Понимаю, что в далеком двадцатом красные комиссары задумывали его открытие не как пиаровскую акцию: кончалась гражданская бойня, жрать по причине военного коммунизма было нечего, и какие-то крохи от грабившей последнее продразверстки должны были перепасть и принявшим советскую власть журналистам. Но ведь сколько раз бывало: они хотели, как нам хуже, а получилось, как всегда у них получается.
Тех, кто видел, как Дом журналистов начинался, на свете давно уже нет. Память моего поколения газетчиков начинается с семидесятых. Что такое ДЖ времен застоя? По социальной своей функции — типичный спецраспределитель. Труженикам пера (не всем, конечно, а строго по предъявлению журналистского билета) нужны кусочек свободы и полглотка свободного неформального общения? Ну что ж — пойдем на эксперимент.
Отличие домжуровского распределителя от прочих было в том, что дефицит не завозился централизованно, по накладным, а приносился самими посетителями. Это было все равно, что разрешить в ресторанах не только распивать «принесенные с собой спиртные напитки», но и гнать самогон.
«Самогоном» стала свобода. С домжуровского капустника «Верстка и правка» перестройка начиналась задолго до перестройки.
Здесь почему-то не было жлобства. Даже начальство старалось вести себя прилично.
Спрашиваю у Павла Гутионтова, сколько нужно было иметь в кармане, чтобы в середине семидесятых провести вечер в домжуровском ресторане с другом или девушкой?
— Червонец. Это водочка, закуска, запивка и поджарка по-суворовски (полная сковородка мяса трех сортов). Только надо было официантку сразу предупредить, что у тебя именно червонец. А так: «ноги крабов океанических» — шесть рублей за килограмм, а вот шейки лангустов были действительно дорогими — по тринадцать. Но можно было прийти и с семьюдесятью копейками на двоих: стол всегда обрастал людьми, и когда надо было расплачиваться и все честно выгребали из карманов мелочь, кто-то слабонервный, получивший командировочные, скажем, на Чукотку, клал на скатерть стольник и тут же убегал, чтобы не оставить и остальное.
«Эксперимент признать удачным. Эксперимент прекратить» — такой резолюцией Политбюро закончились косыгинские реформы.
Эксперимент со спецраспределителем свободы был срочно свернут в начале восьмидесятых, когда слово «солидарность» было признано переводом с польского, а с Востока, из некогда дружественного Афганистана, просочились другие слова: вертушка, зеленка, духи.
Не только посетители подвального Пивного бара (не могу отказать себе в удовольствии написать это имя с большой буквы), но и завсегдатаи ресторана стали позволять себе невозможное. Разумеется, на словах и перед этим выпив да закусив.
Власть все вовремя и правильно поняла.
В начале восьмидесятых ДЖ был закрыт.
На ремонт и профилактику.
По причине антиалкогольной кампании, которую было велено начать с Домжура.
И, может быть, горбачевская перестройка именно потому и не удалась, что в ее пору у газетчиков не было своего клуба и «польский путь» был нам заказан.
{{subtitle}}
{{/subtitle}}