ПОСЛЕДНИЙ ШАНС УЗНАТЬ ПРАВДУ

Мы продолжаем публиковать ответы претендентов на пост президента на вопросы, заданные им в открытом письме жертв терактов («Новая газета», № 2, 2004). «Мы потеряли близких при взрывах жилых домов в 1999 г. и при захвате театра на Дубровке в 2002 г… — говорится в письме. — Мы тщетно пытались получить от власти вразумительные объяснения… Для нас эти выборы — возможно, последний шанс добиться правды». В № 2 мы опубликовали ответы первых трех кандидатов — Ирины Хакамады, Николая Харитонова и Ивана Рыбкина. Сегодня — продолжение.

Вопросы к кандидатам в президенты:

ПО ВЗРЫВАМ ДОМОВ:

— Почему власть воспрепятствовала расследованию событий в Рязани, где сотрудники ФСБ были уличены в подготовке взрыва жилого дома?

— Почему спикер Госдумы Геннадий Селезнев объявил о взрыве жилого дома в Волгодонске за три дня до того, как он произошел?

— Почему не расследовано обнаружение гексогена в мешках с надписью «Сахар» на военной базе в Рязани осенью 1999 г.?

— Почему под давлением ФСБ закрыто следствие о передаче гексогена с военных складов в подставные фирмы через НИИ Росконверсвзрывцентр?

— Почему арестован адвокат Трепашкин, установивший личность агента ФСБ, арендовавшего помещение для закладки бомбы в доме на ул. Гурьянова?

ПО ДУБРОВКЕ:

— Почему решение о начале штурма с применением газа было принято, когда наметились реальные возможности освобождения заложников?

— Знали ли власти о том, что взрыва не будет, применив медленно действующее средство, что давало возможность привести в действие взрывные устройства?

— Почему все террористы, в том числе находящиеся в беспомощном состоянии, были уничтожены, а не арестованы для проведения расследования?

— Почему власти скрыли существование участвовавшего в захвате театра Теркибаева и после того, как его имя стало известно, он погиб в автокатастрофе?

— Почему при проведении спецоперации не было организовано оказание доврачебной помощи заложникам, что привело к гибели 130 человек?

Кандидат в президенты С. МИРОНОВ:

«Считаю преступлением, когда политики делают карьеру на смерти людей»

Когда в стране происходит трагедия такого масштаба, как это было со взрывами домов в Москве и Волгодонске, с захватом заложников в культурном центре на Дубровке, все мы, граждане России, испытываем одинаковые чувства и хотим одного: найти и наказать виновников преступления. Настоящих виновников.

На следствии лежит огромная ответственность. При расследовании любых дел, а тем более таких сложных, общественно значимых, как «Норд-Ост», нельзя проявлять торопливость. Необходимо дать следователям закончить свою работу. Необходимо проявить терпение.

Такие дела не могут и не должны служить поводом для нечистоплотных политических махинаций. Считаю преступлением, когда политики делают свою карьеру на смерти людей, на горе их близких. Я этим заниматься не буду.

Считаю, что мы должны ознакомиться с мнением следователей, которые больше года занимались выяснением причин и поиском виновных. И только после этого делать выводы, если мы действительно хотим эффективно бороться с терроризмом.

Кандидат в президенты С. ГЛАЗЬЕВ:

«Необходимо создать институт парламентских расследований»

В этих вопросах содержатся чудовищные обвинения действующей власти. Я, конечно, не могу подменять ни судью, ни прокурора и рассуждать о том, чего точно не знаю. Поэтому отвечу сразу на все вопросы — по общей теме.

Я уверен, вскрыть истину необходимо. Потому что и по событиям на Дубровке, и по взрывам домов — в отношении этих трагедий у общественности нет уверенности, что все было именно так, как трактуют власти. Поэтому я предлагаю создать институт парламентских расследований. Это очень важно, и я уже занимался этим, когда работал в Совете Федерации; впервые в России тогда удалось организовать расследование обстоятельств и причин финансового краха 1998 года. Мы сделали многое, собрали свидетельства, факты, потребовали признаний от генпрокурора. И сейчас, в нынешней Думе, я вижу реальные возможности для организации расследования по Дубровке и взрывам. И мне кажется, кстати, что это будет проще, чем в прошлой Думе, которая отказала в создании комиссии по расследованию расстрела парламента в 1993 году. Конечно, в рамках действующей Конституции парламентская комиссия не будет обладать правом допроса свидетелей, но попробовать стоит.

Кандидат в президенты О. МАЛЫШКИН:

«Ставить под сомнение работу спецслужб — не наша компетенция»

По взрывам домов:

— По расследованию в Рязани. Я с такими фактами даже не встречался, не сталкивался.

— О Геннадии Селезневе. Мне ничего не известно.

— Гексоген… Это прерогатива спецслужб, они этими делами занимаются. Каким образом гражданский человек может туда попасть? Думаю, спецслужбы сработали, исходя из того, что можно было сделать в тот момент. Ну как вы считаете, чтобы в нашей стране… Даже у меня и слов-то нет на эту тему… в том аспекте, в котором ставится вопрос. Считаю, этого не могло быть. Против своих людей? И говорить не стоит… Напрочь отрицаю. У меня даже в голову такое не может зайти. Такой вымысел… Надо талант иметь, чтобы раскачать такое дело. Но, согласен, надо брать истоки — если, например, говорить о «Норд-Осте», то другое дело — задавать вопрос: каким образом туда попали террористы? Проникли? Вооруженные? В центр Москвы? Вот этим очень сильно надо заниматься. А ставить под сомнение работу спецслужб — не наша компетенция. Ошибки могут у них быть, но они принимали правильное решение.

— Почему следствие закрыто? Почему арестован адвокат Трепашкин? Я не знаком с этими вопросами.

По Дубровке:

— О начале штурма. Не думаю, что тогда наметились реальные возможности освобождения заложников. Мы же все смотрели телевизор — ничего там не намечалось. Думаю, спецслужбы приняли правильное решение о штурме. Я бы так же поступил. А если бы все бабахнуло? Сколько бы погибло? Все. Хакамада может что угодно говорить о переговорах — это популизм и болтовня. В тот момент никто не знал, как бы развивалось. Повторю, самое главное по Дубровке — что я буду делать — это узнать, каким образом вооруженный отряд попал в «Норд-Ост».

— Знали ли власти, что взрыва не будет? Не ко мне вопрос. Ну вот Хакамада говорит: наметились шансы для переговоров. Она ничего не знала! А если наметились, пусть бы и делала все это. Вышла бы и сказала: «Стоп, вот они — все заложники выходят, еще две минутки — и я все сделаю». А то — тихо там где-то что-то, а после стала говорить. Не по-людски это все. Политические дивиденды — на чьем-то горе.

— Почему все террористы были уничтожены? В тот момент, представьте, вот влетели, быстро, кто там определял: в беспомощном они состоянии или нет, все летит, несется, я подумал, что он беспомощный, а он притворился и рванул… Это нужно бывать в таких моментах, чтобы понимать. Не приходилось там выбирать. Уничтожил — и попер. Выбора не было — или всем погибнуть, или уничтожить. Конечно, люди ведут не пустые разговоры. Раз они есть, значит, где-то что-то недоделано. Но сделать нужно было именно так. Но недоработочки остались. И вы представьте: потянулось бы, переговоры эти, один говорит, другой, этот беспомощный… И рвануло бы. Представляете, сколько было бы жертв, и тогда все по-другому бы заговорили.

— О Теркибаеве. Я не знаю этих фактов.

— О медпомощи. Это была недоработка всех. Нужно было мгновенно реагировать, но это вопрос не спецслужб, а к московскому правительству и спасателям. Недоработали. Думаю, за это кто-то наказание понес. На уровне врача какого-нибудь отделения — который не откачал. Вот это я могу узнать. Хотел бы сказать, что если бы я оказался в заложниках, там, на Дубровке, как простой гражданин, я бы вел себя по-другому. Совсем. Я бы не сидел. Я бы загрыз их там голыми руками. Я такой по натуре человек. Были мужики же там… Они должны были организоваться в обязательном порядке. Выживай прежде всего сам, а потом на кого-то надейся. Мы же мужики. Ты должен свою жизнь отдать за любимую, за своих детей, за Родину. Потому что ты — мужик. И это самое главное слово. А если на тебя кто-то цыкнул — и ты бежишь в милицию заявлять, на тебя топнули — и ты опять бежишь… Да вы бы, женщины, нас таких и не любили. Правда?

Необходимое послесловие

Неинформативно, однако. И поэтому очень грустно. Люди, решившие идти в президенты, могли бы знать и побольше. И быть позаинтересованнее в поисках истины… Не так ли?