«При коллективном буйном помешательстве нет категории будущего — только настоящее».

Ханс-Магнус Энценсбергер «Взгляд на гражданскую войну», 1993

Минута молчания? Или пять минут молчания? Так или иначе, во время лекции в пятой поточной аудитории первого гуманитарного корпуса МГУ нас подняли с мест, и мы немного бесчувственно поскорбели. Совершенно не было ощущения конца эпохи — до такой степени монолитной, недвижимой и устойчивой казалась советская власть. Куда она могла деться? У нее было прошлое, настоящее и, безусловно, будущее, но такое же, как настоящее. Никакой сверхцели не просматривалось. Коммунизм уже два года как просрочен, вместо него состоялась Олимпиада-80, мы с папой ходили на невнятный футбол с участием команды ГДР, зато спустя меньше года случилась по-настоящему значимая, полный восторг, победа «Динамо» (Тбилиси) в Кубке кубков…

Наши плюралисты

Я был первокурсник юрфака МГУ, мне было 17 лет к ноябрю 1982 года, то есть кончине очередного Ильича, на этот раз Леонида Ильича, я уже вырос из серого с отливом костюма, который мне купили на выпускной. Жизнь в университете была страшно интересной, можно было ходить в библиотеку и много чего читать. Можно было ходить в театры и кино. Можно было начинать осваивать винный магазин в Столешниковом переулке с его кислым «Цинандали» и похожим на чернила «Мукузани». Самиздат и тамиздат еще не попадали в руки, но очень скоро попадут. При чем здесь скончавшийся Брежнев?

Горизонт планирования был совсем коротким, а будущее рисовалось примерно так же, как и у всех вокруг в моем пузыре: никаким юристом, разумеется, я становиться не собирался, а хотел писать — если не рассказы и повести, так хотя бы курсовую. Особенно мне нравилась критика буржуазных теорий государства и права. Под этим соусом можно было много любопытного прочитать. Особенно меня привлекло богатое слово «плюрализм», и я написал про это слово курсовую работу под руководством будущего народного депутата СССР и зампреда ЦБ, очень либерального и мыслящего человека Константина Лубенченко. В 1984-м прогремела статья Андропова в «Коммунисте» — никто из студентов не понял, а чего в ней, собственно, такого. Как ничего не поняли и не хотели понимать в «Капитале» Маркса на семинарах по политэкономии капитализма.

Можно было и дальше читать самиздат, смотреть кино, которое потом назовут «артхаусным», в окраинных кинотеатрах, сидеть в Ленинке и ИНИОНе, изучая буржуазные теории, не замечая внешних обстоятельств, ходить в модный «Театр на досках» под руководством альтернативного режиссера Кургиняна.

Что-то зашевелилось в 1986-м, раскрепостилась пресса, появился термин «новое мышление», на заседании кафедры обсуждалась моя курсовая о лоббистских практиках в США, и на ехидный вопрос кого-то из мухоморов, мол, неужели я готов утверждать, что лоббизм есть и в СССР, я ответил решительным «да». И мне за это ничего не было. Как ничего не было и за переписанное стихотворение Пастернака «Я пропал, как зверь в загоне…» на последней странице конспектов по истории политических и правовых учений. Но это личная заслуга тайного интеллектуала профессора Лейста, который всем ставил двойки и тройки, а мне поставил четверку. Вероятно, за Бориса Леонидовича.

Время, вперед!

Горбачев Михаил Сергеевич дал стране будущее. То, чего у нее уже давно не было. С эпохи «Время, вперед!» и романтики замесов бетона. Затем с момента окончания Великой войны, которую многие вспоминали как время относительной свободы и неподдельного единства (Пастернак: «…предвестие свободы носилось в воздухе все послевоенные годы, составляя их единственное историческое содержание»). Но тогда будущее обвально схлопнулось, обернувшись черной дырой страшных последних лет сталинщины, стилистически стоящих очень близко к сегодняшним зияющим высотам путинизма.

Затем была хрущевская оттепель с будущим, оправданным отказом от Сталина ради Ленина, романтизированными «пыльными шлемами» прошлой революции, спутником и Гагариным, физиками и лириками, программой партии с философией догоняющего развития и обещанием коммунизма, с «Я шагаю по Москве» и «Заставой Ильича». Этот политический оттепельный «вервольф», будучи вывернутым наизнанку, обернулся отменой будущего в виде уюта и предсказуемости застоя. «Июльский дождь» пролился и превратился в тихие и скучные лирические драмы семидесятых (что важно — частная жизнь оказалась в фокусе), самой искрометной из которых была «Ирония судьбы» с ее социологией панельных домов для среднего класса из кварталов у метро «Юго-Западная». Титры фильма шли по дому, куда только что переехала семья моего лучшего друга.

И вот еще одно будущее забрезжило в 1985-м, а затем распахнулось, как сказочные ворота в «Буратино», — «гласность», «перестройка».

Это было будущее, которое безжалостно разбиралось с прошедшим временем, со «ждановской жидкостью» (ею забивали трупный запах, а публицист Юрий Карякин срифмовал ее со ждановщиной и сталинщиной), потому что иначе невозможно было сдвинуться с места.

В массовом сознании, о чем уже сегодня все забыли, идеал нормальной жизни приравнивался к жизни западной. Борис Ельцин стал символом движения в будущее с фундамента, созданного Горбачевым. Но и в противостоянии этому фундаменту, поскольку он предполагал сохранение социализма, а будущее уже связывалось с капитализмом.

Путь в будущее оказался труднее, чем это мнилось в первые эйфорические месяцы и годы. Закачалось и рухнуло гигантское, как сталинский дом, но и трухлявое, как и барак «на тридцать восемь комнаток», сооружение Советского Союза. Радикально изменились обстоятельства повседневной жизни. Завышенные надежды не совпали с реальностью. Кто-то предпочел горизонтальную географическую мобильность ожиданию благостного капиталистического завтра, то есть эмигрировал. Иные пересиживали транзитный период, кляня Гайдара и Америку и требуя возвращения назад, в прошлое, которое по мере продвижения в будущее становилось все более светлым. Другие воспользовались открывшимися возможностями и стали строить свое персональное будущее самостоятельно. Кто-то воплощал свои лучшие мечты и таланты, иные просто энергично работали локтями. Спирт «Рояль» заглушал ощущение потерянности в непредсказуемом прошлом и неясном завтра.

Единого будущего — процветающей демократии и удовлетворяющего все потребности капитализма, который в массовом сознании был чем-то вроде коммунизма, только без компартии, — не стало. Оно раздробилось на множество групповых и частных футурообразов. Чему способствовали и общие потрясения — от октября 1993-го и от чеченской войны до дефолта 1998 года. Каждый продолжал продираться в будущее через эти события на свой лад. И для иных будущее закрылось, накрыв их заботами о настоящем — проблемами выживания.

Возвращение матери Кузьмы

Новый образ будущего, точнее, идея нового застоя, с твердой рукой, но и с потребительскими благами, сформировался на входе в новый век. Что совпало с уходом Ельцина и ростом цен на энергоносители. Будущее было персонализировано в человеке с несколько усталым и не очень добрым лицом бюрократа средней руки. «Мочить в сортире» обещало стабилизацию с низко висящими плодами нефтяного благополучия, а также унаследованными от старого будущего, ставшего прошлым, правами и свободами, в том числе полезными для здоровья свободами передвижения людей, идей и капиталов. Демократия как нечто само собой разумеющееся в число ценностей не вошла, потому что ошибочно не считалась ценностью потребительской. Пробивавшийся сквозь риторику нового вождя привычный запашок казарменного сортира забивался западным ширпотребно-парфюмерным разноцветьем.

Будущее рисовалось в цинично-прагматических образах, причем укрепилась матрица подражания Западу, только без его ценностно-демократических штучек. Они были отсеяны как ненужный хлам, как чрезмерная пафосная «вода» в тексте. Если уж модернизация, то авторитарная! У нас все западное, но этому же Западу в отместку за свой комплекс неполноценности мы покажем отросшую у нас на дрожжах ресентимента кузькину мать.

В результате аннулирования демократии авторитаризм получился, а модернизация не очень, хотя в бытовом плане у среднего класса все стало в целом хорошо. Часть общества тем не менее, в соответствии с теорией Сеймура Липсета, удовлетворив первичные потребности, захотела еще и люксового товара — демократии и политических прав, сменяемости власти. И вышла на улицы в 2012 году. На порыв власть сначала ответила театральной паузой, а затем репрессиями, твердо решив строить предсказуемое будущее только для себя, оставив обществу роль хорошо темперированной массовки.

Кого-то задавили, а кого-то, по сути, купили. И купленная часть общества, сохранившая потребительское благополучие, решила, в полном теперь противоречии с теорией Липсета, что как раз демократия-то и есть то, что совершенно не нужно, — и так все хорошо. Не надо ничего «расчесывать» — неплохо можно жить и при авторитарном режиме. Хотя к нему надо приспосабливаться.

А кремлевским верхам и вовсе стало скучно, захотелось «движухи». Начали с Крыма, на волне успеха и энтузиазма продолжили в Сирии. Еле объяснили погрязшему в потреблении населению, зачем эта Сирия ему в принципе сдалась. Население стало выходить из счастливого анабиоза и наливаться милитаристской мессианистической имперской злобой. Мы были унижены, надо показать Западу ту самую мать Кузьмы. Пользуясь при этом всем западным и проживая жизнь по-западному.

Кузькина мать обернулась ракетой «Орешник» и указала путь к новой цели — экзистенциальной битве с Западом и недостижимой победе над ним. Победе, уходящий за горизонт, как когда-то коммунизм. Вместо покорения космоса и мирной космической же гонки — новые приключения нового Мюнхгаузена в виде путешествия к центру Земли верхом на разрушительном «Орешнике».

Впрочем, на третьем году (не говоря уже о четвертом) спецоперации степень адаптации оказалась на столь высоком уровне, что как минимум высший средний класс научился сочетать правильное «патриотическое» поведение и способность получать под нечто «патриотическое» госзаказы с нескончаемой светской жизнью дофевральского образца. Тут, главное, не сорваться в формат «голой вечеринки» — и все будет хорошо. Число и размах корпоративов под новый 2025-й год достиг довоенного уровня.

Утрата золотого ключика

В сегодняшней России произошел хроноцид — убийство времени. Самого времени нет, не то что образа будущего. Горизонт планирования короткий. Те, у кого есть деньги, хотя бы планируют отпуск. В целом же представления о будущем ограничиваются надеждами на то, что завтра будет лучше, чем вчера. Собственно, в результате остановки времени упал и спрос на будущее — как у широких масс, так и у государства, как всегда ограничивающего свои представления о будущем версткой бюджета. А там сплошные «оборонные» расходы. Будущее — в прошедшем. Отсюда и чрезмерное внимание государства к вопросам истории и их мифологической трактовке. История битв с супостатами, побед и парадов — источник сегодняшней легитимности власти.

Все это битва ретро-государства с будущим за прошлое. «Возвращение» земель — это исправление неправильно сложившейся истории. Вся политика — прикладной (во всех смыслах слова) единый учебник истории. Широко анонсированная архаика пошла гибридным походом на модерн и модернизацию, воплощенные в Западе. Тогда

Растрачиваются ресурсы будущего, то есть молодое поколение, притом что именно на него хотели бы опереться геронтократы, превратив молодых в окопократов. Пробиваются самые циничные, видящие в СВО карьерный лифт. Но карьера и деньги — это не будущее, это личная лестница куда-то вверх, хотя на самом деле она идет в сторону земной коры, — известно, что «Орешник» пробивает землю то ли на пять, то ли на девять этажей вниз.

Знакомый психиатр рассказывал, что в больницах много молодых людей-наркоманов, чья мотивация — жизнь одним днем без перспективы, потому что будущего, тем более в военных обстоятельствах, нет. Продажи антидепрессантов который год бьют рекорды.

Футурошок сменился футуройоком. Ворота будущего, когда-то открывшегося в середине 1980-х, накрепко заколочены, они снова занавешены нарисованным очагом папы Карло. А золотой ключик от волшебной двери утрачен. Или тщательно спрятан. Куклы возвращаются в театр Карабаса-Барабаса и убеждают себя в том, что им здесь будет лучше.

Об авторе: обозреватель «Новой газеты», публицист, политолог

* Внесены властями РФ в реестр «иноагентов».