Сюжеты · Общество

ПУШКИН —ГОГОЛЬ: ТРЕТЬЯ ВСТРЕЧА НА НЕВСКОМ

00:00, 11.04.2002
Диалог «Об нем жалеют — он доволен» будет опубликован полностью в книге Андрея Битова «Пятое измерение. Эссе о литературе». Книга выходит в мае в издательстве «Независимая газета». Разговор о гениях — о таланте и личности, славе и...

       

       

иалог «Об нем жалеют — он доволен» будет опубликован полностью в книге Андрея Битова «Пятое измерение. Эссе о литературе». Книга выходит в мае в издательстве «Независимая газета».

       Разговор о гениях — о таланте и личности, славе и признании, тем более о гениальности — для литературной науки неприличен, потому что насущен. Категории эти запретны, потому что ненаучны, род литературной графомании. Однако они были насущны для самих объектов исследования, тем более для поэтов романтической школы, которыми поначалу бывали все наши основоположники.

       Соотношение Пушкин — Гоголь в этом смысле едва ли не самое поучительное. Написано и переписано об этом все

       

       

одном московском дворе я встретил одинокого Ленина с протянутой рукой: он не призывал нас, о чем свидетельствовали ноги, согнутые в коленях, — он обнимал куда-то девшегося Сталина. Теперь история этой скульптурной группы «Сталин и Ленин в Горках» достаточно известна: она изготовлена по фотографии, в свою очередь сфальсифицированной. Ленин же как был один в подлиннике, так и остался: скамейку отняли.

       Никто в науке не заподозрит себя в том, что вдохновенно отстаивает гипотезы, основанные на матрицах подобных памятников.

       Сами посудите: какие страсти, какая борьба! Перевести Пушкина через улицу, повернуть на сто восемьдесят градусов: туда не смотри — сюда смотри! Нету Страстного монастыря, нету! Гоголя отволочь на задворки: здесь сиди!

       Что тут делать?

       Открываю Пушкина — закрываю Гоголя. И наоборот. В любом месте — и все на месте.

       «Нет ничего лучше Невского проспекта, по крайней мере в Петербурге; для него он составляет все…

       …сам демон зажигает лампы для того только, чтобы показать все не в настоящем виде».

       «Н. избирает себе в наперсники Невский проспект — он доверяет ему все свои домашние беспокойства, все семейственные огорчения. — Об нем жалеют — он доволен».

       Что тут делать?

       Иду к гоголеведу. Говорю:

       — Гипотезу имею.

       — Излагайте, — реагирует…

       Андрей Битов: Поразила меня тут одна запись, то, что публикуется в пушкинских планах, там, где «Карты; продан», «Влюбленный бес», — и там вдруг как будто бы никем не отмеченная, во всяком случае я не встречал, запись, которая мне подозрительно напомнила один гоголевский сюжет. И стал я вспоминать многократно литературоведами — гоголеведами, пушкиноведами — переписанную историю взаимоотношений Пушкина и Гоголя в каком-то своем ключе.

       Конечно, это наследие еще из советского периода, когда все великие посматривали друг на друга и вместе смотрели в сторону нашего светлого будущего и когда мы всех их жалели за то, что они страдали при царизме, и только мы их умеем любить… Я думаю, что это все — дружба великих людей, это «Маркс — Энгельс», «Ленин — Сталин» — все это давило и на все взаимоотношения великих людей в истории русской литературы. Вот и Пушкин — Гоголь обязательно вдвоем. Огромные сожаления по поводу того, что Пушкин с Лермонтовым никак не поженились. С Гоголем, однако, факт. Факт тем более, что Пушкин щедро отдал ему два замысла, которые стали его шедеврами, — «Ревизор» и «Мертвые души». Все это, естественно, рассматривалось как вот такая преемственность от гения к гению…

       <…> До какой степени эти сюжеты были действительно переданы, насколько Пушкин о них сожалел, в это я влезать не хочу. Анекдот и есть анекдот — его рассказывают друг другу. Припомним словоупотребление того времени: «Анекдот — короткий по содержанию и сжатый в изложении рассказ о замечательном или забавном случае» (словарь Даля). Многие русские писатели писали как бы по анекдоту — «Граф Нулин», «Коляска». Факт, возбуждающий воображение гения.

       Важно, как претворяется анекдот, тем более в гоголевских мозгах. Где воображение, где повод включить это воображение, на какой уровень оно включается — это не нашего понятия дело, потому что речь идет о воображении Гоголя…

       <…> «Об нем жалеют — он доволен». В комментариях я прочитал, что Н. может читаться как «аш» тоже, что имел в виду комментатор? Я был удивлен, но у меня сразу возникло ощущение, что это очень напоминает «Невский проспект». Пушкинская запись датируется как-то очень уж приблизительно, началом тридцатых годов. Попробуем соотнести, когда произошли все эти передачи «Ревизора», «Мертвых душ» и когда возникла эта реакция шутливая, а может, слегка раздраженная, что «с этим малороссом надо быть осторожнее: он обирает меня так, что и кричать нельзя», и тогда подумаем: не является ли «Невский проспект» тоже подсказанным Пушкиным сюжетом?

       Ирина Сурат: Но отличие этого случая от других в том, что про передачу сюжетов «Ревизора» и «Мертвых душ» Гоголь трубил на каждом перекрестке, а вот о «Невском проспекте» как-то не обмолвился ни разу. Ему ведь важно было не только взять обеспеченный сюжет, но и дать к нему сразу синхронный комментарий, объявив это сюжетом Пушкина и таким образом создавая впечатление, что Пушкин водил его пером. В случае с «Невским проспектом» ничего такого мы не знаем, зато знаем, что Пушкин присутствовал, так сказать, при творческом процессе, то есть читал повесть как минимум дважды до публикации: первый раз, видимо, в черновом каком-то варианте, второй раз — уже беловой текст, который Гоголь приготовил для цензуры…

       А. Б.: Но уж очень модель этой записи сходна с «Невским проспектом»! А вот мог ли Пушкин сделать такую запись после «Невского проспекта» — это представляется мне сомнительным. «Невский проспект» — тоже слабо датируемая вещь. В комментариях я вычитал, что Гоголь задолго до 1834 года — то ли в 1831-м, то ли в 1832-м — сделал петербургские зарисовки, какие-то там описания, я не знаю, читал ли он их Пушкину… От этого зависит заключение: Пушкин — Гоголю или Гоголь — Пушкину?

       И. С.: Одно дело — передача сюжета как некая с обеих сторон сознательная акция, а другое дело — подслушанный разговор… Гоголь, я думаю, обращал внимание на какие-то устные рассказы Пушкина, и в этом случае, может быть, не было акта дарения сюжета, а было то, что Вацуро назвал «плагиатом Гоголя», а может, это тот случай, когда Пушкин с легкостью отдает ненужное, как с «Уединенным домиком на Васильевском». Тоже «петербургский текст», рассказанный Пушкиным анекдот или уже новелла… Титов за ним записывает, потом как честный человек несет Пушкину, показывает — и Пушкин с удовольствием дает ему право на публикацию. Может, что-то в этом роде и здесь было?

       А. Б.: «Уединенный домик...» — не «Невский проспект». Как же это никто его не сопоставил с пушкинским «планом ненаписанного произведения»? Эта запись — «Н. избирает себе в наперсники…» — она не сюжет еще и не похожа, не тянет, этакая психологическая картинка… Только «об нем жалеют — он доволен» — это очень интересно, это соотношение мне очень нравится. Может быть, Гоголь носился с «Невским проспектом» не как с произведением, а как с образом? И, допустим, представьте себе, как в анекдоте Хармса: приходит Гоголь к Пушкину с Невского и рассказывает ему, что видел, начинает петь, у него еще не оформилось, а Пушкин увидел человека, который принадлежит собственному образу, полностью с ним совпадает. Между прочим, первоначальная реакция художника, прежде чем она бывает переработана в конструкцию, обычно такой и бывает: картинка. Картинка могла проступать раз за разом, потому что по Невскому все ходили.

       И. С.: Интересно, что Пушкин именно «Невский проспект» потом, в 1836 году, назвал «самым полным» из произведений Гоголя, выделил его из «Арабесок» как показатель развития. Что это значит — «самое полное из его произведений»?

       А. Б.: А с чем он уже мог сравнивать?

       И. С.: Уже и с «Ревизором», наверное, мог сравнивать, слушал уже «Ревизора» в начале 1836 года, причем раннюю редакцию, в которой сам был неожиданным образом задет, — там была такая картинка, как Пушкин сочиняет: «…Перед ним стоит в стакане ром, славнейший ром, рублей по сту бутылка, какову только для одного австрийского императора берегут, — и потом уж как начнет писать, так перо только тр… тр… тр… Недавно он такую написал пиесу: «Лекарство от холеры», просто волосы дыбом становятся. У нас один чиновник с ума сошел, когда прочитал…». А у Пушкина же есть письмо из Болдина…

       А. Б.: Ну да, жене письмо: «Это слава».

       И. С.: «Знаешь ли, что обо мне говорят в соседних губерниях? Вот как описывают мои занятия: Как Пушкин стихи пишет — перед ним стоит штоф славнейшей настойки — он хлоп стакан, другой, третий — и уж начнет писать! — Это слава». Пушкин обратил внимание на этот гоголевский эпизод и был несколько задет, тому есть доказательства, а Гоголь его вычеркнул — ну это другая история…

       А. Б.: Ну Пушкин же мог похвастаться так же, как и жене в письме, — мог похвастаться и Гоголю при встрече… Сие есть свидетельство тесноты общения, если одни и те же словосочетания встречаются в столь разных контекстах, как письма Пушкина жене и гоголевские скетчи. Вывод один: они существовали и в устной речи.

       И. С.: Да, но таким образом Хлестаков отсвечивает некоторой пародийностью на Пушкина, о чем теперь уже немало написано. Так что в отношении Гоголя к Пушкину не так все просто было. В 1834 году Гоголь написал «Несколько слов о Пушкине», и это было по существу первое при жизни полноценное о нем высказывание. Но на самом деле, если почитать внимательно, он пишет о нем как о монументе, как о завершенном и уходящем в прошлое явлении. Он дает ему невероятно высокие, но какие-то окончательные оценки — «чрезвычайное и единственное явление русского духа», «русский человек в его развитии» — и тем самым его как будто хоронит, может, и бессознательно. Ведь через год уже прямо будет сказано Белинским: Пушкин уходит, Гоголь занимает его место. То есть по видимости это панегирик, но какой-то немножко надгробный.

       А. Б.: В этом плане он разделял какую-то всеобщую пошлость, потому что про Пушкина говорили как про конченого поэта.

       И. С.: Да, так вот этот пиетет, который, конечно, был у Гоголя, он был замешен на каких-то амбициях.

       А. Б.: И то, что исследователи описывают как начало знакомства… Тут и провинциальность Гоголя, и то, как он ищет службу, вплоть до третьего отделения…

       И. С.: И Пушкин помогает ему со службой, куда-то там его пристраивает, хлопочет…

       А. Б.: А Пушкин был временами достаточно высокомерен с людьми не своего круга…

       И. С.: Так он его с первого раза и не запомнил…

       А. Б.: Потому что это был не его круг… И, конечно, это не пушкинская вина, Гоголю надо было еще выйти в люди…