Планета в составе России

**Прежде всего объяснительная записка читателям. Есть необходимость дать ответы на вопросы, которые мы постоянно слышим и в лицо, и в письмах, и в спину.**

**Почему, любопытствуют многие, мы повезли новогодние подарки именно в Грозный? А не старикам в далекую нищую деревню где-нибудь в Сибири или Поволжье, где тоже есть своя богадельня, и жильцам ее на этом свете, наверное, не слишком сытно, уютно и тепло?.. Не боевиков ли мы, случаем, прихвостни?**

**Судите сами. На наш выбор повлияли две главные причины. Первая из которых — объективно сложившиеся обстоятельства. Напомним: начиная с осени 99-го и на протяжении всей нынешней чеченской войны наша газета была вынуждена патронировать жизнь Грозненского дома престарелых потому, что ни одна из государственных структур не выполняла своих прямых обязанностей по отношению к этому учреждению, терпящему бедствие. Вот так и получилось, по естественному для всяких нормальных людей принципу: раз знакомы — делай подарки к 1 января.**

**Когда с кем-то долго общаешься и уже почти изнутри знаешь истинное тяжелейшее положение вещей, очень хочется что-то преподнести к Новому году, порадовать, поднять настроение хотя бы ненадолго.**

**Однако есть и вторая причина — действительно идеологическая. Она состоит в том, что хуже войны все равно нет ничего. И поэтому, пока в стране война, больше других, по нашему убеждению, стоит поддерживать тех, кому выпало жить в зоне непрекращающихся военных действий, а значит, тех, кому во сто крат хуже, чем остальным. А жизнь в Грозном — это просто караул...**

#Приехали

Улыбчивый вертолетчик, прилаживая лесенку для спуска, задорно объявил: «Приехали. Город Грозный».

И это были последние веселые слова этой командировки.

Из вертолетного чрева на чеченскую землю вынесли подарки: три елки, игрушки, сладости, тонну риса — и машина с нескрываемым облегчением улетела из войны.

Путь от вертолетной площадки до дома престарелых, наверное, километра три, не больше. Но на их преодоление уходит полдня. Сначала подарки переносят в «Урал», его окружают бронированной техникой, подтягиваются спецназ и еще какие-то весьма серьезные люди, обвешанные бронежилетами, минометами, гранатами и прочими многочисленными приборами для уничтожения жизни. Нечего сказать, новогодний кортеж... Внутри все для праздника, по краям — все для смерти.

По пути следования к колонне добавляют подкрепление: еще и еще спецназ. Чем ближе к дому престарелых, тем труднее уйти от вопроса: не слишком ли высока цена таких подарков?..

— А тихо и скромно нельзя? Чтобы никто не заметил?

Следует категоричный ответ без объяснений:

— Нельзя.

— Но почему?

— Потому...

Мы трясемся в бронированном «уазике» вместе с референтом министра внутренних дел России подполковником Ольгой Селенковой, которая, собственно, и сделала все, чтобы в нужное время наш новогодний груз для одиноких забытых стариков оказался в нужном месте. На переднем сиденье — полковник Федор Окулов, заместитель командующего группировкой МВД в Чечне. Федор Федорович в этих краях очень известен весьма крутым нравом и уникальной нервной системой: он никогда не теряется даже в самых сложных боевых ситуациях, а потому многие обязаны ему жизнью — не раз выводил людей из безнадежных окружений и из-под шквального огня.

Все напряженно молчат, чего-то ожидая. Мимо пролетают блокпосты. Военные на блокпостах производят непростое впечатление: они смотрят на нашу колонну почему-то с испугом. Кое-где даже с ужасом. И держат руки на взведенных курках. Но почему? Ведь мы же «свои»?

Объяснения трудны для понимания стороннего человека. Дело в том, что в Чечне до такой степени никто никому уже не доверяет и столько пережито предательств, что от любой колонны, подходящей на скорости, блокпост инстинктивно ждет выстрелов в упор... Группировка в Чечне — это очень заметно — живет в состоянии перманентного страха и когда ты до конца доверяешь только тем людям, которые рядом, плечом к твоему плечу. Те, кто едет мимо на машинах, — уже не то.

За бронированными стеклами — потусторонние грозненские руины. Всем явно не до слов, не до разговоров, не до чего. Полковник Федор Федорович тоже молчит.

— Что вы чувствуете, когда видите все это?

— Город был и будет наш, — выдавливает он после долгой паузы с натугой, просто потому, что надо ответить. Но это не то, о чем он действительно думает, проезжая по Грозному.

Колонна выползает на улицу, идущую вдоль Центрального рынка. По обе стороны — бывшие дома, разрушенные наполовину. Начинается стрельба с руинных верхушек. Полковник что-то кричит водителю, а тот ничего не воспринимает — задеревенел и не может выжать газ.

Когда обстрел позади, Федор Федорович спрашивает:

— А вы что чувствуете?

— Страх.

— Вот и ответ.

— Но кто же стрелял?

Молчание... Опять это проклятое молчание.

#Страх вместо кислорода

До дома престарелых — до елки, игрушек и всеобщих счастливых улыбок — минут пять езды. И скоро мы уже во дворе. Знакомые бабушки и дедушки идут навстречу. Показывают дизель — царский подарок МВД старикам, его как раз запускают.

— Товарищ полковник, за нами следили «Жигули» с затемненными стеклами. Довели до угла этой улицы, посмотрели, куда мы завернули, и уехали, — докладывает один из офицеров.

— Так надо было уничтожить. — Федор Федорович становится категоричен и неумолим и дает на праздник и общение только пять минут.

— Мария Сергеевна? Вы вроде бы получше, покруглели...

— Да, и Тамара тоже...

Двух сестер Левченко — Марию Сергеевну и Тамару Сергеевну — принесли в дом престарелых из руин только в начале декабря. Их дом на улице Лескова давно разрушен, и больше года обе женщины просидели в подвале, из которого наблюдали расстрелы, казни и зверства всех, кто проходил мимо подвала. Сестры жестоко голодали, и когда их обнаружили, обе оказались крайне истощены. Помните кадры освобождения Освенцима? Как там выглядят узники? Так вот, Левченко — еще хуже. А Тамара Сергеевна к тому же еще и сошла с ума на почве истощения, не зная, что последний психиатр давно сбежал из Грозного...

Мария Сергеевна берет пакеты с подарками и, кажется, не очень понимает, что кто-то смог привезти им с сестрой зефир к Новому году...

— Это нам от брата? — спрашивает она.

— Нет, от газеты. Из Москвы.

— Из Москвы?.. — недоверчиво тянет Мария Сергеевна, 35 лет отработавшая на Северо-Кавказской железной дороге. — Неужели там еще кто-то интересуется, как мы тут не умерли?

Почти у каждого из тех, кто находится в Грозненском доме престарелых, есть родные и близкие за пределами Чечни. Это самая омерзительная истина: «родные и близкие» не едут за ними, не просят МЧС их вывезти и предпочитают полагать (мерси пропаганде), что жизнь в Грозном хоть и плоха, но не до такой уж степени...

Есть такой «родной» и у сестер Левченко — брат в Саратове, вполне устроенный в жизни человек, с жильем и хорошей семьей. Мария Сергеевна вроде бы ждет от него весточки, но в то же время очень боится ее: вдруг письмецо станет последним, с приговором «больше никогда не обращаться».

— Этого не может быть, он просто не знает всего...

— Знает. — Мария Сергеевна тверда. — Просто не хочет нас брать.

У Тамары Сергеевны, которая в последний раз мылась в апреле 99-го года, до сей поры безучастно-сумасшедше взирающей на происходящее, вдруг начинают вытекать из глаз слезы. Без всхлипов и хлюпаний носом — так плачут люди, пережившие войну в подвале, когда хоть чем-то привлекать к себе внимание смерти подобно.

...А Федор Федорович уже подгоняет. Без шуток, зло и упрямо:

— Хватит. Все может случиться. По машинам!

— Но мы ведь договаривались, нужно еще вручить елку с игрушками ближайшему к дому престарелых блокпосту...

— Посмотрим. Люди дороже.

#Боевик 2001 года

Новогодний Грозный — город, в который лучше не попадать. Вместо кислорода тут страх не выжить. И все боятся всех. Ситуация настолько запутанна, что кто тут чья жертва и кто кому палач — в этом уже не разобраться...

Дедморозовский мешок с жесткой перевязью у горловины, а вместо по ложенных мандаринов и зефира внутри — пули-дуры, шмыгающие туда-сюда. Но спроси: чьи пули? Определенно никто и не ответит — пожмут плечами... И кто такой боевик зимы 2000 — 2001 года? Военные без запинок рапортуют: «Любой». Гражданские парируют: «Любой военный». А что видишь своими глазами? С одной стороны, Грозный действительно заперт со всех сторон войсками. И в то же время сами войска заперты ото всех, даже «своих», на огромные амбарные замки.

Только одна картинка. В конце концов мы все-таки остановились, чтобы вручить елку блокпосту — прямо у так называемого Романовского тоннеля (где в прошлую войну взорвали автомобиль с генералом Анатолием Романовым). Старшим по блокпосту оказался Валерий Беляев, милиционер из подмосковного поселка Серебряные Пруды.

В глазах у Беляева страх и ужас. Пока колонна останавливалась. Пока из «Урала» тащили завернутую елку.

— Это — елка? — переспросил милиционер, стараясь не приближаться.

— Да. И вот подарки под елку — в коробке...

— Нам? Коробка?

Ужас сменился тревогой, растерянностью. Чем угодно, но не радостью. Валерий Геннадьевич направил автомат на эту коробку — с сигаретами, копченой колбасой и бумагой для писем домой...

Разве можно так жить? Служить? Оставаться людьми?..

Итак, тысячи людей, волею судеб в канун 2001 года оказавшиеся в грозненском котле: военные и гражданские, в погонах и без оных, с автоматами и просто авоськами — все они скопом, без разбору и исключения, разделили одну и ту же участь отверженных страной страдальцев. Им всем там, в городе-мешке, очень плохо. И это главный ответ на вопрос о верности целей и задач так называемой «контртеррористической операции» полтора года спустя после ее начала: ради кого? Ради чего?.. Кто, наконец, честно ответит на этот вопрос? Почему вышло так, что с какой стороны сегодня ни встань, чью шкуру ни примерь — везде получается дурно. Обреченно бредешь вместе с чеченскими женщинами из автобуса к блокпосту на обязательную проверку и шевелишь губами молитву презрения по отношению к тем, кто перекрыл и измучил собственным страхом весь этот город. Несешься в военном «уазике» под обстрелом и проклинаешь каждого чеченца, считающего своим долгом выстрелить в человека в погонах.

Это — тупик «борьбы с терроризмом», и жизнь Грозненского дома престарелых — еще одно тому подтверждение. Судите сами: елка, игрушки, дизель, конфеты, чай, теплые носки — все это здорово и красиво... Но неизбежен вопрос: доколе? Почему госучреждение — дом престарелых — уже больше года живет исключительно подаянием?

Да, спасибо и поклон МВД — оно купило для дома престарелых дизель за 250 тысяч рублей. Это фантастический подарок. Но беда в том, что МВД НЕ ОБЯЗАНО его делать! У него нет такой статьи расходов, как дизель для дома престарелых! Ни покупать, ни устанавливать, ни налаживать, ни подкармливать соляркой дизель МВД НЕ ДОЛЖНО, причем под обстрелами и ценой жизни своих сотрудников! Все это — обязанности соответствующих государственных структур, которые вполне поддаются перечислению. В стране существует правительство. В нем — вице-премьер по социальным вопросам Валентина Матвиенко. А также велеречивый господин Александр Починок во главе Министерства социальной защиты, несущего персональную ответственность за каждого одинокого старика, находящегося на госпопечении. В самой Чечне имеются, во-первых, администрация во главе с Кадыровым, во-вторых, заместитель главы по социальным вопросам Бугаев, в-третьих, республиканское Минсоцзащиты. Наконец, в-четвертых, грозненская мэрия, ныне возглавляемая большим спецом по обещаниям народу хорошей жизни — Гантамировым. И, уж совсем в-пятых, имеется МЧС Чечни, которое дислоцируется в Грозном в непосредственной близости от дома престарелых, — МЧС, которое обязано помочь, если никто другой помочь не в состоянии...

На почве войны чиновничество вконец распоясалось. Прикрываясь сложностями военного периода, оно ничего не делает для налаживания мирной жизни, будучи уверено, что если кто и проверит, то это будут только журналисты, о которых всегда можно сказать начальству, что они врут!

Сколько можно мириться с перевернутой ситуацией?! Сколько, в конце концов, можно слушать заявления бывшего полевого муфтия Кадырова о том, что он вот-вот организует в Чечне работающее правительство? И под покровом этих фраз планомерно собирающего вокруг себя под видом республиканских министров настоящую шайку, занятую исключительно тем, что виртуозно растаскивает все поступающее в Чечню от имени Москвы?

Бесперспективность всего того, что называется итогами второй чеченской войной, очевидна каждому, кто хоть раз прочувствовал на своей шкуре нынешний Грозный. Причем с любой его стороны. Что из окна бронированного «уазика». Что с койки дома престарелых. Что сквозь бойницу блокпоста. Третье тысячелетие мы встретили погано. И Чечня сегодня — все что угодно, но никакой не регион России.

Это иная планета в ее составе.