Скромное празднование 200-летия восстания декабристов, если это можно назвать празднованием, проходило под боевым лозунгом: кто они — герои или предатели? Третьего не дано. Черно-белое время рождает черно-белые трактовки хоть настоящего, хоть прошлого. Ощущение такое, будто началась спецоперация по нейтрализации тех, кто 14 декабря 1825-го вышел на Сенатскую площадь.

Конференция в Министерстве юстиции в целом и речь главы ведомства Чуйченко в частности звучали почти приговором декабристам. Грозный министр настаивал на необходимости отделять реальные исторические факты от их последующих интерпретаций. Золотые слова! Только ученые и не очень мужи умудрились не заметить, что они сражаются с одним, как считают, старым мифом, находясь в ядре другого мифа, сегодняшнего.

Переместить Сенатскую в контекст актуальных стереотипов (тлетворное влияние Европы, мировая закулиса, тень британской разведки) — значит похоронить уникальную эпоху и ее уникальных людей в шелухе не обеспеченных смыслом слов. Категоричным мыслителям претят нюансы, которые в случае с восстанием решают буквально всё.

Воздух тогда вибрировал ожиданием перемен. Элита страны — молодые образованные офицеры, по большей части из дворян, возвращается домой после войны с Наполеоном и заграничных походов (в армию призывали рано, едва ли не с 16 лет). Они ощущают себя победителями. В светских салонах обсуждают не местные сплетни, а «Историю государства Российского» Карамзина. Одновременно император Александр I, начинавший реформатором, постепенно впадает в эйфорию запретов — почти как нынешний Роскомнадзор.

Информация два века назад двигалась медленно. Войска на площади присягают цесаревичу Константину, который уже накануне отказался от трона. Престол переходит к Николаю I. Декабристы решаются в авральном порядке воспользоваться междуцарствием.

Зафиксированная бдительными потомками цепь врагов отечества (декабристы — Герцен — народовольцы — большевики) строится по восходящей линии: каждый последующий враг радикальней предыдущего. В связи с этим мне не очень ясна логика борьбы. У предшественников была попытка переворота, а у большевиков — свершившийся переворот. Они разрушили страну, отринув божеские и, кстати, юридические законы. Тем не менее не припомню свежей конференции, которая бы осуждала Октябрьскую революцию как предательство интересов государства. Зато декабристам достается за всех. Они же (за исключением некоторых буйных) отвергали смертоубийство в любом его проявлении. Даже такой радикальный господин, как Радищев, предтеча бунтовщиков, ужаснулся, увидев кровавый финал Французской революции, которой он прежде восхищался. Среди обилия версий его самоубийства именно эта представляется достаточно убедительной.

Отсюда резюме:

То, как один миф вытесняется другим в наши дни, можно увидеть на примере Эрнста. Он не просто активный участник конференции в Минюсте. Константин Львович — создатель ключевого сериала «Союз спасения», который завершился на Первом канале аккурат к 14 декабря.

У амбициозного проекта большая и не очень внятная биография. Шесть лет назад он был просто фильмом, через какое-то время попытался расшириться — не получилось; теперь дорос до большого сериала. Подтекст колебался в соответствии с колебаниями времени. Когда ближе к началу века замысел только вызревал, то был, по слову авторов, фильм о прошлом, устремленном в будущее. В 2019-м, когда имя Навального звучало все еще набатом для власти, речь зашла о драме идей. Тогда Эрнст мог себе еще позволить амбивалентную фразу: это фильм про нас. За какие-нибудь 200 лет люди не сильно изменились.

Чем ближе к нашим дням, тем суровее оценки. На авансцену выдвигается Николай I. Отныне настоящий герой именно он. Его образ покрыт столь благородной патиной, что может закрасться подозрение: а вдруг не того Николая канонизировали? Впрочем, авторы будто предчувствовали подобную перемену участи. На роль Николая Павловича они отрядили милого Ивана Колесникова, чей взор исполнен сострадания к окружающему миру.

И вот теперь, уже на недавнем очень научном сходе, Эрнст встает, что называется, во весь рост. Его прозрения блещут оригинальностью. Константин Львович полагает, что советские историки создали идеализированные образы декабристов по настоянию Сталина. Стесняюсь спросить: а Пушкин написал свое поэтическое послание «Во глубине сибирских руд» тоже по требованию вождя народов? Так и вижу прелестную картинку. Лотман, Гордин, Эйдельман, чьи труды о первом непоротом поколении давно стали классикой русской мысли и литературы, выступают на подпевках у Иосифа Виссарионовича.

Сталина, к счастью, в сериале Эрнста нет. Там все дорого, богато, красиво, картонно и суетно. Хаотичная композиция, много слов и тьма-тьмущая героев, не всегда отличимых друг от друга. Особняком стоит Михаил Сперанский — реформатор у трона, мудрец, богослов. На мой вкус, это один из самых интересных персонажей фильма в неожиданном исполнении Максима Аверина.

Вспоминаю свидетельство очевидца. На восстание декабристов Михаил Михайлович смотрел из окна Зимнего. Постоял, опустил штору, тихо молвил: «И эта штука не удалась». Интересно, что бы Сперанский, основоположник юридической науки в России, сказал об исканиях и обретениях сегодняшних продолжателей его дела? Вопрос риторический.