прожила в телевизоре тринадцать дней. Дома лучше.
Махать ногами в семь утра, одновременно наблюдая себя со стороны, — непросто. Странно, когда в процессе игры тебя преследует настоящее желание выжить. Я получила свой главный приз — свободу и здоровье.
Меня позвали на шоу, научили выживать. Синяки и опухоли никто не рисовал. Естественный макияж войны возникал сам собой. Взрослые люди — инструкторы — заставляли мальчиков бить больших девочек, большие девочки отрывались на маленьких. Было не больно — страшно. Патологически интересно: до чего может дойти взрослый армейский человек. Изуверская изобретательность людей войны поражала. Когда мы вспоминали, что мы девочки, «интеллектуал»-инструктор орал, что «сзади все одинаковые». У меня на груди красовались четыре синяка.
Одинаковые сзади, мы были разные внутри.
Рыжий актер Валера часто говорил мне: «Держись, Юлька, прорвемся». Он играл свою роль — роль солдата. Я не хотела прорываться, хотела выжить и сделать выводы. Старалась жить так же, как здесь. Мне говорили, что я нецелеустремленная. Что во мне нет патриотизма и коллективного духа. Есть. Просто я понимала, что готова быть клоуном, но не стану марионеткой.
Ребят нельзя обвинять — они старались. Изо всех сил играли по правилам, которые считали законом. Иногда их стойкость поражала. Маленькая Наташа, избитая боевой Аней, почти заработала сотрясение мозга, но стояла до конца. За команду-коллектив. Хоть и шпионка.
В жизни нет добрых и злых. Все люди черно-белые, разные только пропорции полос. Валерка дал мне в морду по правилам игры, но когда было плохо и все дружили против меня — поддержал.
Я постоянно наблюдала за людьми вокруг меня. Мои попытки изучать других вызывали настороженность. Боялись, что кто-то что-то узнает? Тогда зачем соглашаться на публичность?
Для того чтобы играть, есть актеры. Для того чтобы воевать, — военные. Женщины нужны, чтобы была любовь.
Патриот — тот, кто любит, а не тот, кто научился убивать. Родина — она ведь тоже женщина. Тоже мать. Она поймет.
{{subtitle}}
{{/subtitle}}