10—12.
На секунду отвлеклась Лейла от своих материнских обязанностей! И теперь с расцарапанными от горя щеками взывала ко всем о помощи в поисках пропавших детей. А дети в это время сладко спали в «некомфортабельном» купе, насквозь пропитанном запахами кофе и бисквитов состава Эдинбург — Лондон, и видели во сне своих родных матерей.
Встрепенулась, вздрогнула, стронулась с места пятидесятипятичеловеческая лава — и, движимая предчувствием, ворвалась в купе, в котором предполагала найти детей.
Видели бы вы эти беззащитные удивленные детские глаза, глаза детей, которые и так были переполнены «великими впечатлениями»! Души, разум, даже тела их насквозь пропитались шотландскими оркестрами «в юбках», уличными театрами, Princesse street-ом и собственным головокружительным успехом.
Их мысли все еще продолжали витать среди всего этого, и можете себе представить, в каком же они оказались состоянии, когда их, едва проснувшихся, начали одевать одновременно сразу пятьдесят пять человек!
Наконец Эдварда и Ричарда спасли от трагичной участи оказаться в депо и полуголыми вывели из поезда. Притихла, успокоилась лава.
Одно только я успел заметить — взгляды расширенных от удивления глаз из окон поезда — и про себя подумал: «В чем дело? Грузин, что ли, не видели?».
Однако самым важным в ту минуту была миссис Элизабет, которая десять дней назад проводила нас в Эдинбург, пообещав: «Встречу вас на обратном пути и позабочусь, чтобы благополучно добрались до аэропорта».
Ну и где же ваша Элизабет?
Где ты? Элизабет! Лизи! Лаиза! Лиза!
Погибаем, если опоздаем на самолет: «Лондон — Москва» летает лишь раз в неделю, а задерживаться здесь мы не можем! Нет, конечно, Лондон нам нравится, но денег, денег нет! Не осталось уже и привезенного из Тбилиси запаса провизии. (Все ведь не так просто — все заранее было рассчитано. На две недели, тютелька в тютельку!) А потом, самое главное — это КГБ. Чтоб не обвинили нас в этой задержке, а то могут и… кто знает, все возможно.
…Нет, не видно нигде миссис Элизабет!
Примирившись с судьбой, человеческая лава тихо-тихо начинает терять температуру кипения, успокаивается, затихает.
Кто присел на чемодан. Кто как на полковом бивуаке пристроился, свернулся, точно под шинелью… А кто приступил к переработке остатков обернутой в «Известия», потерявшей свой цвет колбасы.
Здесь ребята «Космос» курят, а там, отдельные франтоватые парни, — дымим еще в Тбилиси купленным «Мальборо». Дамы по очереди время от времени ходят в туалет. Одним словом, приспособились к ситуации.
А время безжалостно бежит. Семь, восемь, вот уже и девять часов. И когда уже обжились, свыклись с лондонским вокзалом, словно с хашурским3 , — только тогда в дверях наконец показалась миссис Элизабет.
Выше среднего роста, постукивая каблучками, с деревянной дощечкой, которую кокетливо держала в руках, англичанка приближалась спокойным шагом. На дощечке было написано: «Rustaveli Company». Эти два слова значат: «Тбилисский государственный академический театр имени Шота Руставели».
…Вай, несчастная ты, Элизабет! Если б только знала, что тебя ожидает от этой компании…
Но поглядите-ка на Элизабет!
Она же еще и нападает?!
— Что вы здесь делаете, вас никто не терял и…
Бросились к ней все пятьдесят пять человек, невыспавшиеся, голодные, неумытые: артисты, осветители и рабочие сцены…
«Вы разве не этим поездом приехали?» — спросила истинная леди несколько озадаченно. И указала на привезший нас поезд.
Взглянули — и что же? Стоит себе спокойно наш состав, стоит себе и пыхтит. И исходит от него теперь уже кроме запаха кофе и бисквитов аромат чая с лимоном (кажется, даже и с коньячком!). Одетые в генеральские формы проводники безмятежно протирают ручки вагонов.
И так же спокойно, тщательно почистив зубы, умывшись и позавтракав, покидают поезд элегантные гости столицы, чтобы заняться своими делами. Жизнь у них начинается с девяти, и поезд послушно ждал до этого времени.
…Вот и мы тоже послушно, как отара овец за вожаком, последовали за Элизабет, и лишь одна мысль не давала мне покоя: «Как же это? Неужели у лондонцев нет депо?».
Мое любопытство вскоре было удовлетворено.
Через год Rustaveli Company выступил с гастролями в лондонском «Раунд Хаузе». Расположен же он в здании бывшего депо.
1 Джонджоли – вид соленья, изготовляемого из цветов дерева с тем же названием.
2 Шорапани – небольшой населенный пункт в Зап. Грузии (прим. пер.)
3 Хашури – город в Зап. Грузии.
Спасибо, теперь на почту вам будут приходить письма лично от редакторов «Новой»