Не спи, художник! Пока ты спишь, уроды снимают сериалы...
Не спи, художник! Пока ты спишь, уроды снимают сериалы...
Они не спали уже седьмые сутки.
Сколько мультфильмов осилить за день? 20? 50? А за неделю? И выбрать да поделить на авторские и заказные…
Пивовар Иван Таранов, наширявшись, прет на подлодке свататься к букашке: не пей, Гертруда, козленочком станешь, а светлячок — выпью! — раз, и давай ее в ритме блюза, мечом вжик-вжик, головы татарские летят в ворота Расемон, черепаха растопырилась — хвать банку пива, нормализует кишечник…
Башня из кассет обрушилась, разбудив Диму. По экрану струились черно-белые палочки. Минуту, две, восемь… «Что за хрень?» — зевнул Дима. «Штрихкод голландский, — отрезала Наташа, — Гран-при Анси, надо взять».
«… голландский это, а не Гран-при!» — «Художник имеет право на эксперимент!»
За узбекским эпосом «Алпамыш» (54 минуты) тяжко навалился французский «Айсбергклуб» (32 минуты мглы и завываний)… Кое-кто был близок к обмороку. С трудом ворочая языком, Лара спросила: «Это эксперимент?». Нервы сдали у всех разом. Хохотали до слез, до колик. Но взяли.
Потянулась часовая эстонская сопля «Рождество божьих коровок». Заглянул праздный дизайнер Фирсов с анекдотом: «Что это за люди стоят? — Этто эстонцы беккут».
— Иди к черту, — сказали ему. — Это традиция. Надо брать.
— Да, Эстония — это щикарно! — сказал Дима. — Как это называется? Где баба с мухой трахается?
— Это «Улица Вейценберг». Это классно.
Безотрадна картина полного метра, грустила Лара. Разве Барри Первз? «Матрас Гамильтона», чисто английское кино, как у Диккенса: оборванец-муравьед, барабанщик-виртуоз, мечтает о штанах и покоряет страну. Хотя куклы у нас покруче. Время «Нильса» и «Белоснежки» ушло. Да, старые добрые пятичастевки похожи, как счастливые семьи, но завораживали прелестной подробностью…
Вдруг она засмеялась, и улыбнулись Наташи, и Нина бросила вязать, и выплюнул бороду Дима. Буржуазные людишки вежливо творили дикие, нелепые, до безумия абсурдные и ужасные вещи, не переставая улыбаться и лепетать о погоде. «Мир герани» был, как ни странно, швейцарским и длился всего пять минут. И это был восьмидесятый фильм, который отборочная комиссия «Крока» выбрала для конкурса. Ровно половина. До фестиваля оставалась неделя.
Ирина Александровна Капличная не спала пятую ночь. Девять лет, считай, вычеркнуты из жизни. А вернее, двенадцать. Хотя раньше еще ничего, когда плавали через год, можно было передохнуть. А теперь — едва причалили — давай-давай, по новой, деньги, пароходства, гости, спонсоры, кабинеты, кабинеты… Журналисты эти, мать их… Наваляют ахинеи, нет чтобы четко и ясно: так и так,
9-й Международный фестиваль анимационных фильмов «Крок» проходит на теплоходе Балтийского пароходства «Виссарион Белинский», следует маршрутом: Санкт-Петербург — Валаам — Петрозаводск — Москва, участвуют 35 стран, 200 фильмов, из них в конкурсе — 160, спонсоры фестиваля… Ах, не будем о грустном!
Триста с гаком гостей и участников, впервые приходится отказывать платным пассажирам. А ну как Россия не даст?
Ирина Александровна вспомнила, как тепло улыбался ей в Москве Михаил Ефимович, жал руку и клялся, что не мыслит культуру без анимации… Бойкие глаза министра глядели прямо и честно. «Обаятельный дядька, хочется ему верить…»
В соседней комнате ворчал спросонья муж, известный в прошлом футболист. Святой! Кто вытерпит эту вахту круглосуточную, непрерывные звонки и командировки, всю эту свистопляску… Во имя чего? Чтобы три сотни гавриков неделю чесали языком и балдели в кинозале?! Ирина Александровна накрутила знакомый номер. Старый боевой товарищ сразу взял трубку: «Опять ты? Я все помню. Завтра идем в Фонд содействия. Ира, твою мать, ты знаешь, который час?». «Додик! — закричала Ирина, забыв про спящего бека. — Твою мать! Президент ты или как? Мы идем не в Фонд, его мать, а к товарищу Богуцкому, министру культуры Украины, ее мать!». «Ира, — задушевно сказал Давид Янович Черкасский, заслуженный деятель искусств Украины, прославленный режиссер и один из двух президентов «Крока». — Мне на днях 70 лет. Я старый больной человек. Мне нужен покой». С того конца провода доносились музыка и веселые голоса.
Это моя жизнь. Я не могу без вас. Ирина Александровна смахнула слезы и перечитала обращение, которое составители каталога ждали от нее уже четыре месяца: «Друзья! С волнением и радостью… минуя все преграды на суше и воде… Чтобы каждый «крокер» ощущал себя членом дружной семьи аниматоров… анимации авторской и заказной… В волшебную страну Анимацию, где царят добро и красота, где радостно жить и творить»…
В утренней тишине одновременно грянул телефон и прокукарекал Моцарт на мобильнике. Звонили от Швыдкого и из мэрии. Дают! И Москва, и Киев — дают! Она, Большая Ира по прозвищу Мамо, обломала два государства!
Ирина Александровна зачеркнула «друзья» и вывела сверху: «Дорогие мои!». А в конце уверенно приписала: «и любить». До фестиваля оставалось три дня.
Франсуа Саломон проснулся, как всегда, в шесть утра, вышел на террасу своего дома, огляделся. Обычная, будничная картина. Тает рассветная дымка на склонах близких, уже Швейцарских Альп, пламенеют балкончики под черепичными крышами родного Анси. «Мир герани, — подмигнул Франсуа своему отражению в зеркальном стекле. — Все мы слегка безумцы…» Праздник уже будоражил истинно французскую кровь жизнерадостного бизнесмена. Всего три месяца прошло, как закончился в Анси фестиваль, а он уже скучал — по Эдварду, Ирэн, Давиду, Натали… Конечно, здесь, в Анси, фестиваль крупнейший в мире, самый авторитетный, но «Крок» отчего-то милее сердцу, как и эти огромные, сонные русские реки… Разве не стоят они тех нескольких десятков тысяч франков, которыми он помогает «Кроку» из года в год? Счастлив помогать. «Завтра, — думал он, совершая пробежку вокруг озера. — Завтра!» Не останавливаясь, Франсуа прижал к уху серебристую пластинку «спутника». В Киеве сейчас девять. «Франсуа, дарлинг! — заполнила эфир Ирэн, друг семьи, большая, красивая, очень деловая женщина. — Мы ждем тебя и девочек, дорогой! Тут Додик, Давид, он тоже очень рад тебя слушать!» — «Завтра, Ирэн! Мы прилетаем уже завтра!»
Гигант Франсуа подпрыгнул, как мальчик, достав ладонью до гирлянды флажков над аллеей. Месье Саломон обожал Россию, свою русскую жену, русские мультфильмы и русских друзей-художников. Согласится ли Ирэн, прикинул он, принять в подарок его любимому «Кроку», где столько милых лиц, вина и веселья, еще тысяч десять–двенадцать?
До фестиваля оставалось два дня.
Иван Максимов крепко спал на палубе.
В этом году фестиваль делился на две программы: А (заказную) и Б (авторскую). Известный фрейдист, автор популярной рекламы презервативов возглавлял «заказную» половину жюри. Готовился Иван тщательно. В престижном «секонд-хенде» приобрел за тридцать рублей белые штаны. Уж мы-то знаем толк в имидже и все такое.
Солнце било в лицо, рождая в космическом мозгу яркие образы. Программы А и Б нарисовались ему двумя мутантами: А — здоровым динозавром с пятачком и маленькими перепончатыми крылышками, Б — как бы инфузорией на косолапых ножках с хоботом. Сидят они на странной трубе с отростками, типа волынки, изо всех сил стараясь спихнуть друг друга, причем перевес явно на стороне толстого А. Труба же эта и есть сама великая, единая и неделимая Анимация.
Иван Максимов проснулся, потуже затянул бандан на умнейшей голове и отправился работать.
Мыслитель и исследователь, он ходил на все показы — и А, и Б. И ему не очень-то нравились процессы, которые происходят в так называемой авторской анимации. «Понты», — кратко формулировал Иван. Восток уехал в медитацию, Запад — в формальном тупике, болгары помешались на сексе. Позиция непримиримого перфекционизма Норштейна не встречала поддержки и одобрения у Ивана. Еще не известно, что хуже: добротный ширпотреб или вечный путь к совершенству.
Что касается группы А, то уж, конечно, певца абсурда приводила в ярость эпичность полного коммерческого метра. От ненависти к заказным телесериалам Иван буквально облысел. Лишь с рекламой примиряла Ивана ее краткость.
Однако Иван Максимов был предан «Кроку» и анимации. К тому же являлся настоящим оптимистом, как и все без исключения его монстрики. Поэтому Иван искал (и находил) позитивные выходы из создавшегося положения.
Заказ, рассуждал, — это деньги, а значит, и лучшие силы. На рекламу и зарубежные проекты работают корифеи: да хоть тот же я. Оскароносец Петров снимает чудо-ролик про шоколад. Наташа Орлова и Андрей Золотухин, профи, каких мало, шарашат на Би-би-си с полной выкладкой.
И потом: где вообще эта граница между как бы искусством и как бы коммерцией? Там, в глубине, откуда все растет, — такая путаница корней, не расплести. А Барри этому Первзу с его английским газоном — диплом, не больше.
Отчалили от Валаама. Шел третий день фестиваля.
Симоне Масси, пучеглазый кудлатый итальянец с гигантским рюкзаком, не спал никогда, все работал. Поэтому не вполне понимал, что к чему. Этот беззаветный парень привез на конкурс две картины, но зато умудрился забыть визу. Из «Шереметьева» его немедленно депортировали на родину — в город Урбино, по слухам являющийся и родиной Рафаэля, тоже неплохого художника. Неистовый Симоне продал свою коллекцию марок и купил еще один билет и снова прилетел в Москву. Вот как любят «Крок» во всем мире.
Александр Татарский и Валентин Телегин спали по очереди. Поэтому они довольно быстро сделали фильм «Красные ворота Расемон». Там персонажи по-разному рассказывают об одном и том же, как у Куросавы. Только дело происходит в послевоенной Москве. Очень хороший фильм. Это потому, что Валя в основном молчит, а Саша в основном говорит, и у них гармония. «Хорошо, что Саша спит, — думает Валя. — Когда он спит, он говорит совсем мало». А Саша думает: «Ни за что больше не лягу спать. И Вальке не дам. Потому что, пока мы спим, уроды снимают для телевидения уродские сериалы, не умея, между тем, снять двухминутный сюжет. Вот в чем проблема и парадокс».
Ни Саше, ни Вале, вообще порядочным людям на телевидении ничего не заказывают. Боятся, что хорошие художники будут важничать и запросят много денег. А денег на телевидении совсем нет! Вот проблема и парадокс.
Андрей Бильжо, когда не спит, сильно похож на Александра Розенбаума. Поэтому его всегда окружает толпа фанов. «Истинно говорю вам, — говорит Бильжо фанам. — Надо создать международную комиссию, которая устанавливала бы регламент, в котором может работать каждый аниматор. Свыше тридцати минут — пять—десять человек в мире, типа Норштейна. Несколько сотен — пожалуйста, до десяти минут. А большинство — минуту. Лучше секунд тридцать. Превысил хронометраж — штраф. Чтоб не мучить народ». «Архиверная мысль!» — соглашаются фаны, хотя и немного удивлены.
Андрей Хржановский догнал «Крок» в Петрозаводске, но не потому, что проспал, а потому, что работал в жюри выборгского фестиваля «Окно в Европу». На наш конкурс классик привез фильм «Полтора кота» о Бродском. Которые думают, что анимация тему не потянет, тех отсылаю к работе анимаведа Алексея Орлова (примерно): «Об имплантации в анимационную практику эзотерических штудий индуизма, буддизма, даосизма и суфизма», Бог им в помощь.
«Полтора кота» — по форме завершенная картина, но автор трактует ее как пилот полнометражного фильма о путешествии Иосифа Бродского на родину инкогнито. Думаю, Бильжо позволит тезке снять частей пять-шесть. Заслужил.
Степан Коваль из Киева проснулся знаменитым. Его пластилиновый фильм «Шел трамвай 9-й номер» получил Гран-при. Кончился фестиваль.
Приснилась мне Капличная. Опять ругалась, что я ничего не написала. А чего писать? Прямо и не знаю… Люблю вас, дорогие мои, вот и весь сказ. Давид Яныч, миленький, нарисуй мне барашка!
{{subtitle}}
{{/subtitle}}