Моя мама любит повторять: «Без надежды жить невозможно». Понимаю, разделяю. И живу без четких пониманий о будущем, но с надеждой на спокойствие.

Я постоянно планирую какое-то будущее. До 24 февраля и даже немного позже оно было необозримым, масштабным, глобальным каким-то. Как технологии модернизирует всякая военно-промышленная сфера, так и мое планирование постоянно подгоняла политическая атмосфера — например, после каждого витка жести я начинала искать другую страну для себя и близких. Мое будущее мне казалось возможным только где-то подальше отсюда. Не знаю, почему — может, я так оправдывала свое бездействие здесь и обещала себе, что вот настанет время, настанет другая страна, и как заживем! «Это здесь свинья я, а там я — поросенок», все дела.

Началась катастрофа, и поводов ассоциировать свое будущее с Россией стало прямо драматически мало. Все, на что можно было хоть как-то опереться, сразу же превращалось в ничто: законы переписывались, люди уезжали (а некоторые еще и оказывались упырями), деньги обесценивались, мораль стала чем-то совсем аморфным. Вот вроде самое подходящее время для того, чтобы брать ноги в руки — и вперед, строить новое всё где-то подальше. Но что-то как-то… Именно тогда и выяснилось, что силы для этой большой стройки все равно надо искать в настоящем. И я решила, что отныне будущее для меня — не дальше двух недель.

Хочу проговорить — больше всего на свете меня интересую я и все, связанное со мной. Так что и плясать я буду тоже в основном от своих личных пониманий, мечт, идей и опасений. Про глобальные изменения мне даже размышлять страшно, не то что печатать — потому что я вижу, как мир кругом правеет и ожесточается. Я вижу, как идеям равенства, эмпатии, милосердия, разнообразия дают почему-то презрительное обобщающее название «повесточка», обесценивают и отказываются воспринимать всерьез.

Я иногда пытаюсь жить по принципу «очнитесь, люди, вы все пропащие! вокруг же все ненастоящее». И напоминать самой себе, что мы в любом случае неостановимо мчимся к энтропии. Все это просто помогает мне проще относиться к окружающим и к реальности. А еще заниматься чем-то своим — нет, не малыми делами, но налаживанием разговора с самой собой и близкими. По-моему, это важно. Я только совсем недавно стала менее поверхностно относиться к своим ощущениям и желаниям, оказалось, что так у того, чем я занимаюсь, появляется больше смысла.

Из всех окружающих меня рассуждений про будущее и про (не)возможность его строить я для себя вывела два фактора, от которых зависит такое планирование. Это деньги и безопасность. На мой взгляд, меньше становится и того, и другого — не только у меня и моей семьи, но и у россиян в целом. Рубль примерно всю мою жизнь только и делает, что находится в свободном падении, а правила игры в этой жизни меняются слишком быстро. Буквально за одну-две недели поговорка «черный-белый не берите, «да» и «нет» не говорите» может стать новой главной линией партии и самым порицаемым жизненным девизом. Поэтому людям приходится жить сегодняшним днем. А те, кто потревожнее, выбирают жить в «лучшие времена» — в понятном прошлом или неосязаемом будущем. Да-да, синдром отложенной жизни.

И не у всех есть молодецкая удаль (или отчаяние смертника, я уж не знаю, кому что ближе) играть all-in, класть все сегодня-важное для какого-то абстрактного будущего. Поэтому можно понять и апатию общества, которую иногда путают с пофигизмом, и излишнюю осмотрительность при заделах на будущее.

А еще кроме апатии, мне кажется, многие ушли в hibernation regime, в спячку. Или во внутреннюю эмиграцию. В таком маловоздушном пространстве, как то, которое нас сейчас окружает, такой подход многим нужен, чтобы переждать смутное время без потерь. Я себя к этим «многим» тоже отношу — мне важно сохранить себя, мне хочется увидеть будущее, когда наконец можно будет разжать зубы. Три года назад я с близкими как будто просто ушла под землю и задраила люк, потому что стало ясно, что смутное время надолго.

Не то чтобы мое отношение к планированию сильно изменилось за эти три года. Я все еще не могу создавать даже стратегию для себя через 10–15 лет. Но, по крайней мере, я могу мечтать об этом времени. И в моих мыслях много всякого абстрактного: солнечная и сухая зима, вечно живые анекдоты, новые рецепты кофе… При этом есть и что-то достаточно конкретное. Например, здоровые и счастливые родители и близкие, работа в увлекательной и денежной сфере, друзья, с которыми не пропадешь и можно шутить как угодно, уверенность в личной жизни — с мужем, в бостонском браке, наедине с самой собой, ну, не важно! Но мне через 10–15 лет будет 35–40, я буду в меру упитанным мужчиной в самом расцвете сил, это я знаю наверняка. Тут даже надежд я не строю, это будет именно так.

Алеся И.

Об авторе: бывшая журналистка, теперь тоже работает с текстами, Москва, Россия